В последнее время вопрос о десталинизации звучит в России все чаще. Проводятся дискуссии, пишутся многочисленные материалы, а недавно стало известно, что проект десталинизации скоро получит статус федеральной целевой программы, даже вместе с госфинансированием. Насколько реальна десталинизация в России? Говорим с российским историком, критиком, литературоведом и членом русского ПЕН-клуба Борисом СОКОЛОВЫМ.
— Борис Вадимович, о чем свидетельствует статус федеральной целевой программы для проекта десталинизации?
— Ни о чем. Будет очень ограниченная десталинизация. Все будет сочетаться с единым учебником истории, спроектированным и исключающим объективное изучение истории Второй мировой войны. В этом контексте понятно, что десталинизация сведется к упоминаниям о репрессиях, которые осуществил Сталин и не более того.
— Одним из пунктов предложенного документа являлось проведение суда над тоталитаризмом, но в ходе дискуссии от него отказались. Вы поддерживаете суд над тоталитаризмом?
— Нет, я не поддерживаю этого. Как можно судить некую абстракцию, которая не будет представлена конкретными живыми людьми? Судить мертвых — это глупости.
— Недавно в России был запущен новый интернет-ресурс «Документы советской эпохи». Около 300 тыс. документов из засекреченных фондов Политбюро (за период 1919—1932 гг.) и И. В. Сталина (важнейшие материалы за период 1866-1996 гг.) были преданы огласке. Как вы считаете, положит ли это конец спекуляциям вокруг личности Сталина?
— Во-первых, этот сайт малодоступен. Он постоянно перегружен, и на него очень трудно зайти. Но главное другое — архив Сталина там-то выложен, а самые интересные вещи, которые и свидетельствуют о его преступлениях — переписка с органами безопасности, переписка с министерством иностранных дел — по-прежнему остаются секретными и не выложенными в открытый доступ. Дело же не в количестве документов, а в их качестве. А о репрессиях свидетельствует ничтожная часть документов, которые исходили от Сталина или хранились в его архиве. Если даже 1% документов остается засекреченным, чаще всего это именно те, которые и свидетельствуют о преступлениях. Это, кстати, противоречит Закону «О реабилитации жертв политических репрессий» и другим законам, которые запрещают засекречивать информацию, относящуюся к незаконным репрессиям.
— Сегодня одни считают Сталина «великим правителем» и «эффективным менеджером», другие — «тираном» и «убийцей»...
— Споры о Сталине не прекратятся даже тогда, когда будут опубликованы все мысленные документы.
— Почему?
— Дело в идейных позициях, а не в оценке материала — в игнорировании одних фактов и принятии других. Это не зависит от того, что будет и не будет опубликовано.
— Можно ли утверждать, что Сталин до сих пор является важной фигурой для российского общества?
— Важной фигурой исторической памяти он, безусловно, является. Хотя из всех правителей советской эпохи сейчас, как ни странно, более всех популярен Брежнев. Это объясняется тем, что была некая эпоха стабильности, относительной обеспеченности и отсутствия каких-то массовых политических репрессий. Они были избирательными, и масштаб их был не такой велик, как при Сталине. Популярность Брежнева уйдет, когда уйдет со сцены поколение тех, кто жил в его эпоху. Но, с другой стороны, сейчас очень мало людей осталось, которые жили в эпоху Сталина, а популярность Сталина не уходит среди тех людей, которые родились значительно позже его смерти.
— Почему все-таки, по вашему мнению, в России, которая пережила трагическое ХХ столетие со сталинскими репрессиями, лагерями и голодоморами, до сих пор не могут дать однозначную оценку преступлениям Сталина?
— Дело в том, что сторонники Сталина считают, что репрессии были оправданы и что основная их масса была правильна — уничтожали врагов. И Сталин может быть вполне оправдан тем, что он таким образом готовился к войне. Сохранение культа Сталина связано с тем, что российская элита осталась имперской по своей сущности. Сталин был настоящим строителем Советской империи. Путин хотел бы, по возможности, все бывшие советские республики соединить с Россией, в том числе и Украину — потому на нее идет мощный нажим по газовому фактору и по другим сферам. В связи с этим имперскую политику Сталина у нас не критикуют, наш МИД сегодня фактически занимает ту же позицию, что и Молотов — оправдывает действия Советского Союза, оккупацию Западной Украины, Западной Беларуси, страны Балтии, войну с Финляндией. И если такая позиция существует, то, конечно, Сталин всегда будет присутствовать в российской внешней политике, хотя бы в виде памяти.
