На протяжении всех дебатов в ООН по поводу Ирака президент Путин пытался дать Франции возможность выступить с обвинениями против предполагаемой «односторонности» Америки. Он также воздержался от присоединения к заявлениям германского канцлера Шредера, в которых тот возражает против проведения каких-либо военных действий против Багдада. В конце концов, российский президент пришел к тому, чтобы выступить против поддержки США в этом вопросе, хотя он, пока еще, не навлек на себя ни одну из тех злых насмешек, которые руководители Франции и Германии получили от Америки. Проницательность и зрелость его дипломатии в отношении вопросов, касающихся Ирака, это не что иное, как еще один признак того, что Россия возрождается после своей долгой посткоммунистической хандры, чтобы обрести свой голос в мире, где главенствует Америка.
С самого начала этого кризиса у российского президента было достаточно проницательности, чтобы понимать различие, с которым Америка воспринимает Францию и Германию с одной стороны и Россию — с другой. Давнишняя симпатия к Франции и Германии, которая родилась во времена холодной войны, когда они были в одном альянсе, очень сильно контрастирует с внешней политикой Америки, отличавшейся осторожностью в отношении постсоветской России. Стоило бы президенту Путину присоединиться к хору франко-германских скептиков в самом начале дебатов в ООН, он бы растратил большую часть того хорошего отношения и репутации надежного партнера США, которые он завоевал с таким трудом с момента своего прихода к власти три года назад.
Однако различие между Парижем/Берлином и Москвой на самом деле простирается гораздо глубже. Франция не просто заинтересована в иракской нефти, а германский канцлер не просто обращает внимание на результаты опросов общественного мнения (которые имеют отношение к работе его собственного правительства, а не просто к иракскому вопросу). Как для Франции, так и для Германии проблема Ирака является своеобразным горном, в котором куется автономная внешняя политика и политика безопасности Европейского Союза.
Все это является важной целью, но также и вызовом Америке, и президент Путин знает это. Вашингтон определяет это именно таким образом, и потому приветствовал помощь «новой Европы» (в состав которой входит большое число бывших стран коммунистической Восточной Европы) в восстановлении равновесия в пользу Америки.
Как это уже раньше случалось в европейской истории, некоторые деятели в России, возможно, испытали соблазн реанимировать старую политику разжигания трансатлантического раздела. И хотя эта политика уже умерла и, скажем прямо, провалилась, тем не менее, отдельные деятели российской элиты, занимающиеся внешней политикой, все еще вспоминают о ней с любовью. Другие видели в присоединении к Франции и Германии средство для России «присоединиться к Европе», причем на более равноправных условиях, чем те, которые ей сейчас, вроде бы, предлагаются. Однако оба эти взгляда являются иллюзорными.
В сегодняшнем мире Россия должна заниматься своими собственными делами. Ее главный интерес заключается в модернизации страны, ее экономики, политической системы и общества. Для того чтобы достигнуть этой цели, России требуется не просто отсутствие конфронтации со США, но и истинно сильные и глубокие отношения с единственной мировой супердержавой. До тех пор, пока Россия не станет магнитом, притягивающим инвестиции из США, и до тех пор, пока не будет построено соответствующее экономическое основание, способное поддержать эти отношения, они будут строиться на двух основных моментах: сотрудничество в области безопасности и партнерство в энергетике.
В непосредственных национальных интересах России является создание особых отношений с Америкой, как с целью поддержки своей стратегии модернизации, так и для того, чтобы справляться с бесчисленными проблемами в области безопасности, перед которыми встает Евразия. В число этих проблем входит распространение оружия массового уничтожения в странах, окружающих Россию, международный терроризм, а также торговля наркотиками, которая процветает благодаря социальным и экономическим беспорядкам, особенно в странах Ближнего Востока, а также проблемы, связанные с воинствующими исламистами. Что касается Афганистана и стран Средней Азии, то здесь Америка и Россия могли бы быть ценными партнерами и помогать друг другу в достижении общих целей.
Президент Путин как-то справедливо заметил, что в мире есть более важные вещи, чем Ирак, и с том числе роль и полномочия Совета Безопасности ООН. Это верно. Традиционно Москва рассматривает Совет через призму постоянного обладания ею права вето совместно с еще четырьмя странами. Это служит гарантией «международного политического иммунитета» для России.
Статус великой державы, который Россия имеет в Совете Безопасности, остается важным элементом защиты, но в мире, где существует всего одна сверхдержава, неформальные правила игры уже изменились. Сейчас для увеличения эффективности Совета требуется, чтобы он научился работать посредством имеющихся у ООН механизмов совместно (а не против) захвативших лидирующую роль США. И здесь русские могут многому (за исключением особого отношения) научиться у Великобритании.
Вместе с формированием зарождающейся новой Европы происходит формирование нового Запада. Запада, который будет простираться от Атлантического до Тихого океана. Россия является частью Европы, однако ее расположение и некоторые интересы очень сильно отличаются от интересов стран, составляющих костяк Евросоюза (на что последние постоянно указывают). Экономическая интеграция с Евросоюзом плюс партнерство в области безопасности со США являются выигрышной внешнеполитической формулой для российской модернизации. Что касается Ирака, национальные интересы России заключаются в том, чтобы сохранить свое влияние в районе Залива. И единственный способ достичь этого — прийти к какому-то соглашению со США по поводу будущего, которое ожидает Ирак после Саддама.
