Она любит одеваться в зеленое, любоваться пением Фрэнка Синатры, собирать этномузыку со всего мира, читать о приключениях смешного Карлсона и верить, что самый невероятный поступок все еще впереди. Для Ларисы Денисенко принципиально нет плохих произведений, ведь те книги, которые ей не понравились, она сразу же забывает. «Человек чувствует себя только тогда человеком, когда одновременно будет и золотым руном, и аргонавтом», — любит повторять пани Лариса в размышлениях над журналистским, адвокатским и писательским опытом.
Украинским телезрителям Лариса Денисенко известна, прежде всего, как ведущая «Документа» — единственной культурологической программы на канале «1+1», которая после долгих странствий по ночной сетке вещания в конце концов была закрыта летом этого года. Именно с этого досадного факта вытеснения остатков здравого мышления с телевидения мы и начали разговор с писательницей.
— Пани Лариса, начнем наш разговор с обсервации телепространства, поскольку до недавнего времени вы были ведущей программы «Документ» на телеканале «1+1». Почему, на ваш взгляд, форматы таких культурологических проектов не интересны украинскому телевидению?
— Если вести разговор вокруг «Документа», то стоит сконцентрировать внимание на редакционной политике канала. Несколько лет назад на этом телеканале произошел переход от интеллектуально-образовательных проектов к развлекательным. В нынешнем сезоне на «1+1» доминируют исключительно развлекательные программы. В целом, такой формат присущ не только «плюсам», но и другим каналам, которые предлагают зрителю разнообразные шоу. Внедрение культурологической программы в такие форматы будет выглядеть так же, как рядом с Донцовой будут читать Канта, то есть более-менее абсурдно. Закрытие «Документа» было неминуемым. Проект мог бы жить, только если каналу вернули бы его «лицо» с начала 1990-х.
В целом, концепция «Документа» никак не вязалась с проектами других программ, мы выходили ночью, вели интересные беседы на тему культуры, а другая часть эфира не известно чем была заполнена. Закрытие таких программ — это шаг навстречу деградации общества, потере эстетического вкуса, ведь все отражается на поколении новых людей, которые потерялись в сети, не умеют общаться, не могут назвать даже три эпитета к слову «море».
— Насколько мне известно, программа «Документ» выходила в четыре часа утра. На какую аудиторию вы рассчитывали в это время?
— «Документ +» — это программа, которая была направлена исключительно на аудиторию украинской диаспоры. Из-за разницы в часовых поясах для Канады и Америки проект выходил в прайм-тайме их телевидения. Когда я пришла работать на «1+1», то украинский «Документ» еще выходил в десять утра, а уже через год его запустили в ночной эфир со скачкообразными часами выхода.
— Есть ли у вас сегодня видение культурологического проекта для нынешнего коммерческого телевидения?
— На мой взгляд, эфир после полуночи — это лучшее время для культурологических проектов, которые будут собирать интеллектуальную аудиторию, потому что люди, которые привыкли читать допоздна и размышлять, будут делать это вместе с коллегами по ту сторону экрана. Мне кажется, что в особенном формате такие проекты не нуждаются, стоит только пригласить в студию какого-то интересного человека и вести с ним беседу. Время от времени я встречаю таких нестандартных людей, о которых мне хотелось бы рассказать стране, так как на нашем телевидении и так много популистов и псевдоученых. Настоящих эрудитов не нужно где-то выискивать, они есть среди нас и благодаря их ежедневному труду не исчезает интеллектуальный потенциал государства. Сегодня инфопространство состоит в основном из экзальтированных программ, где журналисты говорят чужими словами, мыслят по чьим-то стандартам. Такой культурологический проект можно запускать на телевидении только раз в неделю на час, и тогда действительно произошли бы изменения.
— Возможно ли, такой культурологический проект поставить в рамки прайм-тайма вместо дешевых и никому не нужных сериалов?