— Чем это чревато для дальнейшего развития российского общества?
— Российское общество все больше скатывается к тоталитарному прошлому, к принятию репрессивных законов, которые во многом делают жизнь граждан почти такой, какой она была при советах, только без какой-то социальной обеспеченности и стабильности.
— Что должно измениться в сознании посттоталитарного общества, чтобы выработать зрелую оценку тоталитаризму и наследию Советского Союза?
— Надо, чтобы сменилась элита, и на смену путинскому режиму пришел демократический режим. В этом случае может быть антисталинская реальная пропаганда, и постепенно Сталина могут устранить из общественного дискурса. В Германии послевоенное осуждение прошлого и реальное осуждение нацистского тоталитаризма началось в 1960-е годы. Тогда общество прониклось этим, когда ушло поколение, которое жило при Гитлере. А у нас специфический режим, который во многом наследует Сталина, хотя и осуждает его преступления и крайности. Пока не будет другого режима, здесь ничего не изменится. И всякие лакировочные программы десталинизации работать не будут.
— События на Болотной и площади Сахарова стали серьезным сигналом для властей. Как, по-вашему, сформировался ли среди российского общества запрос на новую элиту?
— Этот запрос есть где-то у 10—15% членов общества, наиболее продвинутой его части, которую очень условно называют «средним классом», хотя это совсем не тот средний класс, как в западных странах. Если идти дальше, то этого запроса нет. У оппозиции нет единого руководства, яркого лидера, вокруг которого она могла бы объединиться.
— В конце прошлого года Федеральное архивное агентство России объявило о подготовке трехтомника документов, который «опровергает исключительный характер голода в Украине в 1930-х годах». В чем причина такого шага?
— Причина в том, чтобы показать, что Голодомор не был направлен против Украины, а против всех народов Советского Союза. Так же, как украинский, пострадал и народ Казахстана. Там умерла чуть ли не половина казахского населения, но это было во многом результатом бюрократического идиотизма. Казахов пытались насильно сажать на землю, не давая им возможности заниматься прежним кочевым скотоводством, и это привело к трагическим событиям.
В Украине, может быть, голод и был направлен против украинцев. Потому что действительно Украина и Кубань пострадали больше других регионов. В Украине было достаточно анархическое население (это видно по гражданской войне), которое сопротивлялось коллективизации, и чтобы его подавить, был использован голод.
— Как вы полагаете, что может побудить Кремль признать украинский Голодомор 1932—1933 гг. геноцидом?
— Кремль не признает этого никогда. Я не убежден даже, что это произойдет при смене режима, но при нынешнем правительстве — точно нет.
— Недавно радиостанция «Эхо Москвы» провела опрос: «Нужно ли России каяться за свою историю?». «Да» ответило 53%. Отрицательно ответило 45,4% респондентов. «День» поддержал тему — провел собственный опрос экспертов. Их мнения также разделились. А как вы считаете? Нужно ли России каяться, и есть ли в этом сегодня потребность?
— Я не считаю, что какому-либо народу надо каяться за свою историю. История такая, какая есть. Ее надо изучать и стараться не повторять тех ошибок и преступлений, которые были совершены, и пытаться извлечь из них уроки. Если же речь идет об извинениях на государственном уровне за какие-то преступления, то я считаю, что Россия должна извиниться за многое в своей истории и перед разными народами. И за оккупацию разных стран, и за убийства и преступления, за тот же Голодомор. Но опять-таки, я не думаю, что в обозримом будущем такие извинения последуют.
— Идея создания общего учебника по истории между Украиной и Россией. На ваш взгляд, насколько это реально и необходимо?
— Какие-то такие книги должны быть. Скажем, российский и украинский взгляды на историю под одной обложкой. Но называть их «учебником» я бы не стал. Это скорее должны быть книги, которые дают два взгляда на одни и те же события. А эти книги, которые называют «учебниками», создаются совершенно по другому принципу. Там стараются как раз «сгладить» какие-то противоречия и прийти к консенсусу. Они получаются достаточно беззубыми и малоинтересными. А совместный учебник не имеет смысла, даже не из-за разных оценок одних и тех же событий, а из-за разной значимости одинаковых событий для разных народов.
