Как-то водитель Черчилля, говорят, сбился с пути. Он спросил у прохожего — «Где я, простите, нахожусь?». — «В автомобиле», — ответил тот и пошел своей дорогой. Черчилль, якобы, сказал тогда своему водителю: «Вот ответ, достойный нашего парламента! Во-первых, он краткий и хамский. Во-вторых, абсолютно бесполезный. И, в-третьих, не содержит ничего такого, чего бы не знал тот, кто спрашивает». Я прочитала эту историю, сидя в нашем парламенте, в один из тех нудных и затянутых отрезков времени, когда на экранах канала «Рада», включенных в каждом доме по всей стране, стоит заставка «Перерыв в заседании Верховной Рады». Люди по всей стране в это время ужасно нервничают, звонят друг другу, а также, те, у кого есть такая возможность, — звонят знакомым депутатам или знакомым родственникам депутатов, чтобы те позвонили оттуда, в телевизор, за кулисы той заставки, и спросили «Ну дак шо?». Временами канал оживает и включает коридоры парламента, и тогда люди прикипают к экранам и рассматривают — кто там с кем пошел, кто с кем целуется, слушают комментарии выловленных в тех кулуарах депутатов, которые, на самом деле, ничего людям не объясняют. Но люди не сокрушаются по этому поводу, потому что уже являются умудренными: политики — это такие существа, которые всегда говорят совсем не то, что происходит на самом деле. Зачем — никто точно не знает, но все знают, что это такая у них работа, потому что у них есть интересы. Слушают их скептически и по инерции, все же, по инерции, любя одних и ненавидя других. Именно так жизнь в последнее время вообще позиционирует человеческие отношения — нужно одних любить, а других — ненавидеть. Ничего усредненного. Ни слова о: понимать, терпеть, сочувствовать, пытаться стать на место другого. Этому страну также учат политики. Такие политики, которые на это историческое мгновение в стране имеются, — пока что эволюция никаких других экземпляров предъявить стране не может. Потому что все должно рости и развиваться постепенно — вскочил бы да не перескочишь, так сказать. Сидя в том парламентском зале и понимая, что миллионы глаз сейчас рассматривают тебя, как рыбу в банке, также нервничаешь и пытаешься понять, что все-таки происходит со страной сейчас? Было ли такое уже с кем-либо? Есть ли рецепт, как выскочить из той психодрамы, действующим лицом которой тебя люди избрали и ждут, что ты теперь будешь делать? Вот именно в такой из непростых мгновений раскрыла я купленную здесь же, на лотке в Верховной Раде, книжку Черчилля и листала, в поисках каких-то знаков из глубин истории. Приведенный уже в начале сюжет неожиданно утешил, потому что дал понять, что все уже когда-то было, а, следовательно, все, наверное, со временем перетечет в какие-то другие банки с более изысканными рыбами. Путешествуя по стране во время избирательной кампании, я говорила людям, что мы обязательно изменим политику, мы внесем в политику понятие «ценности», вытесняя на задний план господствующее понятие «интересы». Я и тогда представляла, что это будет сделать нелегко, а сегодня, сидя в этом зале, иногда думаю — а возможно ли? Признаюсь — это мгновения слабости, которые, наверное, бывают у каждого, кто идет в гору и иногда запыхается и остановится перевести дух и убедить себя, что нужно идти дальше, раз взялся. И поэтому я подумала — начну с себя, это будет лучше всего. И установлю из этого зала связь с теми миллионами глаз, и буду с ними откровенна — потому что, может, это и неполитично, но не оставлять же народ одиноким в его ожидании того, какую кашу там, за заставкой «Перерыв», их избранники сварят, когда вынесут и покажут. Люди, я должна вам сказать, что все это в разных вариантах уже когда-то было с другими народами, а мы с вами просто живем в то время, когда все именно происходит. Или, например, можно теперь объяснить себе, что чувствовали люди, когда мимо них топотали мохнатые мамонты, а над их головами зловеще летали какие-то зубатые чудовища? Тот исторический период мы теперь рассматриваем на рисунках в энциклопедии без страха — потому что знаем, что все это благополучно пройдет, человечество выживет. Так пройдет и то, что сейчас. Вот давайте это зарисуем, а потом когда-то кто-то рассмотрит это в энциклопедии. «Собаки смотрят на нас снизу вверх. Коты смотрят на нас сверху вниз. Свиньи смотрят на нас, как на равных». Так будто говорил Черчилль. Он за славную свою жизнь столько всего сказал, что, иногда самые блестящие шутки того времени приписывают ему. Он очень нежно относился к свиньям. А может все же эта его тирада была сказана в один из тех моментов, когда сэру премьеру было именно в его парламенте не до шуток? В это мгновение у меня за спиной один депутат говорил другому — «Ты слышал, что сказал Иван Степанович (Плющ)?» Говорит: «Я столько съел сала, что уже стыдно свиньям в глаза смотреть». От неожиданной параллели стало смешно. Иван Степанович также столько всего за свою политическую жизнь сказал, что временами некоторые вещи также просто смахивают на им сказанное. Я повернулась (его место в зале как раз за мной), и хотела спросить, переживает ли он так за свиней, как Черчилль, — но Ивана Степановича там не было, он вынул карточку для голосования и незаметно выскользнул из