Для зарубежных и украинских СМИ уходящий год в который раз поставил проблему причастности журналистики к малым и большим трагедиям мира. Эта проблема не нова, однако она актуализировалась именно на протяжении последних месяцев.
Известно, что без радио и кино не было бы магнетизма Гитлера. Радио стимулировало геноцид в Руанде, в Сомали режиссеры войны использовали его для провокации и распространения насилия. Электронные СМИ были инструментом разжигания этнической вражды и кровопролития в бывшей Югославии. Конечно, в нашем распоряжении и противоположные по последствиям факты — передачи легенды американского телевидения Уолтера Кронкайта (CBS), имевшие существенное влияние на прекращение Вьетнамский войны, благородная позиция Малкольма Маггериджа, Гарета Джонса в освещении этноцида украинцев 1932—1933 годов... Однако количество биологических и духовных жертв значительно больше количества спасенных. Эта причастность имеет многогранный характер. Она связана с изысканным сервилизмом, беспринципностью слова, в конце концов, с лакейством, но больше всего зла — от безразличия «с умытыми руками» образца Дюранти.
Поучительность СМИ состоит и в осознании того, что от полноты информационной палитры мира зависят тысячи, а то и миллионы людей со своим правом на жизнь, счастье и правду, что степень свободы слова сегодня актуально определять не только в контексте отношений между правительством и национальными СМИ, но и принимая во внимание монополизацию коммуникационного процесса несколькими медиагигантами. Именн о они в значительной степени отвечают за эстетизацию войны, которую вот уже свыше десяти лет подают зрителю как «операцию по разоружению», «программу ликвидации конфликта», как компьютерную стрельбу, озаряющую фейерверками ночное небо, например, Басры. По телевизионной версии современная война имеет, обычно, стратегическую цель, а оружие — гуманную. В этом контексте знаковым стал показ в этом году другого, очищенного от триумфалистической косметики лица войны, который транслировал катарский канал Al-Jazira. Кадры с пленными американскими солдатами и телами убитых во время бомбардировки людей на улицах Багдада, которые показала эта телекомпания, хотя и противоречат Женевской конвенции, но убедительно доказывают, что реальные альтернативы войне лежат не только в правильном выборе политики, концепций общественного развития, доктрин (некоторые из них, кстати, могут оправдывать массовое убийство), но и проходят по грани человеческой жизни и смерти.
Конечно, когда рядом с СNN появляется Al-Jazira, это ситуацию не спасает. Контрастность в освещении событий часто питает полуправды по- манихейски разделенного мира и содействует, скорее всего, стереотипному ощущению реальности, нежели ее пониманию. Поэтому так важно смотреть на мир собственными глазами, тем более — на свою историю со «своей правдой», которую нельзя подчинять требованиям телевидения. Сегодня в украинском телеэфире мало сказать «я так думаю», нужно иметь основания «так думать». Потому что, когда тему Голодомора рассматривать в плоскости псевдоальтернативных вопросов, как например, «был Голодомор или не было», можно достичь только вершин красноречивого цинизма... для которого чем больше глумления, тем больше спрос.
Сторонники телерингомании могут сослаться на плюрализм, забывая о том, что плюрализм имеет настоящий смысл тогда, когда это что-то вроде «симфонии правды», без фальшивых звуков. Иными словами, спорить можно об оттенках, а не о контрастных цветах. Во втором случае — это уже не телеплюрализм, а теледальтонизм. Характерно, что весь информационный потенциал таких передач якобы помогает распознать правду и неправду. Однако когда точкой отсчета упомянутой выше дискуссии является абсолютное право высказывать свое мнение, игнорирующее приобретенные на опыте человечества факты и критерии правды как исторического и морального явления, независимо от аргументов участников передачи добро и зло приобретает информационную паритетность, и что особенно важно — самодостаточность. Эта проблема хорошо проиллюстрирована в освещении войны в Ираке. Мы были свидетелями непрерывного транслирования самодостаточной войны. В первые дни вторжения в Ирак была возможность наблюдать за драматическими рейдами танков в пустыне, аттракционными взрывами, штурмами. Представители информационных сетей (CNN, MSNBC и др.), транслируя войну в режиме non stop, перескакивали от одного информационного фрагмента к другому, без каких-либо более глубоких рефлексий, контекстуальности этих трагических событий. Создавалось впечатление, что война — явление, не нуждающееся в объяснениях. Однако даже террор если не имеет оправданий, то имеет причины, его нельзя давать как точку отсчета для анализа масштабных процессов уничтожения. В случае с Голодомором была заметна попытка определять трагедию вне критериев справедливости, которую медиа зачастую расчленяют и придают ей относительный характер. В решении Пулитцеровского комитета отмечено, что присуждение премии журналисту «New York Times» происходило в других исторических условиях и что уже нет в живых ни Дюранти, ни тех, кто присуждал ему премию. А поэтому они не могут выступить в свою защиту. Это яркий пример подмены правды требованиями следовать юридическому формализму. Принимая это во внимание, можно реабилитировать самых больших тиранов прошлого. Вот здесь мировые СМИ должны бы обнаружить свою способность медиатизировать реальность. Ведь в одних случаях они могут подчинять собственным интересам чуть ли не все сферы общественной жизни, в том числе его правовые нормы, а в других — чему-то нет. В то время, когда украинский кинематограф слаб и трудно надеяться на украинский «Список Шиндлера» или «Пианиста», СМИ (особенно это касается телевидения) должны расширять полноту исторической правды. Потому что перед тем, как что-то делать сейчас и на что- то надеяться завтра, логично спросить себя, что мы должны знать? Без связи с историческими знаниями, без осознания общности исторической судьбы — и в славе, и в трагедиях — наши надежды могут оказаться миражем. Ведь трагедия 1932—1933 годов — не отстраненная реальность, а большое предостережение для нашего времени. В книге Лидии Коваленко и Владимира Маняка «33-й: голод» есть такие слова: «Голодомор не был трагической «случайностью», не природа и отнюдь не наша земля виновны в смерти миллионов». К сожалению, и это нужно доказывать...
