На прошлой неделе отмечалась 64 я годовщина начала Великой Отечественной войны. А накануне Дня скорби и памяти жертв ВОВ телеканал СТБ показал российский документальный сериал «Последний миф». Фильм не нов: его украинская премьера состоялась в столичном Доме кино накануне 55-летия Победы (тогда же, в 2000 году, он был показан по каналу «1+1»), а большая часть съемок пришлась на середину 1990-х. Тем не менее, и сегодня «Последний миф» не устарел, и значительной частью зрителей по- прежнему воспринимается как историческая провокация. Дело в том, что в основу фильма легла изложенная в книгах Виктора Суворова (настоящее имя — Владимир Резун) версия о том, что Вторую мировую войну планировал развязать СССР. Виктор Суворов и стал главным героем «Последнего мифа». По мнению многих, стараниями авторов фильм получился не настолько скандальным, как книги офицера-перебежчика. К тому же, на сегодняшний день у Виктора Суворова уже есть немало оппонентов. (Можно упомянуть, например, книгу «Антисуворов» Алексея Исаева, попытавшегося доказать, что методология построения доказательств Виктором Суворовым базируется «на демагогии и передергивании фактов»). Тем не менее, не принимать во внимание версию Суворова уже вряд ли получится. И такие телепроекты, как «Последний миф», — при всей неоднозначности восприятия — всегда найдут своего думающего зрителя.
Об истории возникновения «Последнего мифа» и особенностях его восприятия в разных аудиториях «День» предложил рассказать одному из авторов этого документального сериала, генеральному директору телевизионной студии «Клото» Владимиру СИНЕЛЬНИКОВУ.
— Как зародилась идея сериала «Последний миф»?
— Началось с того, что на Западе я прочитал книгу «Аквариум», которая тогда еще не была известна в России. На то время я еще не знал, кто такой Виктор Суворов (и никто в России не знал). И когда я оказался в Лондоне (на съемках игрового фильма о Фаберже), то попросил двух моих товарищей — известного правозащитника Владимира Буковского и блестящего публициста Леонида Финкельштейна (Владимирова) — помочь узнать мне, кто такой Виктор Суворов. Я же не знал, что они — его единственные друзья в Англии. И они рассказали мне, что он — разведчик ГРУ, перебежчик и т.д. Я попросил, чтобы они свели меня с ним — я хотел предложить Виктору Суворову экранизировать «Аквариум». Они сказали, что хотят познакомить меня с ним, но общение с ним — это калитка, которая открывается в одну сторону, потому что он находится под присмотром английской разведки, живет на военной базе, и его охраняют англичане. Мои друзья объяснили, что они могут только написать ему. Если он сочтет нужным, то ответит. И он ответил. Сказал, что готов встретиться со мной через несколько дней, через сколько именно — не уточнил. Выяснилось, что меня «вертели» на компьютере НАТО в Брюсселе, чтобы узнать, не приехал ли я «ликвидировать» предателя Родины.
Мы встретились. Я предложил ему экранизировать «Аквариум». Но выяснилось, что он передал права на экранизацию «Аквариума» полякам и украинцам (к сожалению, картина получилась не очень удачная). Однако Суворов рассказал мне, что есть книга его жизни — «Ледокол», книга о том, кто начал Вторую мировую войну и кто ее проиграл. И он в своей книге утверждает, что ее начал Сталин и Советский Союз, а не Германия и Гитлер, и что мы ее проиграли. И он сказал, что даст мне право на экранизацию «Ледокола», если я напечатаю эту книгу в России. Я увез рукопись «Ледокола» в Москву, прочитал, был потрясен мне удалось выполнить его ультиматум: сначала книга была опубликована в журнальном варианте, в журнале «Дружба народов», а потом — полностью, в книжном. Тогда еще у власти не было Путина, и еще было многое можно. Никто не мог предположить, что «Ледокол» Виктора Суворова разойдется тиражом 11 миллионов экземпляров. Сегодня даже 500 книг — это тираж, тысяча книг — это хороший тираж, а «Ледокол» — не детектив, не эротический роман, а научная публицистика — вышел тиражом 11 млн. экземпляров!