зала. Как раз собирались голосовать. И, наверное, в каком-то украинском городе снова играл «Шахтер». И сейчас на трибуне появится прямо из аэропорта Иван Степанович. И судья засвистит — начало матча. Иван Степанович завтра вернется и будет сидеть так спокойно, как будто не о нем злорадствовало ползала. «Плющ, Оля, всегда был Плющ», — объяснит он мне и с беззаботностью танца заведет разговор о прошедших временах. Очередной перерыв, который затянулся уже на полдня, был объявлен из-за того, что никак не могли внести кандидатуру заместителя спикера. В который раз называли коммуниста Адама Мартынюка, а коалиция говорила, что ни за что, а того все называли и называли — именно потому, что коалиция говорила свое «ни за что». Что сказать народу в объяснение этой забавы? Народу, который на внеочередных выборах добавил коммунистам голосов, а нам в парламентский зал — по меньшей мере, пять красных парламентариев... Пройдет определенное время, как оно уже прошло для Европы, и тогда народ внимательнее перечитает эти строки: «Поддерживать хорошие отношения с коммунистом — все равно, что заигрывать с крокодилом. Не поймешь, пощекотать его под подбородком, или дать ему по голове. Не знаешь, что у него на уме, когда он разевает пасть, — пытается он улыбнуться или готовится съесть вас живьем». А миротворец — это тот, кто кормит крокодила в надежде, что тот съест его последним. Благодарить Бога, это сказала не я — в случае смертельной обиды, в суд подадут на экспертную оценку покойного Черчилля. Хотя, как неожиданно метко он сегодня пришелся. И не знаю, что бы он сказал, наблюдая эту удивительно драматическую сцену, которая заставила многих вскочить на ноги и кричать: эй вы, выродки! Не думаю, что этот возглас в будущем приживется в парламенте, но кричать был повод действительно. За столом руководства Верховной Рады в различных расслабленных позах валялись блокировщики трибуны из Партии регионов. Кто-то ерзал задом по красному бархату президентского кресла (господин Черчилль, только то, что вас уже нет, спасает сейчас вас от культурного шока, а у меня, к сожалению, нет шансов спросить у вас — возможно ли это?). Кто-то копался в компьютере председателя Верховной Рады — может, играл в карты, может, что-то читал, что маловероятно. Двери, откуда должен был появиться председатель, были подперты стулом, как в хлеве, — если допустить, что жильцы хлева вообще прибегают к такому предохранительному мероприятию. В ожидании команды «Взять!» вокруг похаживали: один депутат — преподаватель, один — олимпийский чемпион, один — известный борец, один — известный бизнесмен и другие джентльмены очень спортивного телосложения (ничего плохого по этому поводу сказать не хочу, очевидно, люди на досуге занимаются своим здоровьем). Им уже было тошно. Когда вдруг кто-то оттолкнул стул (по телефону прозвучала какая-то команда), двери открылись, и было видно, что там появился Арсений Яценюк. А далее вся мускулистая команда закричала, стала делать резкие движения, смела спикера в свой клубок и ударила им о стену. Не уверена, что рафинированный яппи Арсений Яценюк в своей жизни попадал когда-то в такое общество, а тем более, чтобы его швыряли когда-то о стену. Эта история огорчила как-то существенней, нежели другие инциденты, которые уже твердо вписаны в список «политических» средств борьбы. Даже на фоне разбитых мониторов и табло, захваченных щитовой и расквашенных морд коллегам из недружелюбных лагерей, это зрелище — влепленный в стену спикер, который ловит свои очки, — фиксировало, к сожалению, осознание того, как нам еще нескоро слезать с дерева. И тревожное понимание, что уже поздно — мир движется дальше. Однако я не для того затеяла этот разговор, чтобы заканчивать так безнадежно. Вот пример оптимизма — собираясь на утреннее заседание, слушала спиной новости. Напомнили о Томасе Море, который также в далеком прошлом был членом парламента. Ни «судимость» (сидение в Тауэре), ни плохие манеры коллег не смогли помешать тому, что этот политик рисовал и писал стихи, а также создал «Утопию», о которой сказал приблизительно так — «Я такого государства скорее жажду, нежели ожидаю». Иными словами — он мечтал! И он жаждал политики, которая несла добро и благоденствие людям! И он этого не стеснялся! Тогда со спикерами вели себя еще хуже — его отрубленная голова болталась на Лондонском мосту, пока дочь не выкупила ее и не упокоила в достойном месте. Память о той голове — составляющая уважения к британскому правосудию, как это формулировали тогдашние предки демократии. Все же, подумала я, Яценюк — все-таки счастливчик. Люди, в той банке, которую вы с изумлением рассматриваете, проплывают-таки породистые рыбы. Не огорчайтесь. Вот передо мной сидит Кириленко. И, смотря на то, как в этом всем он держит спину, я свидетельствую — здесь, в этом гиблом месте, все же есть люди, которые не стесняются стремиться к тому, чего жаждут, понимая, что еще долго и далеко. Например, — к настоящей и любимой Украине. Среди них точно есть вожаки, о которых Черчилль говорил приблизительно так: говорят, что лидеры должны часто наклоняться и прикладывать ухо к земле. Но легко ли будет народу считать их лидерами, когда он их застанет в такой неприглядной позе?
