Внешнеполитический контент минувшего года для Украины оказался не только насыщенным, но и тяжелым. Год стал тестовым на предмет кристаллизации национального интереса, определения его ключевых позиций и державного доопределения в целом. Основными внешнеполитическими вызовами для Украины стали события в Ираке и постиракская реконструкция, ЕЭП, расширение ЕС и обозначение статуса Украины как еврососеда, события вокруг Тузлы, ситуация в Грузии и думские выборы в России. Но и не только это. Достаточно вспомнить непростую раскладку сил вокруг нефтетранзитного проекта «Одесса- Броды», которая также сыграла в деле выявления национальных позиций далеко не последнюю роль.
Главное в том, что год 2003 стал годом практических реализаций, годом эмпирического приложения десятилетних теоретических и полуабстрактных наработок национальных принципов в глобальном мире. Обозначились веховые точки роста национального интереса и перекрестные области внешнеполитических столкновений, порой игравшие роль микрошоков с последующей реакцией.
Украина стала не просто свидетелем становления России как региональной сверхдержавы, выхода Соединенных Штатов на уровень мирового либерального гегемона, а также появления на геополитической карте мира новой экономической ЕС- империи. Страна стала непосредственным участником и ключевым игроком этих изменений. Она была вынуждена не наблюдать, а действовать, искать адекватный инструментарий, эффективную логику ответов.
Украина оказалась в такой системе международных взаимоотношений, которая тяготеет к формированию в ней нескольких блоков-империй: США, ЕС и, вероятно, квазиимперии «путинская Россия». И если для США и ЕС Украина представляет собой не ключевой геополитический интерес, то для России фактор Украины означает, «куда будет смотреть российский орел» — в Евразию или в Европу.
Россия 2003 года сумела сосредоточить часть дипломатических сил в Каспийском регионе и извлечь из этого солидную долю нужных ей дивидендов. Следует отметить, что все это проходит на фоне американского присутствия на Ближнем Востоке, в виде частичного отыгрывания Россией проигранных партий большой нефтяной игры. Не секрет, что иракские события 2003- го положили собой в истории новый мировой нефтераздел. США, став новым диспетчером цен и потоков ближневосточной нефти, резко очертили тем самым роль двух других нефтеисточников: Каспийского региона и России. И для последней это стало сигналом к началу нового геополитического проекта. Медлить Россия не может, ее энергетический шанс все сильнее зависит не только от наличия нефтересурсов, но и от умения вовремя и правильно эти нефтересурсы конвертировать для обеспечения успеха российского имперского проекта.
В этом проекте Россия сделала стратегическую ставку на Украину. Пока ни Соединенные Штаты, ни Евросоюз так крупно на Украину не ставят. Ни одна из крупных держав не может решать чисто тактические задачи, не опираясь при этом на стратегическую карту. В этом и заключается смысл увязки Украины в российской игре на стратегической каспийской карте. Ключевым здесь оказался энерготранзитный национальный ресурс, контроль над ним позволяет регулировать объемы потоков каспийской нефти, львиная доля которых будет направлена в Европу.
Реализация американского геополитического сценария в 2003 году кардинально изменила «нефтяную карту» мира. Кроме того, постсаддамовская реконструкция стала не только пилотным проектом «гуманитарной интервенции» для США, но и первой серьезной геополитической акцией Украины в новых реалиях. Важности иракской акции Украины ни в коей мере не нивелирует даже тот факт, что она действовала в составе коалиции и в польском секторе ответственности. В данном случае главным было как раз «не победа, а участие».
Именно в 2003 году окончательно оформился и был публично озвучен «американский интерес» Украины. Кроме того, неоднократно задекларированное стратегическое партнерство нашло свое отражение в практической плоскости — в уходящем году впервые так явно обозначились контуры пока еще негласного, но де-факто уже существующего американо-украинского военного «предсоюза».
Миротворческое присутствие в Ираке обусловило опосредованное включение Украины в американскую игру в «младоевропейском» секторе ЕС, что в ближайшее время может существенно пополнить набор отечественного евроинтеграционного инструментария. Уже сейчас многие эксперты (в том числе и западные) говорят о том, что кратчайший путь в ЕС для Украины пролегает через вступление в НАТО. С этой точки зрения подобный альянс с США выглядит стратегически оправданным.
Прошлый год еще четче обозначил тенденции включения постсоветского пространства в глобальную игру и сферу интересов основных геополитических игроков. Естественно, что эти тенденции не смогли обойти стороной и ГУУАМ — постсоветский (и во многом контрроссийский) проект региональной интеграции, инициированный Украиной.
Ялтинский саммит, призванный «вдохнуть жизнь» в проект, находящийся в состоянии анабиоза, практически не сдвинул с мертвой точки процесс трансформации ГУУАМ в полноценную организацию региональной экономической и политической интеграции. Зато четко обозначились центробежные тенденции: если в 2002 году лишь Узбекистан высказал сомнения в целесообразности своего участия в проекте, то по состоянию на середину ушедшего года стопроцентным «энтузиастом», наряду с Украиной, стремящейся сохранить статус неформального лидера и кровно заинтересованной в его жизнеспособности, можно было назвать лишь Грузию.
