Журналистику ждет период серьезной трансформации: исчезнет должность репортера, ведь в недалеком будущем роль сотрудников СМИ не будет сводиться к новостийным сообщениям; в этой профессии останутся только личности, способные к серьезной аналитике — такие предположения выразил главный редактор телеканала ТВі Виталий ПОРТНИКОВ во время встречи второго июля с участниками Летней школы журналистики «Дня». На протяжении двух часов Виталий общался со своими будущими коллегами о тенденциях в украинской и мировой журналистике, а также о будущем Украины и возложенной на молодежь роли в государствообразующих процессах. Самые интересные фрагменты разговора мы предлагаем читателям «Дня».
«СОВРЕМЕННЫЙ ЖУРНАЛИСТ ДОЛЖЕН БЫТЬ НЕ ТРАНСЛЯТОРОМ, А ЛИЧНОСТЬЮ»
— Теперь начинается новый период, который связан с двумя тенденциями, я бы сказал, мировой и национальной. Период, связанный с мировой тенденцией, фактически сегодня приводит к смерти того, что мы вообще считаем современной журналистикой. Я не знаю, может, вы заметили, но все это деградировало до крайности во всем мире. Деградировало телевидение, потому что оно стало опираться на массовую рекламу, поэтому телевизионные каналы превратились скорее в такие трансляторы мильных опер. Деградировало радио, потому, что оно превратилось в исключительно такой сегмент для водителей и также стало ориентироваться на общую потребность аудитории, на общую такую идею, которая бы позволяла зарабатывать деньги на рекламе. Деградировала бумажная пресса. На замену всему этому приходит медиапространство. И это абсолютно другой мир. Это связано с тем, что человек будущего будет получать информацию из компьютеров разных видов: со стационарного на работе, с планшетного дома, с какого-то там экрана в автомобиле, собственного смартфона, потому что мы понимаем, что эра несмартфонных телефонов тоже завершается и телефоны становятся трансляторами новостей и мыслей, это совсем другая журналистика, потому что это объединение мыслей, объединение видео- и аудиоматериала. И сейчас только вопрос времени, когда будет изобретена форма этого журналистского общения с читателем и какой будет модель оплаты контента. Была иллюзия во время стремительного развития, который мы называем гражданской журналистикой, что контент не имеет оплаты, что теперь каждый может быть журналистом, что каждый может быть транслятором мыслей, новостей. Сегодня люди начинают теряться в непрофессиональной информации и требуют профессионализма, и это первый шаг к продаже контента, который уже на Западе начался, и мы к этому также придем. Безусловно, гражданская журналистика оставит свою важную функцию связи с читателем. Но монетизация работы будет связана с профессионализмом. В журналистике останутся только люди, способные рассказывать истории. Репортеры, которые всегда были фундаментом и сущностью журналистики, могут исчезнуть. Но ясно, что современный журналист должен быть не транслятором, а личностью. За ним остается другой жанр: анализ, очерк, история, интервью.
«МЫ БУДЕМ ЖИТЬ В ДРУГОМ ГОСУДАРСТВЕ»
— Сегодняшний кризис в журналистике, из которого выйдет новая, абсолютно качественная журналистика, в мире совпадает с кризисом государства. Государство, в его современном виде, доживает последние годы. Система управления в постсоветском обществе базируется на потреблении ресурсов, оставшихся после советской эпохи. Даже не на потреблении, а на разворовывании ресурсов. Сначала это была государственная собственность, потом она была приватизирована. В частном виде она бы могла давать определенные возможности для существования как тем людям, которые создали большой бизнес и захватили эту собственность, так и государству, которое за счет разных налогов могло бы удерживать патерналистски настроенное население. Однако все эти предприятия не модернизируются, особой прибыли они приносить не могут. Следовательно, в какой-то момент государство замрет: пенсии отключатся, выплаты закончатся, возможности государства исчерпаются. Вместе с тем, исчезнет наша власть и политическая элита. Не знаю, насколько можно удержать территориальную целостность в такой ситуации, однако мне кажется, что у Украины больше шансов, чем у России. Ясно одно — мы будем жить в другом государстве. Это будет другая Украина: страна не потребительская, с абсолютно новыми взаимоотношениями в обществе, где не останется места для патернализма, но будет огромное место для частной инициативы. Однако сначала будет нелегких 10-20 лет. Тем, кто останется в этой стране, придется тяжело работать, платить высокие налоги за частную инициативу, самостоятельно содержать своих родителей и искать деньги на образование своих детей.
