В наступившем веке большинство государств начнут трансформироваться из культоподобных объектов, несущих в себе эмоциональный заряд, в более простые гражданские административные единицы, которые будут частью сложной планетарной организации. Эта перемена положит конец идее невмешательства и представлению о том, что происходящее в другом государстве — это не наше дело.
Что касается практических обязанностей и юрисдикции государства, то они могут пойти в двух направлениях: вниз или вверх. Вниз — к различным организациям и структурам гражданского общества, которым государству следует постепенно передать многие из своих задач. Вверх — к различным региональным, транснациональным и глобальным сообществам и организациям. Такая передача обязанностей наверх уже началась.
В двадцать первом веке в мире будет более тесное сотрудничество, если человечество пройдет через опасности, которые оно само себе уготовило. Для того, чтобы мир смог достичь этого, индивидуальные элементы, культуры и сферы цивилизации должны четко уяснить, в чем их уникальность, что отличает их от других, и принять то, что эта непохожесть не есть недостаток, а это их вклад в мировую сокровищницу человечества. Конечно, это понимание должно прийти также к тем, кто напротив имеет наклонность считать свою непохожесть основанием для самовознесения.
Я вовсе не против института государства как такового. Я просто говорю о том, что есть ценность выше Государства, и эта ценность — человечество. Государство служит людям, а не наоборот. Если человек служит своему государству, то такая служба должна идти не дальше того, что необходимо для государства для того, чтобы хорошо служить своим гражданам. Права человека стоят выше прав государств. Гражданские свободы представляют большую ценность, чем Государственный суверенитет. В контексте международного права гарантии, защищающее человека, каждый из которых уникален, должны превалировать над гарантиями, защищающими Государство.
Таким образом, во внешней политике отдельные государтсва должны постепенно избавиться от категории, которая до сих пор была ее краеугольным камнем — категории «национальных интересов», которая имеет тенденцию скорее разделять, чем объединять. Каждый из нас имеет свои особые интересы. Это естественно, и нет причины, почему мы должны отказаться от наших законных волнений. Но есть нечто, что стоит выше наших интересов — это принципы, которые мы исповедуем.
Принципы скорее объединяют, чем разъединяют; они — ограничители для измерения законности наших интересов. Мне кажется неправомерным, когда различные государственные доктрины утверждают, что соблюдение такого-то принципа отвечает интересам государства. Принципы должно уважать и соблюдать ради них самих; интересы должны быть вторичны принципам.
Например, неправильно, если бы я сказал, что справедливый мир во всем мире в инересах Чешской республики. Я должен добавить следущее: во всем мире должен быть справедливый мир, и интересы Чесшской республики должны быть подчинены этому.
Альянс, объединивший такие разные страны, как Канада и Чешская республика, выступил против насаждающего геноцид режима Слободана Милошевича. Эта борьба не была ни легкой, ни популярной. Однако ни один здравомыслящий человек не сможет отрицать, что это, пожалуй, была первая война не во имя интересов, а во имя приципов и ценностей.
Если войну можно назвать этичной или сказать, что она велась из этических соображений, то эта война была именно такой. В Косове нет нефтяных залежей, которые могли бы привлечь чьи-то интересы; ни один из членов Альянса не имел там территориальные притязания. Альянс выступил во имя человеческих интересов в защиту судеб людей. Он вступил в борьбу потому, что порядочные люди не могут сидеть и смотреть, как систематически под руководством государтсва истребляются люди. Порядочные люди просто-напросто не могут терпеть такое положение вещей и не могут не прийти на помощь, если оказание помощи в их силах.
Итак, права человека должны превалировать над правами государств. Государтства и объединения государств такие как Европейское Сообщество должны действовать в соответствии с законом, ибо закон стоит выше, чем защита суверенитета государств; они должны действовать с уважением к человеческим правам, как это заложено в наше сознание и регламентировано инструментами международного права.
Я вижу в этом важный прецедент на будущее. Было ясно заявлено, что недопустимо истреблять людей, выселять их из дома, жестоко с ними обращаться и лишать из собственности. Было показано, что права человека неразделяемы, и если несправедливо обошлись с кем-то, то значит несправедливо обошлись со всеми нами.
Неоднократно в прошлом я размышлял о том, почему человечество имеет прерогативу на какие-либо права. С неизбежностью я пришел к заключению, что право человека, его свободы и достоинство имеют глубочайшие корни в сферах вне земного мира. Наше отношение к ним обусловлено тем, что в определенных условиях они по нашему добровольному выбору (без принуждения) могут иметь для человечества ценность большую, чем жизнь. Таким образом, эти понятия имеют значение только при признании бесконечности и вечности.
Я глубоко убежден, что истинная ценность наших действий — вне зависимости от степени их гармонии с нашей совестью, послом вечности в нашей душе — проходит окончательную проверку в областях, невидимых нашему глазу. Если мы не почувствовали это или подсознательно догадались об этом, то некоторые вещи будут вне нашей досягаемости. Ибо хотя государство есть дело рук человеческих, человечество есть созданье божье.
