История об отклонении моего назначения на должность члена Европейской комиссии прошлой осенью печально известна. Предложенный в Комиссию итальянским правительством, я был вынужден отказаться из-за некоторых якобы антигомосексуальных замечаний, которые я, говорят, сделал в комитете Европейского парламента по гражданским свободам, правосудию и внутренним делам. Теперь, когда пыль от того спора улеглась, уже при новой Комиссии, пришло время спросить, какие уроки можно извлечь из этого дела.
Первый урок касается необходимости предоставления точной информации и описания событий в политике. Демократия является эффективной, только если существует справедливое описание обсуждаемых проблем. Конечно, каждый имеет право комментировать и оценивать события так, как ему или ей нравится. Но в СМИ должен быть высокий стандарт преданности правде, иначе дебаты становятся слишком искаженными, чтобы граждане оценили их значение правильно. Репортеры не имеют право искажать факты так, чтобы менять их смысл.
В случае со мной основное обвинение было сфабрикованным: я не делал никаких антигомосексуальных заявлений. Не вносил я также и вопрос о гомосексуализме в спор по поводу моего назначения. Это сделали мои противники. Я не вносил слово «грех», имеющее эмоциональный заряд, и не связывал его с гомосексуализмом в споре. Опять же, это сделали мои враги.
Вместо этого вот что я сказал: будучи римским католиком, который придерживается учения святой Церкви, я мог бы подумать, что гомосексуализм — это грех. Нельзя истолковать, что эта вера каким-либо образом влияет на мои решения, если при этом я не говорил и не думал, что гомосексуализм также является преступлением. Но я не сказал ничего подобного.
Либеральное общество — это общество, в котором люди с разными моральными убеждениями связаны общей властью закона. В таких областях, как закон и политика, я последовательно и открыто поддерживал принцип недискриминации. Различие, которое я привлек в моих доводах, между законом и моральными устоями, не приняли. Хуже того — его превратили в карикатуру, а потом объявили ошибочным.
Действительно, комитет вступил в сферу морали, заявив, что любой, кто не придерживается положительной моральной оценки гомосексуализма, не годится на должность специального уполномоченного Европейской комиссии. Это означает, что каждого, кто придерживается моральных доктрин большинства христианских церквей, теперь следует считать второсортным гражданином в Европейском Союзе. Согласно этому принципу, Конрад Аденауэр, Роберт Шуман и Алсид де Гаспери — трое создателей ЕС — не соответствуют требованиям.
В чем проблема с тем фактом, что парламентский комитет выносит политический приговор специальному уполномоченному по чисто политическим причинам? Отклонение моего назначения было, по мнению многих, всего лишь еще одним политическим сражением: вы что-то выигрываете, вы что-то проигрываете, но вы не можете сказать, что вас дискриминировали, просто потому что вы проиграли.
Но Европейская комиссия не обязана отчитываться перед Европейским парламентом так же, как национальное правительство обязано отчитываться перед своим парламентом. Правительства стран — членов ЕС назначают членов Европейской комиссии, а Парламенту не хватает явного права наложить на них вето. На слушании по вопросу о назначении специального уполномоченного в парламентском комитете ЕС должны просто рассматривать, компетентен ли человек в той области, за которой ему или ей предстоит наблюдать, и существуют ли элементы морального пренебрежения — т.е. такие очевидные моральные недостатки, которые являются дисквалифицирующими.
Теперь кажется, что согласно комитету, который отклонил мое назначение, соблюдение принципов большинства христианских церквей является причиной для подобной «моральной» дисквалификации. Последствия такой позиции являются глубокими и отвратительными. Если бы она была общепринятой, она подразумевала бы, что ЕС теперь поддерживает официальные моральные доктрины и что требованием для рассмотрения полного права граждан работать на государственных должностях является преданность этим доктринам.
Эти последствия невыносимы, и они постепенно ослабят и разъединят ЕС с помощью такого рода полуофициальной враждебности к религиозной вере. Более того, требование высказывать такую преданность является отказом от одного из самых важных шагов в развитии Европы.
Прошло около 300 лет с тех пор, как верующие люди поняли, что другая вера или скептицизм не делают человека непригодным для работы в государственном учреждении. Если моральное испытание, которому я подвергся, останется в силе, это означает, что Европа совершила полный оборот: скептики больше не желают признавать, что быть верующим — и иметь разные моральные убеждения — недостаточные основания для того, чтобы запретить кому-либо занимать официальный пост.
Я надеюсь, что комитет Европейского парламента по гражданским свободам, правосудию и внутренним делам проанализирует свое поведение, и что «дело Буттильоне» останется просто обычной политической несправедливостью против отдельного человека, а не станет предвестником второсортного гражданства для верующих.
Если, с другой стороны, члены Европейского парламента доведут до конца логику моего случая — если мое отчуждение станет основанием для последовательной политики, — ЕС встанет на путь создания своего рода полиции нравственности и современной инквизиции, той, которая полностью нарушает как свободу вероисповедания, так и свободу совести.
Рокко БУТТИЛЬОНЕ — бывший министр европейских дел Италии, профессор правоведения в Римском университете.
