Украинская демократия таки дожала своих политиков и, наконец, было принято Постановление Верховной Рады Украины о признании Голодомора 1932—1933-х годов геноцидом. Это большая победа всех патриотических сил, значение которой трудно переоценить — это решение прямо или опосредствованно будет иметь далеко идущие последствия. Верховная Рада приняла это решение неохотно, обсуждение проекта было сложным. Противники этого решения попробовали опять пойти в обход и были согласны на любое определение, только не на страшное слово ГЕНОЦИД. Но отступать было-таки некуда: в этот день на Верховную Раду смотрела не только вся Украина, но и весь мир. Даже во времена перестройки и в первые годы независимости, правда о Голодоморе откровенно замалчивалась. Для Украины Голодомор, то же, что для стран Прибалтики пакт Молотова — Риббентропа. При обретении независимости Украины именно это стало основным фактором, когда украинцы делали свой выбор. А его признание актом геноцида, убийства народа — серьезный превентивный удар по тем силам, которые еще надеются на реванш. Долгая и напряженная борьба украинцев за свое право на правду перешла через первый перевал, и выиграна первая битва; но еще не война. На этом можно было бы и закончить оценочные суждения об этом историческом постановлении. Если бы во время обсуждения не случилось того, что вызвало всеобщее возмущение. А лично меня болезненно затронуло.
Начну с прямой цитаты.
«Когда стало очевидным, что для спасения подмоченного имиджа «оранжевой» команды, нужно будет... во что бы то ни стало сыграть на теме голода, то срочно выписали из Соединенных Штатов Америки некоего голодоморного фантазера, доктора Джеймса Мэйса. Работая в Украине, человек умирает. Немедленно появляется распоряжение Президента Украины, которым предусмотрено спроектировать и поставить гражданину Соединенных Штатов Америки памятник, установить мемориальную доску, переименовать одну из улиц Киева, подготовить серию радио- и телепередач. Снять документальный фильм. Конечно, все это на средства Государственного бюджета Украины...»
Это слова Петра Степановича Цибенко, представителя фракции коммунистов, сказанные во время обсуждения Постановления Верховной Рады Украины о признании Голодомора 1932— 1933-х годов актом украинского геноцида. Собственно, именно его выступлением и было начато это обсуждение. И хотя постановление было принято, но я никогда не забуду, кто голосовал против. О чем и кем говорилось. Вспоминая это обсуждение, я как гражданка Украины, ощущаю жгучий стыд за тех, кто промолчал. Могу только поблагодарить Николая Томенко, который сумел-таки добраться к микрофону и сказать свое слово в защиту Джеймса. Но у него не было времени сформулировать четко, собственно, чем вызваны его гнев и возмущение. И о чем, собственно, идет речь. Или о ком.
Итак.
«Оранжевые» никак не могли «выписать» Джеймса Мэйса из США, потому что он находился до этого на Украине уже 15 лет. Впервые он приехал по приглашению общества «Україна», которое до этого все время находилось в ведении спецслужб СССР, приехал в 1990 году, еще до распада СССР. Прибыл с разрешения ЦК КПУ, т.е. партии, к которой принадлежит товарищ Цибенко, после того как появилось в прессе выступление В.В. Щербицкого, в котором признавался факт массового искусственного голода в Украине.
