Бывает так, что неприметное событие застревает в памяти на всю жизнь... По крайней мере так произошло со мной, когда после 10-го класса я сдавал в 1966 году вступительные экзамены на факультет журналистики Киевского университета. Как абитуриент жил тогда в общежитии на улице Ломоносова. Как-то вечером зашел в комнату к студенту-старшекурснику и увидел на стене черно-белый рисунок, на котором была изображена пожилая женщина в белом платке с рогачом в руках. У меня от неожиданности екнуло сердце: «Кто эта женщина? Она очень похожа на мою мать». — «Это иллюстрация к стихотворению Василя Симоненко «Піч», — ответил студент. — Ты читал его стихотворения?» — «Нет, не читал. Слышал только по радио». — «Тогда вот что, — сказал он, — я даю тебе два сборника его стихов «Тиша і грім» и «Земне тяжіння». А утром вернешь обе книжки, потому что я еду домой на каникулы и вернусь в Киев только в сентябре».
Но ночь пролетела для меня словно на крыльях. Самая сильная та поэзия, которая полностью сливается с твоей душой, и тебе кажется, что ты сам написал эти строки...
Позже я прочитал еще две книжки стихотворений Василя Симоненко под названием «Поезії» и «Лебеді материнства». А потом — многолетнее молчание, точнее, умалчивание как имени поэта, так и его творчества. И только в 2008 году группой литературоведов под руководством профессора Межрегиональной академии управления персоналом Василия Яременко были подготовлены и выпущены четыре тома стихотворений, поэм, рассказов, новелл, а также журналистских публикаций Василя Симоненко. Полное собрание сочинений поэта стало прозрачным объяснением того, почему Симоненко на десятилетия был изолирован от украинского народа...
Когда осенью 2012 года я осуществлял социально-исследовательскую экспедицию по Днепру, два дня посвятил тому, чтобы побывать в Черкассах на могиле Василя Симоненко и собрать о нем материал в местных музеях. Мне посчастливилось не только встретиться и взять интервью у заслуженного журналиста Украины Петра Жука, который семь лет работал вместе с Василем Симоненко в редакциях газет «Черкаська правда» и «Молодь Черкащини», но и получить книгу «Зажинок», куда вошли лучшие поэтические и прозаические произведения Василя Симоненко и исследовательские статьи и воспоминания о нем (Петр Жук является соавтором книги вместе с журналисткой Татьяной Калиновской).
Теперь, когда я перечитал почти все, что написал Симоненко и что было написано о нем, стало понятно: поэта диктаторская коммунистическая система не смогла вложить даже насильственно в прокрустово ложе, следствием чего стала его ранняя смерть и умалчивание творчества. Его путь к самому себе был не столько долгим во времени, как тяжелым в условиях преодоления сопротивления.
Василь Симоненко родился в 1935 году, в расцвет Сталинской диктатуры, а умер в 1963-м, когда после временной Хрущевской оттепели началось закручивание гаек и беспощадная борьба с инакомыслием. А Симоненко от природы имел один дар, без которого немыслим настоящий поэт, — это любовь к миру и критическое отношение к нему, любовь к своему народу и критическое отношение к себе. Именно поэтому еще в школьные годы в сочинении на тему «Мое счастливое детство» он написал одно-единственное предложение: «У меня счастливого детства не было».
В 1956 году, будучи старшекурсником факультета журналистики Киевского университета, Василь Симоненко сделал в своей тетради такую запись: «Современная литература — своеобразная артель незрячих: старшие писатели ослепли в 20-е годы от слишком яркого света, молодые (мое поколение) и родились слепыми».
Когда по окончании факультета журналистики в 1957 году Симоненко начал работать в редакции областной газеты «Черкаська правда», то много ездил по Черкасской области и много видел, в отличие от тех, которые «родились слепыми». Под впечатлениями от увиденного поэт выносит в своем дневнике под названием «Окрайці думок» такой приговор: «Я выступаю... против новой религии, против лицемеров, которые не без успеха пытаются превратить марксизм в религию, в прокрустово ложе для науки, искусства и любви... Если марксизм не выстоит перед безумным наступлением догматизма — он обречен стать религией. Никакое учение не смеет монополизировать духовную жизнь человечества».