Внешнеполитические шаги Молдовы, свидетельствующие о ее вхождении в фарватер внешней политики Румынии — более удачливого в экономическом плане и более расторопного в евроинтеграции соседа, — могут означать постепенный ее выход из постсоветской системы российско-украинского внешнеполитического протектората. В 2003 году Румыния — страна с динамично развивающейся экономикой и четко обозначенными евроинтеграционными приоритетами — заняла прочную позицию главного «евролоббиста» Молдовы.
Пока еще не ясно, каких движений можно ожидать от новой грузинской элиты, ведь с уходом Шеварднадзе ушел и постсоветский ГУУАМ. Если учесть, что Грузия оставалась до последнего времени единственным активным партнером Украины в этой коалиции, то это, наряду с постепенным охлаждением интеграционного энтузиазма участников, может означать, что ГУУАМ либо вошел в полосу затяжного кризиса, либо находится на пороге серьезных системных трансформаций. Еще на ялтинском саммите Соединенные Штаты четко дали понять, что готовы открыть свой счет в этой игре. Похоже, что только крупный геополитический «инвестор» сможет в настоящий момент обеспечить модернизацию ГУУАМ и его наполнение реальным экономическим контентом.
Медленное затухание пульса ГУУАМ и неизбежная его трансформация в случае активного включения США в постсоветскую игру — прежде всего дипломатический вызов для Украины, заинтересованность которой в реанимации проекта велика. В свете последних событий в Грузии геополитическая ставка США может быть сделана и на американо-грузинскую конфигурацию проекта. В таком случае Украине необходимо сохранить статус инициатора и ведущего оператора ГУУАМ.
Прошлый год стал годом беспрецедентной активности украинского МИДа на европейском направлении, и в то же время — годом, который так и не внес конкретики в европейские перспективы Украины на ближайшее будущее. На данный момент приоритеты Евросоюза сосредоточились в сфере ассимиляции новых членов, поэтому основные инвестиционные потоки и контуры евродипломатии во многом замкнутся именно на этой «младоевропейской десятке».
«Европейского прорыва» Украины, как это ни грустно, не произошло. Скорее можно вести речь о цепочке локальных дипломатических успехов на фоне сохранения прессинга на украинское руководство со стороны европейских структур, обусловленного по-прежнему в первую очередь «несоответсвием» в гуманитарной сфере. В этой плоскости продвижение Украины в ЕС будет пробуксовывать, постоянно наталкиваясь на давление европейских правозащитных структур.
Но есть и еще один не менее важный момент. В то время, как неоднократно озвученная официальным Киевом логика — «чем больше партнеров, тем лучше» — подразумевает участие в разновекторных геополитических проектах, ЕС в диалоге с Украиной руководствуется категориями логики «или — или». Несмотря на то, что ЕС стремится к расширению прежде всего зоны своего экономико-культурного влияния, взамен гарантий безопасности и экономических преференций, которые дает евростатус, требуется как минимум приверженность европейским внешнеполитическим ценностям, выражающаяся в практических шагах. Это один из непреложных принципов евроинтеграции двух последних десятилетий. В этом контексте достаточно показательной была критическая позиция ЕС по вопросу участия Украины в российских геоэкономических проектах, таких, как ЕЭП.
В европейской дипломатической среде сформировался своеобразный «украинский синдром», проявляющийся в схемах «особых отношений» со своим недавно обретенным еврососедом. Складывается впечатление, что в ЕС устали от внешнеполитических виражей Киева и объявили негласный мораторий на рассмотрение «украинского вопроса».
В таком ключе вполне закономерно было бы предположить, что Евросоюз, озабоченный сейчас «поглощением» стран «молодой Европы», готов иметь дело уже с «подготовленной» Украиной. Прагматичные европейцы хотят видеть в качестве реципиента европейских гарантий и ценностей Украину европейских стандартов. Поэтому, исходя из складывающейся украино-европейской конъюнктуры, вполне возможно, что каких-либо конкретных шагов от ЕС можно будет ждать либо после прохождения Украиной избирательного рубежа-2004, либо после появления новых европейски ориентированных игроков по истечении выборного цикла 2004 — 2006 годов.
2003 год стал годом новых внешнеполитических вызовов для Украины, от адекватных ответов на которые зависела ее дальнейшая геополитическая роль: либо статиста в чужих сценариях, либо активного участника глобальных процессов. В ходе поиска этих ответов оформилась «кристаллическая решетка» обновленной внешней политики и дипломатический инструментарий, адекватный новой постиракской геополитической динамике. Пройдя через внешнеполитические «точки роста» и целый ряд геополитических «шоков», украинские элиты сформировали новое консенсусное поле — сферу национальных интересов. Публичная апелляция к национальным интересам, пожалуй, впервые обрела реализацию в практических шагах Украины на международной арене.
Любые победы достигаются ценой потерь и издержек, но любые потери учат побеждать. 2003 год научил, что цена национального интереса — это цена практического участия, цена долевой игры, цена сегодняшних внешнеполитических инвестиций в завтрашнюю систему глобальной, а значит, и национальной безопасности.
