Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

«Прохладный мир»

5 марта, 2007 - 20:31
РИСУНОК ПИТЕРА ШРАНКА

Из Парижа, Лондона или Рима северо-восток Европы зачастую видится чем-то вроде задворок континента — мол, история Европы писалась совсем не там. Однако именно здесь Европа смотрит в лицо России, здесь их общая граница. Россия — одно из девяти государств, окружающих Балтийское море; все остальные — уже члены Европейского Союза.

Поэтому «задворки континента», которые, кстати говоря, показывают быстрые темпы роста, проявляют еще и сверхчувствительность к состоянию отношений между ЕС и Россией. Если бы Союзу удалось добиться своей цели, а именно сплести вокруг России мирную сеть взаимных обязательств, этот регион выиграл бы от такого продвижения больше всех. Если бы ЕС достиг хоть какого-то единства в противостоянии растущему напору со стороны России, Прибалтика могла бы стать площадкой для сотрудничества между Западной и Восточной Европой.

Но поскольку на практике в Европе нет ни того, ни другого, все страны вокруг Балтийского моря оказываются зажатыми между двух огней: с одной стороны, новая агрессия России, с другой — старая нерешительность Евросоюза. В результате между двумя сторонами устанавливается некий «прохладный мир». И холоднее всего от этого мира именно балтийскому региону.

Самое яркое тому свидетельство — нынешний скандал вокруг противоракетного щита Америки, пока находящегося еще в зачаточном состоянии. Правительства Польши, Чехии (а теперь и Великобритании) хотят разместить на своей территории некоторые элементы этой системы.

— Что хорошо для безопасности Польши —то хорошо и для безопасности Литвы, — сказал по этому поводу замминистра иностранных дел Литвы.

Однако министр иностранных дел Германии дал этому предложению весьма своеобразную оценку. По его мнению, необходимо было сначала посоветоваться об этом с Россией.

— Даже не представляю, — сказал на это премьер-министр Литвы, — чтобы [по вопросу ПРО] Европа когда-нибудь смогла говорить единым голосом.

Мало того, что это противоречие серьезно само по себе: в нем отражается гораздо более глубокий раскол между разными странами по вопросу отношений с Россией. Если Франция, Германия и другие прагматики хотят делать с русским медведем совместный бизнес, то бывшие сателлиты Советского Союза относятся к нему либо с недоверием, либо с неприкрытой враждебностью. Например, в прошлом году Польша не согласилась на начало переговоров по новому договору о партнерстве, на основе которого должны были строиться отношения между ЕС и Россией. Сначала еврочиновники приписали это эксцентричности близнецов Качиньских и заявили, что дело просто в слишком нервной реакции Польши на введение Россией эмбарго против польского мяса. Однако позже стало понятно, что реальная причина вовсе не в этом, а в том, что в Восточной Европе многие действительно не видят в ЕС единства, достаточного для того, чтобы говорить с Россией. Литовцы говорят, что если бы нужно было заблокировать переговоры, они присоединились бы к полякам.

В последнее время раскол между прагматиками и алармистами стал несколько меньше — главным образом потому, что прагматиков напугало яростное антиамериканское выступление президента России Владимира Путина на февральской конференции по безопасности в Мюнхене. Один польский чиновник даже заметил, что Путин своей речью раскрыл глаза всей остальной Европе. Возрождение риторики «холодной войны» побудило прагматиков к тому, чтобы жестче добиваться формирования общей энергетической политики ЕС (главная цель которой — не что иное, как снижение зависимости от российского газа) и укрепления отношений Евросоюза со своими восточными соседями — Украиной, Кавказом и Средней Азией.

Но пока эти намерения не выходят за рамки разговоров, бывшие коммунистические страны, вступившие в ЕС, никак не могут успокоиться. Когда польская компания предложила за приватизируемый в Литве нефтеперерабатывающий завод (самый большой приватизационный проект подобного рода в Восточной Европе) больше денег, чем российская, Россия тут же обнаружила прорыв на питающем этот завод нефтепроводе, некогда названном «Дружба» — по ошибке, наверно. С тех пор прошло несколько месяцев, Россия все еще говорит, что нефтепровод нуждается в ремонте, а страны Прибалтики — что ЕС ничего не делает для решения этого вопроса.

— [Когда мы вступили в Союз], у нас были сплошные розовые мечты, — говорит сотрудник литовского МИДа. — Мы думали, что европейцы будут говорить с Россией единым голосом. А теперь мы сражаемся с Россией на двух фронтах сразу.

Сражение идет в основном за энергоносители. Страны Балтии, пытаясь диверсифицировать поставки из России, стараются держаться вместе — но получается, что они держатся вместе в стороне от остальной Европы. Сегодня на месте старой советской атомной электростанции, закрытой по указанию ЕС, Польша, Литва, Латвия и Эстония хотят построить новую. Воистину неисповедимы пути истории: ведь именно там когда-то зародилось антиатомное движение, на основе которого сформировались силы, впоследствии вступившие в борьбу за независимость Литвы.

БЫТЬ ЛИ БАЛТИЙСКОМУ СОЮЗУ?

Практически у каждой страны региона сеть электропередачи соединена с сетью какой-нибудь другой страны. Вот уже десять лет со стороны кажется, что «Восточную Европу» не объединяет ничего, кроме антикоммунизма; теперь же становится видно, что энергетика и противоракетный щит закладывают некий фундамент нового регионального сотрудничества.

Если такое сотрудничество станет реальностью, то в немалой степени это будет ответ на строительство Россией и Германией газопровода, который они планируют проложить по дну Балтики и гнать по нему газ напрямую, в обход транзитных стран, с которыми теперь не надо будет ни о чем договариваться. Для немцев постройка газопровода — фактор безопасности; но остальные страны региона, наоборот, видят в этом проекте угрозу. Во-первых, они боятся, что в водах Балтики, и без того грязных, может случиться экологическая катастрофа; во- вторых, боятся недопоставок газа, потому что после постройки германской трубы топлива может просто не хватить на всех. Швеция вообще утверждает, что Россия сможет использовать газопровод (точнее, газокомпрессорную станцию) для шпионажа. И все в один голос говорят, что, получив эту трубу, Россия получит и большее влияние на цены.

Казалось бы, борьба здесь идет исключительно за газ. Однако из-за растущих в Германии антипольских настроений разногласия приобретают все более эмоциональную окраску. Братья Качиньские критиковали своих предшественников за то, что они слишком много отдали партнерам Польши по ЕС (а в их устах «партнеры по ЕС» — это практически то же самое, что «Германия»). Кроме того, они утверждают, что в Германии дискриминируется польское меньшинство.

В результате Польша оказывается на ножах как с Россией, так и с большинством остальных стран ЕС. Сказать, что именно в этом кроется причина стратегической неопределенности на Балтике, было бы, пожалуй, преувеличением — скорее это следствие агрессивности России. Но при таком настрое правительства Польши Европе становится все труднее ответить на стенания Литвы:

— Мы же такие маленькие, — взывает к Европе наш литовский собеседник. — Где же наша дорогая Европа?

The Economist, 2 февраля, перевод ИноСМИ.Ru
Газета: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