А мы начали работать над фильмом. Я и сегодня не хочу говорить о том, кто дал деньги на его создание, потому что эти люди живы, и у российских властей большие претензии к этим людям, и российские власти не знают, что они к тому же еще финансировали сериал, рассматривающий ту версию начала и результатов войны, которую исследует «Ледокол» Суворова.
И мы сделали сериал. Причем, сразу решили, что мы — не адепты Суворова, мы не экранизируем «Ледокол» и следующие его книги — «Последняя республика», «День «М» и другие, которые развивают тему «Ледокола». Мы искали оппонентов идеи Виктора Суворова, искали людей, которые ненавидят его как предателя Родины, среди них высших офицеров ГРУ. Мы искали историков, которые способны опровергнуть эту опровергающую все каноны теорию. И в ответ, к сожалению, мы получали только брань: «предатель» и т.п. Ну, хорошо, предатель, но опровергните его как историка. Мы всех его оппонентов включили в фильм. К сожалению, они выглядят неубедительно. Во- первых, неубедительно по аргументам. Во-вторых, Суворов невероятно талантлив как рассказчик. Все, что он пишет, все, что он рассказывает, — это как завораживающая дьяволиада. И поэтому все получалось асимметрично в этих спорах, диалогах, дискуссиях.
— Вы изначально были готовы к, мягко говоря, неоднозначному восприятию этого фильма в России?
— Конечно, я был готов. Но я думал, что прошло 50 лет (на момент работы над фильмом), поколение воевавших почти ушло. Уже выступил на пятидесятилетии Победы Борис Ельцин на Поклонной горе. И сказал потрясающую фразу об этой войне: у нее есть еще ненаписанные и вырванные страницы. Тем самым он открыл дорогу к неканоническому исследованию войны.
Но я совершенно не ожидал, что буду проклят за эту картину так же, как Суворов. Я получил сотни и тысячи писем — в основном, инспирированных советским военным истеблишментом и военными официозными историками, которые инициировали и провоцировали протесты рядовых участников войны. Но они были искренни — эти протесты. Почему «Последний миф»? Потому что эти четыре года — с 1941 по 1945 — были единственными четырьмя годами из истории советской власти, еще не проанализированными историками и политологами. Потому что режим умело прятался за подвиг народа, и сталинская военная доктрина пряталась за подвиг солдат. И мы своими экранными раздумьями лишали солдат прошлого, мы лишали их самого дорогого, что у них было в жизни — веры в святую миссию своего ратного подвига. После войны они голодали, болели, нищенствовали. Но у них было это прошлое. А мы сказали, что это было неправедное прошлое, что их использовал сталинский режим. Я больше никогда не возьмусь за эту тему. И еще: я понял, что мы слишком рано начали делать «Миф». Полвека оказалось слишком маленьким сроком. Вот сейчас, когда отмечалось 60 лет, можно было бы начинать — сейчас, когда прибалты все сказали, когда Украина все сказала. Мы слишком рано начали.
Но, тем не менее, мы показали картину в России один раз, и то случайно. Или не случайно. Когда телеканал «ТВ-6» был продан Борису Березовскому, он своим личным решением, по рекомендации своих политологов (в частности, блистательного историка Юрия Фельштинского), решил поставить в эфир эту картину. И это был единственный показ в России, хотя до этого я получил 100% денег за то, что его должны были показать на РТР, и не показали (это было еще во времена Ельцина). Сказали, что покажут после окончания войны в Чечне. Я жду.
Потом картина была показана в Украине, на канале «1+1», и это было политическое решение Александра Роднянского. Я совершенно не ожидал такой шоковой реакции зрителей. По окончании показа сериала была дискуссия, меня пригласили на нее в Киев. Жаркий спор начался в полночь и закончился после часа ночи. В ходе интерактивного опроса телезрителей примерно 1250 человек сказали (и это в час ночи): мы не верим Суворову и не верим Синельникову, а две с половиной тысячи человек сказали: мы верим Суворову, и мы верим Синельникову. И я понял, что Украина реагировала на эту версию по-другому, чем Россия.