Как относилась тогдашняя коммунистическая власть и подчиненные ей газеты и журналы к поэтическим произведениям Василя Симоненко? Вот еще одна его запись в дневнике: «Печатные органы стали еще бездарнее и бесцеремоннее. «Літературна Україна» кастрирует мою статью, «Україна» издевается над стихотворениями. Каждый лакей делает то, что ему заблагорассудится...»
Но, несмотря на эти и другие «противотанковые ежи», лучшие и самые сильные поэзии Василя Симоненко просачивались и прорывались к людям в виде самиздатов, потом сотни и тысячи раз переписывались от руки и перепечатывались на машинках. Вместе с тем официальная власть делала вид: никакого поэтического творчества Василя Симоненко не существует, а если оно где-то и проявляется, то только в виде стихотворных упражнений школьнического уровня. Ведь недаром в издательстве «Молодь» уже целый год лежит сборник стихотворений этого Симоненко и его никак не могут выпустить в свет. Потому что слабенький...
Помог счастливый случай. Как-то в Черкассы приехала из Киева заведующая редакцией поэзии Гослитиздата Надежда Лисовенко. Она получила задание от начальства отобрать лучшие произведения молодых украинских поэтов для возможного издания отдельными книжками. Журналисты познакомили Надежду Лисовенко с Симоненко, который передал ей рукопись своего сборника «Тиша і грім».
Этот сборник Надежда Лисовенко «проглотила» по пути из Черкасс и послала Василю из Киева короткое письмо: «Прочитала рукопись и обещаю дать «зеленую улицу». Прошло несколько месяцев — и Анатолий Перепадя, товарищ Симоненко, привез из столицы сигнальный экземпляр новой книги, после выхода которой все поняли: в Украине появился новый поэт большой силы...
«НА КЛАДБИЩЕ ИЛЛЮЗИЙ»
Этот короткий рассказ о Василе Симоненко будет неполным, если не вспомнить один факт, связанный с Клубом творческой молодежи, созданным во время Хрущевской «оттепели» в начале весны 1960 года в Киеве. Это общественное объединение ставило перед собой высокую цель — духовное возрождение Украины. В Клуб творческой молодежи входили яркие личности, которые позже войдут в историю как шестидесятники. Активным его членом был и Василь Симоненко, который хотя и жил в Черкассах, но не жалел времени и сил для пробуждения национального сознания у молодых украинцев. В частности, поэт побывал вместе с Лесем Танюком и Аллой Горской на месте тайных захоронений жертв сталинских расстрелов в Быковнянском лесу под Киевом, а также на Лукьяновском и Васильковском кладбищах. При участии Василя Симоненко был написан и передан в Киевский горсовет меморандум с требованием обнародовать факты массовых расстрелов украинцев во время сталинского террора, упорядочить места захоронений и превратить их в национальные мемориалы. Коммунистический Киевсовет проигнорировал это обращение, а поэт вместе с другими участниками Клуба творческой молодежи попал под особое внимание и «опеку» КГБ.
В своем дневнике Лесь Танюк описывает глубокое душевное потрясение Василя Симоненко, когда они ходили между соснами Быковнянского леса, когда под их ногами вгибалась земля на братских могилах, а неподалеку мальчишки играли в футбол белым черепом, простреленным насквозь пулей.
Как раз после посещений Быковнянского леса Василь Симоненко пишет стихотворение «Гранітні обеліски»:
«...Мільярди вір зариті в чорнозем,
Мільярди щасть розвіяні у прах.
Душа горить. Палає лютий розум.
І ненависть регоче на вітрах.
Коли б усі одурені прозріли,
Коли б усі убиті ожили,
То небо, від прокльонів посіріле,
Напевне б, репнуло
від сорому й хули.
Тремтіть, убивці!
Думайте, лакузи!
Життя не наліза на ваш копил.
Ви чуєте? На цвинтарі ілюзій
Уже немає місця для могил!..»
Это произведение, которое распространялось в самиздатах, высоко оценили в компартийных и специальных государственных органах: «Если поэту сейчас только двадцать семь и он так глубоко все понимает, то что же будет, когда этот Симоненко проживет еще лет тридцать? С этим явлением надо что-то делать...»
