Основные ток-шоу недели так или иначе упирались в один вопрос: в чем состоят наши национальные интересы? О том, что они еще не определены и не сформулированы, говорили в «Я так думаю» («1+1»), обсуждая тему Тузлы. И хотя программа вышла в эфир, когда первый шок по поводу ударного строительства российской дамбы и невнятного объяснения заказчиками ее предназначения мы уже пережили, яснее то, что происходит в Керченском проливе, не стало. Однако страсти малость поутихли, стороны позиционировались и стоят на своем (что для Украины скорее исключение, чем правило), поэтому попытка определить, почему такое вообще стало возможным, вполне оправдана. Не менее интересен сравнительный анализ общественных реакций в России и Украине на территориальные претензии одной «сестры» к другой. Конечно, Москва — не вся Россия, но плотность российских столичных амбиций очень показательна. Так вот, подавляющее большинство москвичей считают, что России значительно важнее заполучить остров, а значит, и контроль над Керченским проливом, чем сохранить добрые отношения с Украиной. Украинцы дружбу с Россией ценят выше.
Комментируя такие неожиданные итоги опросов, Мирослав Попович, например, считает, что, с одной стороны, это характеризует нацию даже хорошо. Такие вот мы неагрессивные, миролюбивые и пушистые. С другой стороны, получается, что интересами своей страны мы легко готовы пожертвовать ради чужих интересов. Почему? А, в первую очередь, потому, что интересов своего государства мы попросту не знаем. И Попович не знает — не потому, что это страшная военная тайна, а потому, что даже декларативно они четко и ясно не обозначены. И эта необозначенность — следствие властной непатриотичности, потому что патриотичность не ограничивается только знанием государственного языка, любовью к предметам украинской старины или призывами к возрождению размытого и затертого понятия «духовность». Интересно в этой связи поучение российского императора престолонаследнику в «Бедной Насте», российском телесериале, который сейчас транслирует тоже «1+1». Так вот, рассказывая сыну об отношениях с дамами, российский император давал преемнику такую установку: хранить верность только своему государству, быть кристально честным только перед Россией, отстаивать интересы, в первую очередь, своей страны, а затем уже — царской семьи. Нам бы такие традиции…
Хотя и давнее наличие потерянных затем на время традиций — не гарантия иммунитета от вируса апатриотичности. Лех Валенса, например, по мнению поляков, отошел от определения любви к родине, данного российским императором.
В «Документе» Юрия Макарова после просмотра документального фильма о Михаиле Горбачеве «русский, поляк и украинец» пытались выяснить, что же такое власть — цель или средство? И что ищут в ней бесчисленные пилигримы, почему не могут «соскочить», вкусив ее однажды? По определению российского политолога, власть — средство для достижения вне ее лежащих целей. Однако, заметил с нашей стороны опять-таки Мирослав Попович, были люди, шедшие к власти, чтобы служить обществу, — беззаветно и практически бескорыстно. Это тоже талант, призвание и возможности души, готовой к такому служению. Но сколько их, пришедших и идущих во власть «по призванию», и сколько тех, кто, отправившись туда с благими намерениями, не выдержал испытаний и искушений? Что власть сделала с ними, почему из ее горнила одни выходят обезображенными, другие опустошенными, а просветленных ею нет?
Когда польский собеседник рассказывал в рамках «Документа» об отношении к власти двух польских лидеров — Валенсы и Мазовецкого (условно «демона» и «ангела» власти), по лицам участников обсуждения в украинской студии мелькнула тень неловкости, поскольку даваемые определения и сравнения были не теоретическими, а реальными, конкретными и не из прошлого. О том, что Валенса, придя к власти на гребне народной любви, распорядился ею не лучшим образом; о том, что использовал ее для достижения своих интересов, что «интриганил», заплыл жиром самомнения, «совершал поступки, которые никто не мог объяснить», было рассказано абсолютно спокойно, без политических противопоставлений и с одной целью — пояснить, что народ способен так же быстро и горячо разлюбить своего лидера, обманувшего его надежды. Хотя народная любовь — категория для нас не совсем понятная и редко употребляемая, отстраненный анализ «побочных действий» власти, с учетом особенностей украинского «организма», очень актуален. Потому что, как выразился московский гость, лидер не только символизирует страну, он ее «окрашивает» и видоизменяет.
Чтобы не обмануться и не заблудиться в условностях и масках, ведущий предложил нам свою формулу, согласно которой определение сути вопроса зависит от того, является тот или иной политик носителем исповедуемой идеи или ее пользователем. От этого, по мнению автора программы, зависит, кто во власти по зову сердца, а кто пришел туда незваным.
А «Двойное доказательство» предложило нам в очередной раз определиться с направлением движения — в Азию или в Европу. Нет, это, видимо, вообще у нас такая национальная забава: вначале нам объявляют о сознательном и территориально обусловленном «европейском выборе», идут с этим объявлением, простите за каламбур, на выборы, а потом спрашивают, а не пойти ли нам обратно? А то в Европе, мол, на нас смотрят без энтузиазма, иначе как соседями видеть не желают, нам это обидно. Выходит, мы, теоретически отстаивая свое право выбора — кого любить, а кого не очень, в подобном праве европейцам как бы отказываем, требуя любить нас немедленно. А раз немедленно у них не получается, мы еще подумаем, к какому берегу направиться. Может, к тому, что проще и ближе, — особенно со стороны Тузлы.
По мнению эксперта программы Александра Чалого, европейский выбор — прежде всего, выбор личный. Мы потеряли свою европейскость, нас уже «обазиопили», а европейскость, по Чалому, — это «чувства и ценности, приобретаемые не деньгами, а опытом поколений, живущих свободно». Нашему государству, демократическому в первом поколении, стать по сути, а не только географически, частью Европы будет сложно. Зато это путь домой.
