Более двухсот лет назад философ Иммануил Кант сформулировал ключевую альтернативу человечества: если кульминацией мировой истории должен стать всеобщий мир, то как он будет достигнут — путем нравственного озарения или катастрофы такого масштаба, что другой исход был бы просто невозможен? Мы приближаемся к той точке, где, возможно, придется сделать этот выбор. После Хиросимы мы стоим перед основополагающей дилеммой ядерной эпохи: как выстроить некие нравственные или политические отношения между разрушительной способностью современного оружия и преследуемыми целями? Применение ядерного оружия, безусловно, повлечет за собой жертвы и разрушения такого масштаба, который совершенно несовместим с внешнеполитическими целями на обозримое будущее. Попытки разработать менее деструктивный способ применения — будь то доктрина географически ограниченной ядерной войны в 50—60-е гг. или теория всеобщей ядерной войны по принципу взаимно гарантированного уничтожения в 70-е — никогда не приводили к положительному результату.
Находясь на государственном посту, я считал неприемлемыми те варианты, которые предлагали нам господствующие стратегии ядерной войны, поднимавшие вопрос о моральном праве причинять обществу и миру столь колоссальный ущерб. Более того, у нас, в принципе, не могло быть опыта боевого применения оружия, которое создавало такие перспективы, поэтому расчеты и ограничения были в значительной мере теоретическими. Но я также был убежден, что если бы американские власти согласились принять такие ограничения, то международные отношения приобрели бы крайне безжалостный, возможно, даже геноцидный характер.
В биполярном мире холодной войны противникам удавалось избежать этой дилеммы. Ядерные арсеналы двух сторон становились все более крупными и совершенными. Если не считать Карибского кризиса, когда советскому боевому подразделению было первоначально разрешено пользоваться имевшимся у него ядерным оружием в целях самообороны, то ни одна из сторон ни разу не подошла вплотную к его применению, как против другой стороны, так и в войнах против неядерных третьих стран. Они поэтапно вводили в действие систему мер безопасности для предотвращения несчастных случаев, неверных оценок и несанкционированных запусков.
Но окончание холодной войны привело к парадоксальному результату. Угроза ядерной войны между сверхдержавами, по большому счету, исчезла. Но распространение технологии — особенно технологии мирного атома — сделало получение ядерного потенциала гораздо более реалистичным. Появление более четких идеологических разделительных линий и нерешенность региональных конфликтов создали новые стимулы к получению ядерного оружия — особенно у стран-изгоев и негосударственных действующих лиц. Предполагаемая взаимная уязвимость, сдерживавшая обе стороны в годы холодной войны, вовсе не может быть столь же значимым фактором для новых игроков на ядерном поле — и тем более для игроков негосударственных. Для современного мира распространение ядерного оружия стало важнейшей стратегической проблемой.
Возможное дальнейшее распространение ядерного оружия увеличивает потенциал ядерной конфронтации и умножает опасность сознательной или несанкционированной провокации. А если на фоне всех продолжающихся переговоров разработка ядерного оружия начнется в Иране и будет продолжаться в Северной Корее, то у других стран возникнут самые серьезные основания последовать их примеру. Представим себе ядерную атаку, жертвами которой становятся десятки тысяч человек — какой будет реакция обществ, которым доведется это пережить или хотя бы узнать об этом? Неужели они не зададутся двумя вопросами: что мы могли сделать, чтобы не допустить этого; что мы сделаем, чтобы такого больше не произошло?
Подобные соображения подтолкнули двух демократов и двух республиканцев — бывшего сенатора Сэма Нанна, бывшего министра обороны Уильяма Перри, бывшего государственного секретаря Джорджа Шульца и меня — к публикации рекомендаций по систематическому снижению и, в конечном итоге, устранению ядерной угрозы. Все мы немало потрудились на ниве национальной обороны и безопасности. Мы продолжаем утверждать важность адекватных сил сдерживания и не хотим, чтобы наши рекомендации в чем-то ослабили оборону свободных народов в процессе адаптации к новым реалиям. В то же время мы подтверждаем стремление к миру без ядерного оружия, о котором заявлял каждый президент США, начиная с Эйзенхауэра.
