Президент Пакистана Первез Мушарраф, отстаивая свое решение ввести чрезвычайное положение в стране, провозгласил, что пакистанское ядерное оружие могло попасть в «неправильные» руки, если бы выборы привели к нестабильности в обществе. По словам пакистанского лидера, контроль армии обеспечивает стабильность страны и безопасность ядерного оружия, имеющегося в ее распоряжении. «Если мы управляем политической ситуацией, ядерное оружие остается под контролем. Пока есть армия, с нашими стратегическими активами ничего не случится. Мы за них отвечаем, и с ними никто ничего не сделает», — отметил он.
В то же время, Мушарраф заявил о намерении вести свою страну к демократии. «Я — не диктатор, я хочу демократии»,— сказал пакистанский президент, при этом подчеркнув, что когда в Пакистане закончится хаос, он уйдет в отставку. Мушарраф встретился с лидером оппозиции Беназир Бхутто и отметил, что «умеренные силы» в Пакистане должны сотрудничать для возвращения страны к демократии.
Однако представители пакистанской власти считают, что жизнь в стране может вернуться в нормальное русло только в том случае, если исчезнет угроза стабильности и внутренней безопасности. Генерал Мушарраф заявил американскому посланцу Джону Негропонте, что чрезвычайное положение может быть отменено тогда, когда улучшится ситуация с правопорядком и соблюдением законов. Чрезвычайное положение, по его мнению, призвано укрепить правоохранительную систему против боевиков и экстремизма. Президент Пакистана пообещал уйти с армейского поста сразу после того, как Верховный суд страны утвердит его переизбрание на следующий президентский срок.
Но, как считают эксперты, для Пакистана чрезвычайное положение, как это ни парадоксально звучит, дело обычное. За 60 лет пакистанской истории — 28 лет правили военные режимы, произошло 6 военных переворотов, многие лидеры ушли из власти не по своей волe, случались казни и убийства. И нынешняя ситуация довольно типична. Единственное, что не типично, это существование двух оппозиций. Существует формальная оппозиция под руководством Беназир Бхутто, которая приехала и радикализировала электорат и общественный процесс. Но есть и другая, более опасная и радикальная исламская оппозиция, которая рвется к власти, связана с афганским «Талибаном» и, конечно, является частью «Аль-Каиды».
И именно радикальные движения рвутся к власти и пытаются уничтожить режим Мушаррафа и его лично. И если эта исламская оппозиция сметет нынешний режим, это будет ситуация посерьезнее, чем в Северной Корее, в Иране или Афганистане. Собственно, исламский фундаментализм экстремистского толка, новое действующее лицо на внутриполитической сцене Пакистана, которое существенно изменило его структуру. Нет оснований считать этот фактор краткосрочным.
Кроме того, Пакистан — де- факто ядерное государство, реально имеющее значительный потенциал — до 40 единиц, а также баллистические ракеты для доставки оружия массового поражения. Между тем, касательно пакистанского ядерного оружия у специалистов существуют серьезные опасения — в частности, насколько безупречна защита ядерного арсенала от несанкционированного хищения и активации. Трудно сказать, как все эти факторы могут сработать в случае еще большего обострения политической ситуации в Пакистане. Нет сомнения в одном: исторически совпавшее появление в стране ядерного оружия и исламского экстремизма угрожает не только региональной, но и мировой безопасности.
Нынешнему пакистанскому руководству, по-видимому, удается держать ситуацию под контролем. Однако эти возможности в случае серьезной дестабилизации в стране будут ограничены. Поэтому время ли укорять Мушаррафа нарушением принципов демократии? Ведь периоды правления гражданской администрации в Пакистане всегда были отмечены внутренним напряжением, коррупционным давлением и стагнацией экономики. Если же говорить о перспективе передачи власти от военных к политическим партиям, то всегда следует помнить, что в политически разделенном, происламистском и во многих местах еще феодальном Пакистане партии играют существенно иную роль, нежели на демократическом Западе. Здесь они часто являются объединением идеологических династий вокруг личностей и движений, как в случае с одним из лидеров оппозиции Беназир Бхутто.
Похоже, что сегодня Пакистан находится в ситуации, похожей на ситуацию перед низвержением режима шаха в Иране в 1979 году. И если «пропустить» религиозных фанатиков во власть, как это в свое время случилось в Иране, это может привести к образованию на Ближнем Востоке еще одного фундаменталистского исламского государства и, соответственно, еще одной ближневосточной горячей точки. В то же время довольно тешить себя иллюзиями, что сегодня Пакистану возможно привить западную модель демократии. Ведь пакистанские потребности, культура и наследие абсолютно несовместимы с западными. Наверное, западный вариант демократии не для страны, в которой 70% населения необразовано. Каким образом граждане, не имеющие представления о своих правах, могут решить, какие политические силы лучше для управления ними? Поэтому необразованные пакистанцы могут только рассчитывать на свою политическую интуицию. Но что она может им подсказать, если у них нет образовательной базы? А те, кто больше знают, о реальной ситуации в стране, считают, что гражданские лидеры не могут управлять государством с таким тяжелым прошлым и настоящим.
Естественно, что сегодня плохим примером для пакистанцев может служить «утопия демократии», которую после вторжения пытались привить в Афганистане и Ираке. Ведь если демократия по-американски по рецептам президента Джорджа Буша не сработала в вышеназванных странах, каким образом она может стыковаться с пакистанскими реалиями? Хотя и сам президент Мушарраф за восемь лет своего правления почти ничего не сделал для того, чтобы не позволить мусульманскому фундаментализму процветать на пакистанских просторах и не отравлять мозги молодежи в медресе и мечетях. Исламистская фундаменталистская сеть не была ни уничтожена, ни хотя бы заблокирована, что и стало питательной средой для террористических группировок.
В значительной степени Соединенные Штаты ответственны за того, кого они «приручили». Ведь, начиная со времени террористических актов 11 сентября 2001 года, Америка предоставила режиму Первеза Мушаррафа 10 млрд. долларов помощи. В ответ генерал обязался помочь администрации Джорджа Буша в ее контртеррористичних усилиях. Этими деньгами Мушарраф воспользовался для укрепления своих позиций и власти в Пакистане, но не сумел или не захотел искоренить талибов и террористические базы, расположенные в труднодоступных местах на границе с Афганистаном.
Анализируя текущую ситуацию в Пакистане, стоит обратить внимание на несколько фундаментальных вопросов, самых главных в данном случае. Насколько эффективно продвижение интересов США в регионе? И сколько еще американцы готовы вкладывать средств и усилий в самого президента Мушаррафа? Пакистан никогда не был «ложем из роз» для американцев, и то, что они вложили столько денег в проект «строительства демократии» диктатором, преимущественно исходит из менталитета «холодной войны». Согласно которому необходимо поддерживать тех, кто будет выступать против их врагов, даже в случае если «те» не обязательно в «одной связке» с американцами.
Ответ на второй вопрос еще сложнее, поскольку раньше США никогда не рассматривали Пакистан как реального и надежного союзника. Теперь же для американцев режим генерала Мушаррафа является союзником номер один в регионе. Что входит в диссонанс с отношениями с конкурирующей с Пакистаном Индией, которая рассматривается США как стратегический союзник с тех пор, как начала обретать явные признаки китайская гегемония в юго-восточной Азии. «Вкачивая» деньги в Пакистан, американцы фактически финансируют продление режима Мушаррафа, получая в ответ сомнительные результаты. Поэтому не должна ли зависеть помощь генералу-президенту от того, насколько он готов проводить реальные демократические изменения в Пакистане?
