Если бы Лукашенко страдал комплексами неполноценности по поводу того, что его не желают принимать в лучших домах Европы, то сейчас на его локти было бы страшно смотреть. Пока гарант играл в хоккей со сборной минских студентов и разбирался с проблемами отопления коммунальных объектов, Александр Милинкевич, «единый кандидат от оппозиции», вояжировал по Европе.
В течение трех дней он провел серию встреч с самыми выкопоставленными политическими деятелями Запада. У него в багаже: немецкий канцлер Ангела Меркель, председатель Еврокомиссии Жозе Мануел Баррозу, комиссар по вопросам иностранных контактов Евросоюза Бенита Ферреро-Вальднер, председатель Европарламента Хосеп Баррель. Там же, в европарламентских стенах, он пересекся с Юлией Тимошенко и наткнулся на министра иностранных дел Украины Бориса Тарасюка. А на пути в Брюссель его чествовал польский Сейм и президент Лех Качинский.
Столько встреч по ту сторону Буга Лукашенко — если он так и останется в статусе политического парии — не суждено, вероятно, провести до конца жизни. Все это весьма напоминало картинки внутриполитической жизни Украины кануна оранжевой смуты. В то время как Леонид Кучма сидел в Киеве, пожиная плоды дела Гонгадзе и коррупционных афер, Виктор Ющенко то и дело «светился» в Страсбургах-Брюсселях на всяческих симпозиумах и заседаниях.
По словам Милинкевича, его евротур войдет в анналы отечественной истории, поскольку в эти дни произошел перелом: «Европа дала понять, что 19 марта (день выборов. — Ред.) не последний день, а всего лишь процесс». Заявление очень амбициозное, но в чем-то Милинкевич прав: в той же Европе случилось очевидное — невероятное. Власти (если такими можно назвать белорусский «парламент») и оппозиция (вернее, то, что от нее осталось) впервые за последние годы дебатировали друг с другом посредством публичной трибуны. Процент вероятности встречи в таком формате на родине равен, пожалуй, лишь вероятности введению единой белорусско-российской валюты.
В Страсбург были «вызваны» Милинкевич и Владимир Коноплев, спикер белорусской Палаты представителей, лишенной статуса специально приглашенного наблюдателя в Парламентской ассамблее Совета Европы. Там же они и встретились впервые, брезгливо пожав друг другу руки в коридоре.
Самое интересное то, что столкновение белорусского режима и оппозиции в Страсбурге напоминало не парламентские дебаты, не переговоры враждующих сторон на нейтральной территории и даже не ток-шоу «К барьеру», а открытый судебный процесс, если не в самом Гаагском трибунале, то хотя бы в популярной телепередаче «Встать, суд идет!». Ибо обращались белорусы не друг к другу (в этом давно уже нет никакого смысла), а к «международному сообществу», готовящемуся вынести оправдательный или обвинительный приговор. Кандидат от оппозиции выступал в роли истца, а Коноплев — в роли адвоката ответчика, каковым следует считать всем известного фаворита предвыборной гонки. Причем риторика Коноплева весьма напоминала заявления бывшего иракского диктатора на организованном против него процессе за преступления против собственного народа.
После недолгих прений, выслушав всех свидетелей, делегаты ПАСЕ вынесли приговор: подавляющим большинством проголосовали за резолюцию, осуждающую режим Лукашенко.
Но вот вам парадокс белоруской ситуации. Всесильные госчиновники невольно вживаются в роль потенциальных подсудимых. У них налицо прямо какое-то бессознательное чувство вины. Они вынуждены оправдываться. А немощная оппозиция наоборот автоматически примеряет тоги прокураторов (симптом неадекватно высокой самооценки).
В контексте чистой психологии напрашиваются два сценария развития событий: чувство вины однажды доймeт белорусских мандаринов, и те, не выдержав душевных мук и всеобщего презрения, отправятся в Каноссу, чтобы покаяться за свое антидемократическое поведение. Или раньше уверенные в своей исторической правоте и с высоким уровнем притязаний демократы попытаются устроить местный Майдан. Одним словом, у кого быстрей «поедет крыша»?
Правда, возможен еще один вариант: Минск бросит игру в нелепые оправдания и примерит роль мальчиша-плохиша, которому ПАСЕ с его резолюциями, да и, пожалуй, весь Запад — не указ.