Такой мир будет оставаться далекой перспективой, если не остановить ядерные программы Ирана (разрабатываемую) и Северной Кореи (уже существующую). Каждая из них почти наверняка приведет к дальнейшему распространению ядерного оружия и его дальнейшему включению в стратегии ядерных государств. В случае Ирана постоянные члены Совета Безопасности призвали к прекращению обогащения материалов, произведенных в рамках программы для целей атомной энергетики. В случае Северной Кореи Китай, Россия, Япония, Южная Корея и Соединенные Штаты потребовали ликвидации ее ядерного оружия. Северная Корея согласилась прекратить ядерную программу, но, постоянно откладывая этот шаг, угрожает легитимизировать свой уже созданный ядерный арсенал.
Я давно выступаю за переговоры с Ираном по широкому кругу вопросов, включая геополитический аспект. Слишком многие считают это своего рода психологическим испытанием. На самом деле мерилом их эффективности будут конкретные ответы на четыре совершенно определенных вопроса: а) насколько близок Иран к созданию ядерного потенциала; б) какими темпами движется разработка его программы; в) какое соотношение стимулов и санкций подтолкнет Иран к отказу от программы; г) что мы будем делать, если, несмотря на все наши усилия, дипломатия не принесет желаемого эффекта?
Критически важным элементом стратегии нераспространения будет способность международного сообщества взять под контроль ядерный топливный цикл. Способно ли Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ) создать систему, устанавливающую международный контроль над обогащением и переработкой плутония и переносящую эти процессы туда, где вероятность распространения ядерного оружия сведена к нулю?
Для того, чтобы прекратить распространение ядерного оружия и приступить к его ликвидации, «старые» ядерные державы должны взять на себя особую ответственность. У них нет более насущного общего интереса, чем предотвращение появления новых государств с ядерным оружием. Существование нерешенных региональных конфликтов делает ядерное оружие мощным соблазном во многих частях мира — им можно запугивать соседей и сдерживать великие державы, которые в противном случае могли бы вмешаться в региональный конфликт. «Старые» ядерные державы должны стремиться к снижению привлекательности ядерного потенциала, прилагая дипломатические усилия к разрешению существующих конфликтов.
Новая повестка дня в ядерной области требует согласованных усилий на нескольких уровнях: во-первых, декларативной политики Соединенных Штатов, во-вторых, американско-российского взаимодействия, в-третьих, совместных усилий с союзниками, а также другими неядерными государствами, для которых американский потенциал сдерживания служит средством обеспечения собственной безопасности, в-четвертых, обеспечения надежного хранения ядерного оружия и материалов на глобальной основе, и, наконец, снижения роли ядерного оружия в доктринах и оперативном планировании ядерных государств.
Администрация Обамы уже дала понять, что глобальная повестка дня в ядерной области будет одним из приоритетов при подготовке к конференции по пересмотру Договора о нераспространении ядерного оружия, намеченной на весну 2010 г. Ряд мер по снижению потенциальных рисков, связанных с определенными мероприятиями по тревоге и размещением тактического ядерного оружия, может быть принят в одностороннем порядке или совместно с Россией.
Более тридцати лет после образования западного Альянса советская угроза была мотивирующей и объединяющей силой ядерной политики Запада. Теперь, когда Советского Союза больше не существует, важно предупреждать о недопустимости формирования политики на основе самоисполняющегося пророчества. Россия и Соединенные Штаты вместе контролируют около 90% мирового ядерного арсенала. В их силах снизить роль ядерного оружия в двусторонних отношениях. И они делают это последние 15 лет в рамках таких инициатив, как программа «За совместное снижение опасности». На настоящий момент необходимо, в первую очередь, начать работу над продлением договора СНВ-1, единственного документа, устанавливающего режим верификации и мониторинга установленных потолков стратегических вооружений, срок действия которого истекает в конце 2009 г. Это стало бы поводом рассмотреть вопрос о значительном сокращении числа боеголовок относительно уровня в 1700—2000 единиц, установленного Московским договором 2002 г. Общий пересмотр стратегических отношений должен включать в себя изучение способов повышения безопасности на ядерных объектах в России и Соединенных Штатах.