Наконец, предоставлю слово самому Джеймсу: «В конце 1989 года со мной начали налаживать контакты дипломаты Советской Украины при Посольстве Советского Союза. В конце года Украинское общество ради контактов с украинцами за рубежом пригласило меня посетить Украину. После контактов с соответствующими органами США и членами моей Комиссии, я принял приглашение... Оказалось, что настоящей причиной приглашения было то, что Коммунистическая партия Украины хотела меня иметь под боком, когда она официально примет резолюцию, которая признает Голодомор как умышленный уголовный поступок Сталина и его сообщников, и прикажет рассекретить соответствующие архивные документы партии (документы появились месяцами позже и были чрезвычайными), чтобы я мог официально подтвердить, насколько позитивным был этот шаг». В 1993 году Джеймс уже навсегда переехал в Украину. О причинах своего решения он писал так: «Мне кажется, что когда сам объект твоего исследования в опасности, тогда нужно пересмотреть свои приоритеты. Пытаясь понять ущерб и его последствия, можно стать фактором, который поможет залечить раны. Когда судьба составляющей самого человечества — нации и культуры лежала на весах, я почувствовал, что у меня не было другого выбора. В 1944 году Рафаэль Лемкин предвидел, что наследие немецкой нации — искусственное и насильственное усиление немецкого националистического элемента за счет других — долгое время будет оставаться проблемой. В случае Германии — благодаря полному поражению фашизма и смелости немецкой нации, которая смогла смириться со своим прошлым — он, возможно, ошибался. Однако представляется, что по разным причинам он был прав в случае Советского Союза. Чтобы объяснить это сполна, необходим еще один труд, объемнее этого, однако справиться с этим тяжелым наследием может оказаться абсолютным вызовом для исследователей геноцида. В конечном счете, одна из главных целей знания — лечение». (Из книги «Пионеры изучения геноцида», издательство Transaction Publishers, Нью- Бразавик-Лондон, 2002). Джеймс Мэйс, конечно, не воздушный ас Иван Кожедуб. Сопоставлять их заслуги, их оценки так, как сделал народный депутат-коммунист Петр Цибенко — дело неблагодарное и неблагородное. Я так поняла, что господина Цибенко возмутило то, что так широко чествуется именно гражданин США. Доминик Арель с кафедры украинства Оттавы (Квебек, Канада), узнав о смерти доктора Джеймса Мэйса, написал в своем издании «Український список»: «Скорбный день для украинистики: американский историк Джеймс Мэйс умер сегодня в Киеве в возрасте 52-х лет. Автор классического труда «Дилеммы национального освобождения: национальный коммунизм в Украине, 1918—1933» (1983) и монументального исследования украинского Голодомора в трех томах (1987—1988), Джеймс заплатил профессиональную цену за святотатство, с точки зрения русистов, утверждая, что украинский Голодомор был вызван искусственно».
Эту так называемую профессиональную цену я знаю доподлинно, и, при случае хочу сказать, что был он выдающимся ученым-гуманистом. Он был убежденным противником убийства как способа решения конфликтов. Он каторжно работал и этот труд здесь, уже в Украине, не может не вызывать уважения. Но, к сожалению, чтобы издать труд более 300 издательских листов, издать его диссертацию, его научные статьи, нужен мощный научный потенциал, которого нет в Украине, и большие средства, с которыми проблема, если речь идет о таких масштабах. Это совсем не то, что поставить памятник или назвать улицу. Наконец, памятник на Байковом я поставила исключительно на собственные средства. Конечно, помогли дети, которых воспитал и поставил на ноги Джеймс Мэйс. Чужие, и родные ему украинские дети... Да еще единственный Владимир Яворивский вытянул из кошелька 1000 гривен. Низко ему кланяюсь. Памятник на Байковом — дело неподъемное для частного лица. Я сгорала от стыда, когда просила материальную помощь в разнообразных фондах и организациях. Со мной обошлись грубо даже те, кто хорошо знал доктора Мэйса и обязаны ему во многом своей карьерой и состоянием. Бог им судья.
А теперь о Государственном бюджете Украины, который так «ограбил» доктор Мэйс.