Мы показали эту картину в Америке — на обоих берегах: и в Нью-Йорке, и в Лос-Анджелесе. Там тоже живут наши ветераны, которые поменяли русские паспорта на грин-карты. Они возмущались и писали владельцу русскоязычного канала: мы прекратим подписываться на твой канал, зачем ты показываешь фильм о предателе? Я приехал на дискуссию с представителями этого воинского содружества, живущего в Америке. Но им запретили встречаться со мной — понимали, что им будет трудно выдержать эту дискуссию... Всех их жалко.
Возможно, только сейчас можно было бы начинать работать над сериалом. Или даже дать ветеранам возможность уйти... Нельзя лишать их веры в то, что они защищали свою Родину, а не доктрину Сталина.
— А какая из версий начала войны ближе лично вам? Вы на сто процентов доверяете Суворову, по версии которого зачинщиком Второй мировой войны был Советский Союз?
— Суворов очень темпераментен, он — как каждый концептуалист вписывает факты в свою концепцию. Но очень трудно опровергнуть, что Советский Союз хотел завоевать Европу для коммунистического режима. Как минимум всю Европу. Для этого строился Дворец советов (на том месте, где сейчас стоит взорванный раньше, а затем восстановленный Храм Христа Спасителя) — чтобы там принять в состав Советского Союза «последнюю республику» (какую — не знаю, Испанскую, Парагвайскую — не важно). Суворов очень интересен. Он, к примеру, задает вопрос: почему Парад Победы не принимал главнокомандующий — Сталин? Ведь Главнокомандующий и Победа — это «жених» и «невеста». Почему? Не умел ездить на лошади? Ну, еще на два месяца отложил бы Парад Победы, научился бы. А почему бы Иосифу Сталину не принять парад на танке «Иосиф Сталин»? А почему бы не принять парад на трофейном гитлеровском «мерседесе»? Потому что проиграли войну, вот почему Главнокомандующий не стал принимать парад — поскольку не взяли Грецию, Францию, Испанию. Я говорю Суворову: это домысел, эффектный, но домысел. Однако Суворов прочитал все мемуары военачальников, у него патологическая память. И он раскрывает передо мной книгу трижды Героя Советского Союза Покрышкина, который вел эскадрилью самолетов над Красной площадью в день Парада Победы 1945 года. И Покрышкин пишет о том, как они пролетели над Кремлем, опустились на военном аэродроме Чкаловское (под Москвой), зашли в столовую, налили по стакану водки, выпили, и кто-то горько сказал: «Какую войну прос..ли»... Потому что не взяли Европу. И это главная причина, считает Суворов, почему Сталин не принимал Парад Победы. А я — уже спустя десятки лет, задаюсь вопросом: а кто оплачивал казармы и палатки для советских солдат, которые уходили из Германии спустя 50 лет? Германия, проигравшая Германия. А чьи консервы мы с вами получали и получаем в качестве гуманитарной помощи? Немецкие, в том числе. Спустя несколько десятилетий после войны. Так кто же выиграл войну? Я не адепт Суворова, но от этих вопросов не уйти...
Но когда мы разговаривали с выдающимся политологом Львом Зиновьевичем Копелевым (мы его снимали в Кельне), он спросил: «Вы хотите посадить на скамью подсудимых Нюрнберга Сталина? Хотите, чтобы скамья была длиннее?» Я говорю: «Да». «А почему вы не хотите посадить на эту же скамью Трумэна — за то, что сбросили атомную бомбу на Японию? А почему вы не хотите посадить Черчилля — за то, что разбомбили все немецкие города во время этих чудовищных гражданских бомбардировок? Нюрнбергский процесс, — сказал он, — был процессом победителей, он не был объективным процессом».