Для журналиста это замечательная эпоха: период постоянных выступлений, срывов, изменений в политике. Появится новое население, которое перестанет сидеть дома, а будет бастовать, бить витрины и т.п. Для людей, которые хотят это описывать, — это просто прекрасно. Новости всегда будут находить вас, вам никогда не придется искать их самостоятельно. Вы будете просыпаться утром и знать, что уже есть 10 новостей: 5 хороших и 5 плохих, нужно только выбрать. Именно так мы работали в конце 80-х — начале 90-х гг. Это было замечательное время для журналистики. Страна тогда существовала для журналистов и для бандитов. Сегодня она будет меньшей мерой для бандитов, возможно, больше для инициативных людей.
«БАНКРОТОМ ЯВЛЯЕТСЯ НАША ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭЛИТА, А НЕ ТОЛЬКО ВЛАСТЬ»
— Я считаю, что банкротом является наша политическая элита, а не власть. Я абсолютно не в восторге от оппозиции. Но если я призываю голосовать за оппозицию на парламентских выборах, то это связано с тем, что я считаю, что ПР создала в этой стране вместо модели авторитарного патерналистского государства — модель криминального государства. Я считаю такую модель опасной для существования человека и для государства. Поэтому я всегда говорю, что, выбирая между оппозицией и ПР, нужно выбрать ту силу, которая способна ликвидировать криминальное государство. Но интеллектуальной элиты никогда в этой стране не было, потому что она находилась во вторичном виде. Здесь, если появлялось что-то похожее на элиту, оно или уничтожалось, или в Москву выезжало.
Это процесс ферментации: сначала появляется реальный средний класс, потом у этого среднего класса появляется необходимость учить своих детей — качественно и здесь, в этой стране — начинают вкладывать деньги в науку, образование. Вы должны понимать, что элита без финансирования не существует, что она сама не возникает. Если находятся нормальные деньги на содержание институтов, технопарков... (вы знаете хотя бы один украинский технопарк? Не может быть элиты без технопарка в современном мире), то тогда это появляется. Тогда люди получают хорошее образование где-то в Оксфорде или Кембридже, условно говоря, но возвращаются работать сюда. И уже становятся основателями украинских научных структур, не могут быть разные структуры, но эти люди связаны общими ценностями и общими идеями с теми, кто существует в другом мире. Еще одна проблема украинской элиты, это важно, это нужно понимать, это герметичность. Мы постоянно находимся в герметичном мире, но ни одна школа не может существовать в герметичном мире. Поэтому у нас закончились архитекторы где-то в 40-х 50-х годах, потому что те, кто строили в 20-х, они еще видели Париж и Рим, и новые разработки — они же общались с коллегами, они учились. А затем все это закончилось. У нас закончились театры и актеры, потому что все это была общая школа, они работали и переезжали, а то, что мы наблюдаем, фактическое уничтожение искусства — это следствие этого всего, потому что раньше были преподаватели с прекрасным опытом, с родным, условно говоря, французским языком, с блестящими представлениями о мировой культуре, и они учили кого-то, а кто-то, кого они учили, еще мог кого-то научить, но он был уже герметичным, замкнутым в своей среде. Он никогда не видел заграницу, никогда не обменивался ни с кем опытом — и так это все стало приходить в упадок во всех отраслях: от кино и театра, и журналистики, кстати, к физике и химии, потому что не бывает закрытой школы. Сегодня эта граница существует иначе, потому что человек отсюда выезжает учиться, он может быть биологом, он может быть кем угодно, он сюда не вернется, потому что ему не будет куда прилагать усилия, таким образом не воспроизводится этот процесс.
«ЖУРНАЛИСТСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ — СОЦИАЛЬНО ЗНАЧИМА»
Большие медиа-холдинги появляются, потому что это модель содержания. Есть соотношение бренда и доходов. Условно говоря, если у тебя есть таблоид, то он будет приносить тебе доходы, а если ты хочешь иметь какой-то бренд, газету Таймс, скажем, и эта газета может не быть прибыльной и даже не выходить в ноль, но она будет создавать образ твоего холдинга, что у тебя солидный холдинг. Это просто взаимовыгодный проект. Поэтому и образуются холдинги.
Журналистская деятельность еще имеет социальный аспект, она социально значима. Конечно, лучше бы информация была прибыльной. Но вообще деятельность журналистов связана еще и с тем, что это посредники в нормальной стране между властью и обществом, и модель существования журналистики всегда такая, чтобы обеспечить нормальное функционирование всем разным группам журналистики: от качественной до массовой. Если ты идешь в качественную газету, то ты работаешь на бренд, если ты идешь в массовую газету, то работаешь на прибыль. Но бренд создает прибыль для массовой газеты одновременно. Это сосуды. Они соединены и не могут быть один без другого.
«ЛЮБЫМ ПОИСКОМ К ЛЮБЫМ ПРОЦЕССАМ ЯВЛЯЕТСЯ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ФАКТОР»
Во-первых, изменения в России — это действительно достаточно стабильный процесс, который действительно абсолютно отличается от Оранжевой революции, потому что идея Оранжевой революции заключалась в защите честных выборов и опиралась не только на то, что большая часть населения хотела защитить свой выбор, но и на раскол самой номенклатуры. Одну представлял один кучмистский премьер, другую — другой. Для коррумпированного капитала — это огромная гарантия безопасности, потому что он понимает, что, какой бы ни была ситуация, к власти приходит человек, с которым можно договориться, свой человек, так или иначе, из своей группы. Поэтому это не только происходит в России. В России участники протестов — это люди, которые находятся очень далеко от политической номенклатуры, от элиты как таковой. Это какое-то другое пространство. Я всегда сравнивал Оранжевую революцию с событиями в России, скажем, 1991—1993 годов, тогда был раскол в элите, она разделилась дважды пополам. В Украине таких общественных процессов не было, мы их фактически догнали через 10 лет.
Никто в тоталитарных обществах особенно не меняет своего мышления, до того момента, когда людям есть за что жить. Любым поиском к любым процессам является экономический фактор.
«НЕ ПРОДАВАЙТЕ СВОЕ ИМЯ»
Самая большая ошибка — это уничтожение собственного имени. Вам будет казаться, что можете быстро заработать какие-то деньги, а там дальше все как-то разрешится, а затем окажется, что вы остались без имени, без репутации и с очень небольшим количеством денег. Потому что деньги появляются только тогда, когда они являются стабильным обеспечением вашего бренда и вашей роли в этой профессии. А когда они появляются один раз в качестве платы за вашу моральную капитуляцию, они никому не приносят счастья, вот и все.
Виктория СКУБА, «День»; Екатерина ИВКОВА, Антон СОЛНЫШКИН, Анна ЧЕРЕВКО, Марта КОВАЛЬЧУК, Анна СВЕНТАХ, Анна РОМАНДАШ, Надежда ШВАДЧАК, Татьяна АВДАШКОВА, Иванна СКУБА, Анна ЖУРБА, Елена СКИРТА, Летняя школа журналистики «Дня»