Такое «что-то» было, по-видимому, старательно спланировано в недрах КГБ, и тайную спецоперацию провели летом 1962 года, когда Василь Симоненко, проведя на поезд своего знакомого товарища на железнодорожном вокзале в Черкассах, зашел в станционный буфет купить пачку сигарет, но продавщица отказала: дескать, у нас уже перерыв на обед, хотя в действительности до него осталось минут пятнадцать-двадцать. Одна из официанток вдруг уронила из рук на пол поднос с посудой и подняла шум. Неожиданно, словно из-под земли, появился дюжий человек в гражданской одежде и, не предъявив удостоверения милиционера, скрутил руки поэту. На спецмашине его повезли в линейное отделение транспортной милиции аж на железнодорожную станцию возле города Смелы — это больше 30 километров от Черкасс.
Только на второй день в областном центре стало известно, что Василь Симоненко задержан милицией. С большими трудностями только через секретаря Смелянского горкома партии Каплушенко журналистам удалось добиться разрешения на освобождение Василя. Забирать его из неожиданного плена поехали писатель Мыкола Негода и коллеги из газеты «Молодь Черкащини» Петр Жук и Виктор Онойко. В воспоминаниях Виктора Онойко, напечатанных впервые в «Літературній Україні» 27 февраля 1992 года, сообщается, в частности, и такое: «...Увидев меня, он (Василь Симоненко. — Н.Х.) сразу попросил закурить (знал, что из троих только я курю). Я перед отъездом купил пачку и отдал ее. Он жадно набросился на папиросу.
— Больше суток не курил, — объяснил, пока шли к нашему красному «Москвичу». И добавил: — Не ел и не спал.
Когда сел на переднее сидение рядом с водителем, повернулся к нам и закатал рукава рубашки.
— Вот, посмотрите...
Мы ужаснулись: все руки в кровоподтеках.
— А на теле, кажется, никаких следов. Хотя били. Чем били, не знаю. Какие-то толстые палки, кожаные и с песком, что ли. Обработали профессионально. И целились не по мягкому, а по спине, пояснице».
После избиения в милиции у Василя Симоненко начало резко ухудшаться здоровье, одновременно заострились и проблемы в семье. Поэт, чувствуя приближение смерти, пишет в своем дневнике: «По-видимому, началось мое угасание. Физически я почти беспомощен, хоть морально еще не совсем истощился...»
Когда стало совсем плохо, Василя в начале сентября 1963 года положили в больницу. Диагноз — рак почек. (Они находятся как раз в том месте, по которому милиционеры били кожаными мешками с песком.) Тяжелая операция...
В письме к двоюродному брату Алексею Щербаню Василь писал: «Больше месяца прошло после операции, а я до сих пор не встаю, и никто не скажет, когда я уже перебреду эту лужу анемии! А жить, Леша, хочется страшно, ведь мозг же еще у меня светлый и кое-что Симон (Симоненко. — Н.Х.) сделал бы еще, если бы только хоть немного сил вернулось. Ну, ничего, будем ждать новостей из хорошего края».
В ночь с 13 на 14 декабря 28-летний поэт Василь Симоненко доживал последние часы и последние минуты. Когда власть не может укротить бунтарского поэта, она убивает его чужими руками на дуэли или укорачивает ему жизнь разными методами. Так было с Тарасом Шевченко, так произошло с Василем Симоненко, в смертельную ловушку она загнала и Василя Стуса, когда после разгрома Клуба творческой молодежи его, как и многих других активистов этого молодежного объединения, арестовали и после многих лет тюрьмы Василь Стус погиб в карцере концлагеря для политзаключенных «Пермь-36» на Урале.
Как оценила творчество Василя Симоненко тогдашняя власть? Не буду цитировать многих компартийных «экспертов». Процитирую только директора Института литературы АН УССР академика Н. Шамоту: «Много в его наработке было незрелого, идейно нечеткого, не раз поэт допускал преувеличенное или искаженное проявление национальных чувств... Подносить творчество Симоненко как образец для литературной молодежи, мерить Симоненко других поэтов, приводить его в качестве примера мужества — это надо решительно отбросить». Такая оценка «маленького и злого человечка» Н. Шамоты, который позже затравливал и Василя Стуса, стала обвинительным приговором для поэта.
Рядом с могилой Василя Симоненко на городском кладбище в Черкассах похоронена и его мать Анна Тимофеевна Щербань. Когда смотришь на надгробный памятник поэта возникает впечатление, словно он вырывается с книгой стихов в руке из каменной глыбы серого гранита. Если бы он не умер так рано, то погиб бы, по-видимому, в тюремной камере где-то за Уралом. Ведь в такую жестокую эпоху ему пришлось родиться, жить и творить. Но этот поэт делал все, чтобы люди той эпохи менялись в лучшую сторону...
