Приравнивание войны к борьбе с конкретными «злыми» личностями стало вездесущим, если не повсеместным, в современной международной политике. Войны — это битвы со злыми тиранами и нелегитимными правительствами, находящимися под их контролем. Подобная риторика помогает оправдывать войны, облегчает их ведение и поддержку, в особенности для избираемых лидеров, которые должны незамедлительно реагировать на любые изменения общественного мнения. Подобные речи одинаково хорошо работают в любом обществе нашего информационно перегруженного времени.
В таком случае стоит ли удивляться, что политические лидеры постоянно персонифицируют международные конфликты. Увы, из-за подобных привычных уже речей теперь стало труднее избегать войн, труднее их заканчивать, и они стали более разрушительными.
Риторика персонифицированного зла легко видна на американских примерах, однако она едва ли является чисто американским явлением. Китайские лидеры обвиняют тайваньских лидеров в создании двусторонней напряженности, а Далай-Ламу — во всех несчастьях Тибета. Также, протестующие всей планеты утверждают о сходстве Джорджа Буша-младшего с Гитлером, а муллы всего исламского мира ритуально провозглашают президентов США дьяволами во плоти, одновременно указывая на свою всегдашнюю симпатию к американскому народу.
Последние американские лидеры, со своей стороны, считали практически невозможным применение военной силы без предварительного применения подобной риторики, действующей как заклинание и как обоснование агрессии. Наиболее известен пример 1917 г., когда Вудро Вильсон, стремясь к объявлению войны с Германией, сказал: «У нас нет вражды к немецкому народу. Мы испытываем к нему лишь чувства сострадания и дружбы. Не по его вине правительство Германии развязало эту войну». Виноваты были лишь Кайзер и его злые приспешники.
В 1990 г. Джордж Буш-старший выступил с аналогичным заявлением: «У нас нет вражды к иракскому народу». Его сын повторил его слова в 2003 г., прибавив: «Они — жертвы ежедневной тирании Саддама Хусейна». Джордж Буш-младший ранее отмечал, что у американцев «нет вражды к народу Афганистана» — только к Аль-Каиде и к ее сторонникам — талибам. Он даже использовал данную фразу в своем последнем докладе Конгрессу о положении в стране в 2008 г., сказав: «Наше послание народу Ирана недвусмысленно: у нас нет к вам вражды... Наше послание лидерам Ирана также недвусмысленно: честно прекратите свою программу ядерного обогащения, чтобы могли начаться переговоры».
Каждый американский президент, начиная с Вильсона, хотя бы раз во время своего президентского срока произносил фразу «нет вражды к» тому или иному внешнему врагу. Подобные заявления обычно делаются лишь за несколько дней, а то и часов до того, как будут сброшены первые американские бомбы. Накануне бомбардировки Сербии Билл Клинтон обещал: «Я не могу абсолютно уверенно утверждать, что у Соединенных Штатов нет вражды к сербскому народу». Барак Обама обещал во время предвыборной кампании: «У нас нет вражды к иранскому народу. Они знают, что президент Ахмадинежад безрассуден, безответственен и невнимателен к их повседневным нуждам».
Президенты пользуются подобной риторикой по понятной причине. Они знают, что их избиратели, которые сами себя называют «плавильным котлом» народов, будут скорее сражаться с диктаторами, чем со своей близкой и дальней заграничной родней. Вообще-то, изобретенная Вильсоном формулировка возникла вследствие демографических и политических сложностей. В 1917 г. более трети американцев могли проследить свои корни до Германии или ее союзников. Вильсон не мог призвать людей «мочить фрицев», как часто поступали британские и французские лидеры, поскольку очень многие солдаты Вильсона этнически и сами были «фрицами». Вместо этого он с помощью риторики превратил американских солдат из братоубийц в освободителей своей древней родины.
Лишь когда внешние враги выглядели иначе, чем то, как воспринимали себя американцы, президенты могли вести войну против всего народа. Например, Франклин Рузвельт мог одновременно призывать американцев очистить мир от «владычества Гитлера и Муссолини» и заявлять, что «сегодня мы находимся в разгаре войны с Японией». Война в Европе была войной за освобождение угнетаемых тиранами народов. Война в тихоокеанском регионе была войной расовой.
У подобных политически рациональных речей есть стратегический недостаток. Во-первых, если взвалить вину за конфликт на отдельную личность — например, на Саддама Хусейна или на Ким Чен Ира, — трудно будет увидеть способ урегулирования международного конфликта, который не связан с падением тирана. Представьте себе, как бы Буш в 2005 или в 2006 г. вел переговоры с Саддамом Хусейном, которого он назвал Гитлером наших дней, если бы война в Ираке так и не состоялась.
Куда труднее идентифицировать конфликт с единственным человеческим источником, скрывающим более системный и вероломный характер международного конфликта. Опять же, представим, что новейшая история пошла бы по-другому, и Саддам принял бы 11-часовой ультиматум администрации Буша на высылку из страны вместо войны. Или если бы первоначальная попытка покушения на Саддама в первые часы войны оказалась успешной.
Если бы Ирак действительно обладал оружием массового поражения, на чем настаивал Буш, то после высылки или убийства Хусейна данное оружие осталось бы в руках... кого именно? Таким образом, приравнивание войны к борьбе с одним только тираном налагает на политиков стратегические ограничения. Парадоксально, но это также ведет к увеличению числа гражданских жертв. Бомбы, сбрасываемые на иностранных диктаторов или на их систему безопасности, практически неизбежно убивают людей, далеких от коридоров власти. Их смерти легче воспринимать и оправдывать, если летчики и солдаты, а также люди, смотрящие все это дома по телевизору, считают, что агрессия, по крайней мере, была направлена против истинного олицетворения зла.
Подобная риторика явно срабатывает. Она глобальна по своему характеру. Но она также делает мир более опасным местом, скрывая действительные причины войн и позволяя народам всего мира оправдывать агрессию и войны не тем, что это средства разрешения конфликтов, а называя их святой миссией освобождения, установления свободы и искоренения тирании. До тех пор, пока политические лидеры не откажутся от риторики персонификации зла как оправдания войн, войны едва ли прекратятся.
Джеффри А. ЭНДЖЕЛ — директор отдела разработки программ в Институте международных отношений Скаукрофта при Техасском университете агрокультуры и машиностроения.