Когда он попал в больницу, то кровь ему предоставило не государство из своих запасов, а украинские женщины из газеты «День»: журналисты, бухгалтера и еще друзья, соседи, свои дети. Дружными рядами они приехали на станцию скорой помощи и сдали необходимое количество. Крови нужно было много. Потом он шутил, что наконец стал полным украинцем, потому что в его жилах — украинская, русская и еврейская кровь. Джеймс тогда пережил клиническую смерть и четыре операции подряд. Помогало — не государство, хотя говорят что было принято какое-то там постановление Киевской госадминистрации и были выделены какие-то там средства. Так и ищите, куда они пошли. А я платила собственными руками за лекарства, за операции, за необходимое оборудование и обслуживание. Мне помогали Лариса Ившина, Марина Замятина, Александр Сугоняко, Евгений Сверстюк, Надежда Степула, Иван Драч. Кто чем мог. Государство было в стороне. Джеймс бы жил, если бы после этого прошел необходимый реабилитационный период. Но то же таки государство, в лице его представителей отмахнулось, когда я просила путевку в нормальный санаторий. У нас тогда на это не было средств, а у государства — интереса.
Совсем плохо ему стало 1 мая 2004 года. Задолго до предвыборной кампании. И задолго, до того, когда появились на политической арене «оранжевые». Закончил редактирование очередной верстки газеты «День», выставил оценки по экзаменам и дипломным работам студентам Национального университета «Киево-Могилянская академия», написал последнюю статью для какого-то английского издания. Долго со мной обсуждал сценарии следующих выборов. Его это мучило. Украина стала ему родной. Он постоянно спрашивал: «Что я могу сделать? Чем могу помочь?» Он жил ее болями, переживал все проблемы украинцев: и материальные лишения, и глумления над его украинским языком, которым он владел безукоризненно, и чиновничье своеволие. Мы жили в последнем доме Троещины, люмпенизированном районе, где едва ли не в каждой квартире продавали самогон, а подъезд был постоянно осыпан шприцами. Не было дня, чтобы какое-то зачумленное существо не позвонило и не попросило денег. Я бунтовала, просила не прикармливать подозрительных людей. Он сгорал от стыда, но отказать не мог никому. Даже в Америке на оклахомской станции к нам подошел какой-то украинец, из новых украинцев, ободранный, без паспорта, кочевал с мексиканцами, прятался от полиции. Услышал украинский язык и попросил у Джеймса 100 долларов. У нас каждая копейка была на счету. Я ссорилась, но только отвернулась, а кошелек прилично опустел. Он хорошо знал, что его подачки ничего не меняют, он просто не мог смотреть в глаза голодному человеку.
Об этом я говорю впервые, потому что надоели те наскоки из-за угла, возгласы в спину, злостное шипение в адрес доктора Мэйса и мой. Не надо врать товарищ Цибенко! Ничего не сделало украинское государство и для его похорон: просто отказать в месте на Байковом было невозможно, ведь в Украину прилетели мгновенно сотни, если не тысячи писем, телеграмм от украинцев и выдающихся ученых всего мира. Расходы на похороны взяла на себя полностью газета «День», поминки — НауКМА. Там, кстати, сейчас находится вся его библиотека и редкие книги, датированные еще от XVI века, последнюю часть я действительно, в буквальном смысле, вырвала у США и действительно при помощи государства в лице его Президента Виктора Ющенко, своей ценностью она превосходит едва ли не все проекты по его увековечению, возможные и невозможные. Хочу сказать, что американские украинцы, признавая мои наследственные права, действительно неохотно отдавали его книжное и архивное собрание, мотивируя это тем, что переданные Джеймсом пленки свидетельств очевидцев Большого Голода, которые находились на хранении в Парламентской библиотеке, в буквальном смысле уничтожены. Да еще тем, что им непонятны обстоятельства его смерти.
