Не удивительно, что атмосфера на Всемирном экономическом форуме в этом году была мрачной. Те, кто думают, что глобализация, технологии и рыночная экономика решат мировые проблемы, казались подавленными. Самыми сдержанными были банкиры. На фоне спада, вызванного кредитным кризисом, катастрофами во многих финансовых институтах и ослаблением фондового рынка, эти «повелители вселенной» казались менее всеведущими, чем некоторое время назад. Но не только банкиры оказались в давосской немилости в этом году, но и их начальники — банкиры центральных банков.
Каждый, кто участвует в работе международных конференций, привык слышать, как американцы читают лекции всем другим о прозрачности. Кое-что из этого наблюдалось и в Давосе. Я слышал, как все те же люди, включая бывшего министра финансов, который был особо громогласным в подобных предостережениях во время восточноазиатского кризиса, разглагольствовали о необходимости прозрачности в национальных фондах благосостояния (однако не в американских или европейских фондах хеджирования).
Но на этот раз развивающиеся страны не смогли удержаться и не прокомментировать то, насколько все это лицемерно. В атмосфере даже присутствовал оттенок злорадства по поводу проблем, с которыми сейчас столкнулись Соединенные Штаты, хотя это злорадство, конечно, было умеренным из-за беспокойства о влиянии этого спада на их собственную экономику.
Действительно ли Америка приказала остальным привлечь американские банки для того, чтобы научиться у них тому, как вести бизнес? Действительно ли Америка хвасталась своими лучшими системами управления рисками и зашла так далеко, что разработала новую систему регулирования (так называемую Basle II)? «Basle II» мертва, по крайней мере, до тех пор, пока не развеются воспоминания о нынешней катастрофе.
Банкиры и рейтинговые агентства верили в финансовую алхимию. О ни думали, что финансовые инновации могут каким-то образом превратить слабые залоги в сильные ценные бумаги, заслуживающие самых высоких (AAA) рейтингов. Но одним из уроков современной финансовой теории является то, что на хорошо функционирующих финансовых рынках реструктуризация рисков не может что-либо сильно изменять. Если нам известна стоимость сливок и стоимость обезжиренного молока, мы можем вычислить стоимость молока 1% жирности, молока 2% жирности и молока 4% жирности. Реструктуризация может добавить некоторое количество денег, но не те миллиарды, которые создали банки, бесконечно тасуя кредитные залоги в структуры, стоимость которых значительно превышала стоимость их содержимого.
Это казалось слишком хорошо, чтобы быть правдой, — так оно и было. Хуже того, банки не смогли понять главного принципа управления рисками: диверсификация работает только тогда, когда риски не взаимосвязаны, а макро-спады (как, например, те, которые влияют на цены на жилье или способность заемщика выплатить долг) увеличивают вероятность обесценивания всех закладных.
Я утверждал в Давосе, что банкиры центральных банков также не поняли этого, недооценив угрозу спада и не обеспечив адекватного регулирования. Они слишком долго ждали, когда же начать действовать. Центральным банкам надо действовать превентивно, а не в ответ, поскольку, чтобы в полной мере ощутить последствия той или иной кредитно- денежной политики, обычно требуется не меньше года.
Кроме того, Федеральная резервная система США и ее бывший председатель Алан Гринспен, возможно, помогли возникновению данной проблемы, поощряя семьи брать на себя рискованные закладные с переменной процентной ставкой, заверив тех, кто бес покоился по поводу кризиса жилищного строительства, в том, что на рынке в худшем случае происходит лишь небольшое «волнение». Обычно аудитория в Давосе поспешила бы поддержать банкиров центральных банков. На этот раз голосование в конце сессии поддержало мою точку зрения с перевесом три к одному.
Даже заявление одного из банкиров центрального банка о том, что «никто не мог предсказать данных проблем», тронуло немногих из аудитории, возможно, потому, что некоторые из сидящих там людей, как и я, открыто предупреждали о неминуемой проблеме в прошлые годы. Единственное, в чем мы ошибались, так это в том, насколько плохой была кредитная практика некоторых банков, насколько непрозрачными были банки в действительности и насколько неадекватными были их системы управления рисками.
Было интересно наблюдать за проявлением отношения представителей различных культур к данному кризису. В Японии директор крупного банка принес бы извинения своим служащим и своей стране и отказался бы от пенсии и премиальных, чтобы те, кто пострадал в результате ошибок руководства, смогли поделить деньги между собой. Он бы уволился. В Америке единственными вопросами являются: заставит ли правление директора уволиться, и, если да, то насколько большим будет его компенсация за увольнение. Когда я спросил одного директора, велось ли какое-либо обсуждение о возврате их премий, ответ был не просто «нет» — последовала агрессивная защита премиальной системы.
Это третий за последние 20 лет кризис в США после кризиса сбережений и кредитов 1989 г. и кризиса компаний «Enron» и «WorldCom» в 2002 г. Отмена регулирования не сработала. Рынки без ограничений могут давать большую выгоду директорам, но они не ведут, как по мановению невидимой руки, к общественному благополучию. До тех пор, пока мы не достигнем лучшего баланса между рынками и государственным регулированием, мир будет продолжать платить высокую цену.
Джозеф Е. СТИГЛИЦ — получил Нобелевскую премию по экономике за 2001 год за свою работу по экономике информации, занимал пост председателя Совета экономических советников при президенте Клинтоне, в настоящее время профессор экономики Колумбийского университета. В соавторстве с Линдой Билмс им написана книга «Война ценою в три триллиона долларов: истинные издержки иракского конфликта».