Ключевым вопросом давно является противоракетная оборона — особенно в том, что касается защиты от угроз со стороны стран-распространителей. Диалог на эту тему должен быть возобновлен с той точки, в которой его прекратили в апреле 2008 г. президенты Джордж Буш и Владимир Путин. Российское предложение о создании совместной системы противоракетной обороны для отражения угроз с Ближнего Востока, предусматривающее использование радара на юге России, всегда казалось мне творческим политическим и стратегическим ответом на общую проблему.
Усилия по разработке новой повестки дня в ядерной области должны с самого начала предполагать участие наших союзников. Политика США неотделима от политики НАТО. Ключевые европейские страны ведут переговоры с Ираном по ядерному вопросу. Америка размещает тактическое ядерное оружие в ряде стран НАТО, а декларативная политика НАТО отражает аналогичную политику Соединенных Штатов. Британия и Франция — ключевые союзники по НАТО — обладают собственным потенциалом сдерживания. Необходимо общими усилиями адаптироваться к новым реалиям — особенно в том, что касается тактического ядерного оружия. Необходимо вести параллельные консультации с Японией, Южной Кореей и Австралией. Обязательно нужны параллельные консультации с Китаем, Индией и Пакистаном. Следует понимать, что на Индийском субконтиненте стимулы к получению ядерного оружия имеют более региональный характер, чем у «старых» ядерных держав, а порог их применения существенно ниже.
Сложность этих вопросов объясняет, почему мы с коллегами выбрали постепенный и поэтапный подход. Мы не можем четко задать конечную цель: как определить размер всех арсеналов, как их ликвидировать или верифицировать результат. Подчеркивая желательность конечной цели — безъядерного мира, мы сосредоточили свои усилия на достижимых и верифицируемых шагах. По словам моего коллеги Сэма Нанна, эти усилия похожи на штурм горы, вершина которой покрыта облаками. Мы не можем ни описать эту вершину, ни быть уверенными в том, что на пути нет непредвиденных и, возможно, непреодолимых препятствий. Но мы готовы выйти в путь, точно зная, что не увидим вершину, пока не начнется восхождение и мы не займемся насущными вопросами распространения, в том числе ядерными программами Ирана и Северной Кореи.
В заключение отметим, что тема, изначально бывшая уделом военных экспертов, привлекла к себе пристальное внимание сторонников разоружения. Диалог между ними не всегда был таким плодотворным, каким ему следовало быть. Стратеги с подозрением относятся к попыткам сокращения арсеналов путем переговоров. Сторонники разоружения порой пытаются упредить исход дебатов путем законодательного оформления ограничений, которыми достигается желаемый результат, без взаимности, по тому принципу, что все, способствующее ограничению ядерных арсеналов, — благо само по себе.
Необходимо наладить диалог между этими двумя группами. Пока другие страны наращивают и совершенствуют свои ядерные арсеналы, сдерживание их применения должно оставаться частью западной стратегии. Необходимо сохранить эффективность нашего оружия. Программа, наброски которой представлены выше, не является программой одностороннего разоружения. И президент Обама, и сенатор Маккейн, всецело поддержав такой подход, также четко дали понять, что Соединенные Штаты, пользуясь словами президента Обамы, не могут достичь этого в одиночку.
Ядерное оружие создает беспрецедентную угрозу. Оно не должно быть интегрировано в стратегию как еще один, просто более эффективный, вид оружия. Тем самым мы возвращаемся к изначальному вызову. Наш век похитил огонь у богов; научимся ли мы ограничивать его применение мирными целями, пока огонь не пожрал нас?