Обстоятельства смерти наши, украинские. 1 мая я пыталась вызывать врачей, но начались праздники, и телефоны были, как замороженные. Тогда я впервые обратилась по телефону страховой компании, которая обслуживает иностранцев, наконец мы 12 лет ежемесячно им платили немалые деньги, потому что оформление визы прямо связано с медицинским страхованием. Сами иностранцы знают, что такое страхование — просто грабеж, но эту процедуру обойти невозможно. Моя вина, я горько каюсь, что не обратилась в нашу столичную скорую помощь, где все же работают опытные профессионалы, хотя и в нестерпимых условиях. Страховая компания прислала своих медиков-специалистов, с которыми имела соглашение, те поставили неправильный диагноз. Сказали, что просто синяк на ноге. Я не называю имен, фирм, потому что я простила тому молодому врачу, который горько плакал передо мной на коленях. Он был не виноват. Виноваты — украинские обстоятельства, когда на высокооплачиваемую фирму набирают по-знакомству, там действительно дорогая аппаратура, фешенебельные условия труда, но там не работают профессионалы, а скорее финансовые киллеры. Клиентура там простая — приехал- уехал. Иностранцы у нас не очень задерживаются. Мне жаль того молодого врача, потому что ему с этим жить. Когда я на следующий день обратилась в нашу столичную станцию скорой помощи — было слишком поздно. При оборванном тромбозе смерть наступает за сутки. Время было потеряно.
И что касается публикаций.
Посмертную его книгу «День і вічність Джеймса Мейса» опубликовали за свой счет журналисты газеты «День» под общей редакцией главного редактора. Я не понимаю, почему такой мощный издательский проект, который завоевывал признание на Международных книжных выставках, по-настоящему не востребован на государственном уровне в Украине. Эта книга должна быть в каждой библиотеке украинских школ и университетов. Мои же публикации, как и немало других, которые появились в прессе, бюджет также не финансировал, а они насчитываются сотнями. Смерть доктора Мэйса вызвала шок, как в украинской эмиграционной среде, так и за рубежом. Он был наиболее выдающимся исследователем вопросов геноцида как такового, хорошо знал классические труды по этому вопросу, прекрасно знал мировую историю, поэтому к нему обращались за советом турки, армяне, баски, чеченцы, татары, евреи, даже караимы. Переписка его всеохватывающая. Прочитайте его письма к Святому престолу, и поймете, как точно он понимал проблему признания голода-геноцида Верховной Радой Украины. Он предупреждал, что такой шаг должен быть очень взвешенным, чтобы не вызвать сопротивления со стороны России. И он предупреждал о шагах России в отношении Украины, он глубоко знал энергетические проблемы и его очень тревожила нереформированность украинской экономики, медленная ее модернизация, рост коррупции. О нарастании клана «клептократов» при власти он писал еще в 1993 году. К сведению господина Цибенко, я сама профессиональный журналист и писатель, лауреат Всеукраинской литературной премии Кабинета Министров и Министерства культуры и Национального Союза писателей Украины и литературной премии Дмитрия Нитченко. И вообще, я собираюсь и далее писать и публиковаться, где захочу и сколько захочу. Это мое конституционное право. И даже писать сценарии к фильмам, и искать на них средства. И вообще, признаюсь, что я принимала участие в постановке трех фильмов еще до Президентского распоряжения. Но не на деньги государства.