— Наверное, сейчас не стоит, потому что аудитория еще не готова к таким переменам. Люди ведь привыкли «заходить в воду» постепенно, то есть им надо дать немного времени для адаптации. Анализируя «телевизионные кухни» международных каналов, могу сказать, что сериалы будут жить. Дешевые «мыльные оперы» — это что-то сродни кошачьим консервам и сухим завтракам, приготовление которых не требует значительных усилий. Поверьте, кота очень трудно перевести с консервов на более полезную живую рыбу.
В ЖИЗНЬ — БОСИКОМ
— В вашей биографии говорится, что вы имеете литовско-греческое происхождение, а украинский язык выучили в 23 года. Сегодня вопрос языка для современных украинцев более чем актуален. Исходя из вашего примера, можно ли как-то «притупить» лезвие острой языковой дискуссии и хотя бы попробовать найти компромисс?
— Меня удивляет и будет удивлять то, что люди, которые живут в Украине, учатся, работают, но не хотят учить язык. Язык — это те крылья, которые каждый имеет при рождении, однако у каждого свой выбор: воспользоваться ими или нет, оставаться курицей или быть соловьем, выпрыгивать максимум на забор или увидеть другие страны. Я выросла в русскоязычной семье, потому что русский был компромиссным в общении моих родителей. Но когда ты живешь в Украине, ты должен знать язык этой земли. Это для меня принципиальная позиция. Конечно, никто не запрещает читать или общаться по-русски, такие вещи даже нужны для расширения миропонимания. Каждый должен понять, что от него зависит судьба государства, в первую очередь — от его слова.
— Вы используете свой журналистский опыт в писательском труде?
— Сейчас пытаюсь не использовать свой опыт из разных сфер, прежде всего из юридической, в литературе. В настоящее время я параллельно работаю адвокатом и могла бы написать множество рассказов о жизни моих клиентов. Также можно было бы описать и телевидение, но сейчас я не хочу этого делать. В своих книгах мне интереснее искать других самобытных героев.
— Кто-то из классиков сказал, что «в литературу нужно приходить в чистой обуви». Возможно ли, после «жизни» в сфере судопроизводства прийти в литературу «в чистых туфлях»?
— Наверное, можно, если оставлять ту грязную обувь за порогом и дальше идти босиком. Тогда ты приходишь в литературу с другими мыслями и словами. Вероятно, мой старт в литературе — своеобразная потребность духовного самоочищения, ведь юриспруденция — это способ зарабатывания денег, а деньги всегда там, где грязь.
— Ваша «литературная жизнь» началась де-факто с 2002 года, с победы в конкурсе «Коронация слова». А какой была писательская жизнь Ларисы Денисенко до 2002 года?
— Это была привычная жизнь человека, который что-то когда-то любит писать: открытки друзьям, нестандартные пожелания на разные праздники, смешные подписи к картинкам, небольшие рассказы для себя или друзей. В начале 2000-х я активно начала писать в ЖЖ («Живой журнал». — Авт.), создала блог, где выкладывала свои истории. Тогда же несколько российских издателей заметили мои работы и одобрительно отозвались. Когда ты видишь, что твои тексты нужны и интересны другим людям, то непременно хочешь идти дальше. Кстати, о конкурсе «Коронация слова» я узнала из рекламы на телевидении. Почему решила подать рукопись на конкурс? Наверное, до сих пор этот вопрос остается для меня риторическим.
— А как вы ищете своих героев? Есть ли у вас определенная концепция их поиска?
— Иногда на улице люди могут зацепить меня или фразой, или взглядом, или походкой. Образ человека попадает в сознание и как-бы провоцирует запуск механизма. Сразу начинаешь размышлять над стилем жизни незнакомых людей, их проблемами, словесными манерами. После этой аккумуляции размышлений выстраивается целостный образ, который нужно только перенести на бумагу.
— На вашем персональном сайте указано, что вы имеете лицензию на ведение практики в Оттаве и Торонто по делам, связанным с мигрантами и беженцами. Можете ли назвать своих героев своеобразными литературными мигрантами или беженцами?
— Да, некоторых героев я считаю беженцами и мигрантами. Когда начинаешь писать, то всегда есть такие персонажи, к которым трепетно относишься. По всей вероятности, эти чувства передаются читателям, их тоже это задевает, по крайней мере, они говорят мне об этом и пишут.