— Насколько все-таки искренним, по вашему ощущению, был Владимир Резун в фильме? Думаю, что у многих зрителей сложилось ощущение, будто он играет...
— Конечно, он играет. Он безумно талантлив. Ну и что тут плохого? Искренен он или не искренен? Я уверен, что искренен. Он написал много книг, и все об одном — «Последняя республика», «День «М» и др. Я его спросил как- то: «Твоим детям, когда ты ушел, было два года и шесть лет (мальчику — два, девочке — шесть), они — англичане, не говорят по-русски. Они понимают цену твоих книг, им это интересно?» «Нет». Значит, ради чего? Ради, как ты говоришь, этих «тридцати серебреников»? (Он, кстати, небогат, совсем небогат). Конечно, он одержим этой идеей своей жизни.
Он утверждает, что ради этого и ушел. Так это или не только так — не знаю. Но то, что он искренен, — безусловно.
— Вы уже упомянули о разном восприятии Вашего фильма в России и в Украине. А как Вы лично считаете, почему Украина реагировала иначе?
— Мне рассказывали люди, с которыми я общался, как восстанавливали советскую власть на Украине — когда Красная армия уже шла на Запад. Назначают председателя сельсовета — ночью его нет. Второго назначают — тоже убили. Тогда выстраивают всю деревню, и каждого десятого расстреливают. В Украине! И не только в Западной. Украина тоже много натерпелась от Москвы. Может быть, она менее остро реагирует на это, чем Прибалтика, но мотивы того восприятия фильма, которое имело место в Украине, мне совершенно понятны.
— А в России, насколько можно понять, негативная реакция все-таки преобладала?
— Безусловно. Но время идет. И в России появились молодые историки, которые не так табуизированы, не так политизированы. Они спокойнее относятся к версии Суворова. И кто- то мне сказал (я не проверял), что в школах в списках факультативной рекомендательной литературы о войне есть и книжки Суворова.
Но в то же время историку, который был нашим консультантом, не дали защитить докторскую — только за то, что он был нашим консультантом. И в то же время можно упомянуть блестящего историка Валерия Дмитриевича Данилова, доктора наук, которого хотели исключить из Академии военных наук — из- за того, что он поддерживает версию Суворова. 506 человек в Академии — одни ортодоксы. Шесть человек проголосовало за исключение его из Академии (по инициативе Президента Академии). Только шесть... Время идет.
— В начале интервью, говоря о периоде съемок фильма, Вы произнесли фразу: «еще было многое можно»... А возможны ли подобные фильмы в современной России?
— Сделать — можно, показать — нет. Я сделал при советской власти картину «Колокол Чернобыля» — двадцать лет назад, ее не показывали год или полтора. И это была последняя моя «полочная» картина. И не так давно — два с половиной года назад — я сделал фильм о взаимоотношениях власти и личности, власти и прав человека (он называется «Воспоминания о настоящем»). Его не показал ни один канал, и он стал первой «полочной» картиной времен Путина. Поэтому сделать — можно, но показать — нет...
— И еще один вопрос: как в контексте версии Суворова Вы восприняли празднование 60-летия Победы в Москве?
— Я знал, что будет так. Я только не предполагал, что будет такая общественная реакция. Скажем мягко, реакция неприятия того, что статистами сделали несчастных ветеранов и всех глав государств, которые приехали в Москву.
Я сейчас много работаю, снимаю большой сериал о международном терроризме, и мало бываю в России. Но тут я оказался дома, и я понял, что не выдержу в Москве этих трех юбилейных дней. Я сел на корабль, который шел в маленький старинный русский город Углич. На корабле нет телевизора, я мог всего этого не видеть. Потом, когда вернулся, прочитал. Я знал, что так будет. Я только не знал, что вот это — точка отсчета, когда уже можно было начинать показывать «Последний миф». Несмотря на всю цензуру и самоцензуру сегодняшнего времени я почувствовал, что время проанализировать правду о войне пришло.