— Кстати, на вашем сайте есть возможность написать вам письмо. В свое время, наоборот, некоторые писатели отмежевывались от внешнего мира. Чем полезна такая переписка между писателем и его читателем?
— В целом, я являюсь очень активным интернет-человеком, меня можно найти практически во всех социальных сетях. Ежемесячно я получаю около 20—30 сетевых писем.
Наполнение писем очень разное: благодарности за книги, просьбы посоветовать, размышления над определенными персонажами. Мне интересно общаться со своим читателем, узнать о его впечатлении. Очень часто получаю сообщения такого плана: «Благодарю за книгу. Пишите еще». По большей части люди ограничиваются общими фразами, а мне хотелось бы заглянуть глубже, поэтому мне временами недостает конструктивных читательских комментариев. Очень часто эта переписка помогает понять свою аудиторию. Если писатель будет оставаться только в один на один с рукописью, у него будет чувство, что он пишет для «ящика».
ОНА НЕ БОЯЛАСЬ СМЕРТИ
— Мне известно, что сейчас вы пишете свой очередной роман, хотя, вместе с тем, начинали писать комедию, но потом обратились снова к первому тексту. Что подвигло вас к такому возвращению?
— Текст романа меня просто не отпускает. Я хотела как-то отойти от первого текста и начать писать что-то смешное, но что-то заставляло меня возвращаться. Иногда бывает, что напишу за целый день всего один абзац, а затем его уничтожу, на следующий день вообще не хочу писать. Однако роман меня не отпускает, я уже немного даже боюсь этого текста (улыбается. — Авт.), но радуюсь, что он вызрел.
— В одном из своих интервью вы сказали, что Андрей Кокотюха писал героиню своего детектива с вас. Часто ли случается писателям изображать персонажей друг с друга? Как в целом происходит взаимодействие в литературном процессе?
— Не знаю, имеют ли писатели такой опыт в изображении героев друг с друга. В случае Андрея его героиня была адвокатом, из-за того, что он мало знает живых адвокатов (смеется. — Авт.), решил изобразить персонажа с меня. В современном литературном процессе происходят постоянно какие-то взаимодействия, входят новые люди. Сейчас хочу прочитать новый роман Сергея Жадана, который будет отличаться от того, что он писал до сих пор, потому что сегодня важно переосмысливать пережитое. Недавно с восторгом прочитала роман Оксаны Забужко «Музей покинутых секретов», который заставил меня посмотреть на творчество пани Оксаны другими глазами. Надо сказать, что сегодня в литературе происходит поиск слова, образов, новых стилей самовыражения, потому и процесс остается «живым» и динамичным.
— В июльском блиц-интервью «Дню» вы рассказывали о совместной творческой работе с Галиной Вдовиченко, Ирен Роздобудько над новеллой «Песочная фигура» для издания «Домашний очаг». Планируете ли вы на будущее какое-то подобное творческое сотрудничество?
— Когда нам предложили написать такой текст в соавторстве, мы уже думали написать что-то совместно. Ирен занималась в это время реализацией своих проектов, в частности работала над мультиком; я погрузилась в телевидение, адвокатуру и свои тексты; Галина работала в ежедневной газете и параллельно писала роман «Кто такой Игорь?». У нас у всех никак не было времени на общий проект, и тут поступило такое нестандартное предложение написать историю из отпуска. Конечно, подбор такого коллектива не случаен: с Галей Вдовиченко мы похожи психотипами, мне было важно, чтобы тот, кто писал после меня, сумел удержать эмоциональную линию; Яна Дубинянская обогатила текст опытом фантаста с логическим продумыванием сюжетной линии; Ирен Роздобудько внесла в историю изюминку неожиданности, и, наконец, финиш произведения принадлежит Наталии Шевченко, которая является мастером по хеппи-эндам. Что касается будущих творческих тандемов, то тут возможна любая интерпретация.
— Если вдруг вам предложили бы очертить свою писательскую жизнь одним предложением, как бы оно звучало?
— На самом деле, трудно сказать. Наверное, «она не боялась смерти».