И о так называемом «голодоморном фантазерстве»: исследования Мэйса основывались в основном на советской прессе, официальной советской статистике и воспоминаниях очевидцев. Был бы Джеймс жив, он бы ответил не только Цибенко, но и всем тем, кто так яро выступал против самого определения голодомора геноцидом. Джеймс был прекрасным полемистом и вступать с ним в полемику было опасно. Назову только два примера: после опубликования Рапорта и трехтомника Комиссии Конгресса и президента США, было очень мало отзывов на эту работу. Пророссийски настроенные иностранные ученые ее просто замолчали. Но закрыли перед Мейсом двери практически всех научных заведений США, где были кафедры украинистики. Сопротивление был невиданное. Одно дело говорить о ГУЛАГе или сталинских репрессиях в СССР, а совсем другое — признать, что когда на глазах целого мира умирали миллионы, США официально признали СССР. И вообще, украинский вопрос был слишком раздражающим даже для таких правозащитников, как генерал Григоренко или писатель Солженицын. Я читала открытое письмо Солженицына в ЦК КПСС, это очень верноподданное письмо, в котором он не пишет о межнациональных проблемах в Союзе, он только просит отказаться от гибельной коммунистической риторики и идеологии. И расцветет новая империя. В конечном счете, как постоянно замечал Джеймс, российская демократия всегда заканчивается там, где начинается украинский вопрос. Критика была вялой, спорадической, в общем, отделывались злостными наскоками. В основном, личными оскорблениями. «Голодоморный фантазер» — это еще мягко сказано товарищем Цибенко. Ему навешивали еще и не такие ярлыки. Самый интересный, на мой взгляд, прозвучал из уст одного уважаемого доктора наук, когда он обвинил Джеймса в дискредитации идеи развитого социализма перед поднимающимися колониальными народами Азии и Африки. А что касается фактов, то с ними было невозможно спорить. Его выводы были совершены и аргументированы. А из своих бывших оппонентов, для которых он был «буржуазным фальсификатором», «патентованным украинолюбом», «человеком с человеконенавистнической психологией», Джеймс понемногу выдавливал советских профессоров. И впоследствии, как писал Джеймс, украинские ученые за 10 лет независимости сделали настоящий научный подвиг, аналогов которому нет в мире, без существенной государственной поддержки, издав и опубликовав огромное количество научных исследований, документов. Он высоко оценивал труды Владимира Шаповала, Станислава Кульчицкого, Василия Марочко. Тех, кто на заседании Верховной Рады требовал серьезного научного исследования данной проблематики, потому что, видите, еще ничего не ясно, отсылаю к огромной библиографии по Голодомору. Она издана уже давно. Она неполная, это — лишь капля в море. Но чья вина, что монументальные труды по Голодомору выходят мизерными тиражами, часто за собственные средства, что они просто недоступны широкой общественности? Но они доступны таким, как товарищ Цибенко. Он, наконец, должен знать, где находится Парламентская библиотека или библиотека Национального университета «Киево-Могилянская академия».
Я вспоминаю, как открыли в интернете сайт, где на протяжении нескольких месяцев публиковалась политическая трескотня или прямые выдумки по вопросам украинского Голодомора. Мэйс подготовил обстоятельную статью и выслал ее на сайт, призывая к полемике. Сайт закрылся через полчаса.
Джеймс нетерпеливо ждал реакции со стороны выдающегося российского ученого Дмитрия Волкогонова на свою статью «Ленін без України, або Дмитро Волкогонов як Дзеркало россійської демократії», опубликованной в журнале «Сучасність» в двух номерах. Он передал ему статью, но ответа не дождался. Дмитрия Волкогонова вдруг не стало.
Пан Цибенко в своем выступлении говорил, что действительно это правда, что голод был в Украине. «Это правда, но не вся. Не менее страшный голод был и в Поволжье, и на Кубани, в других регионах Советского Союза». О голоде на Кубани немало написано, под него попали те регионы, которые населены украинцами. О голоде в России спросите российских ученых, и те скажут, как убегали от границ Украины русские жители. От границ Украины наступала страшная холера. Все российские исследователи признают так называемый украинский вопрос, но серьезных исследований о голоде там не проводится. На этот вопрос наложено своеобразное табу. Российский ученый Владимир Карташов на конференции в Винченцо жаловался, что нет доступа к архивам, а исследования просто не печатают.
А что касается «других регионов СССР», то придет время, и в полный голос скажут свое слово, например, казахи, которые в 1932— 1933 годах потеряли треть своего населения. Но там была своя специфика, действительно вызванная сумасшедшей экономической политикой коммунистов. Цибенко спрашивает, а кто там организовал голодомор. Цибенко очень беспокоится о европейских странах, так скажу ему общеизвестные истины. Немецкие фашисты по всей Европе организовали Холокост, а в Украине Голодомор организовала Коммунистическая партия Советского Союза.
А еще Цибенко тревожит снижение уровня народонаселения Украины. Это давний упрек Мэйсу, так предоставлю слово Мэйсу: «Оказывается, что это было преступление перед народом Украины издать три тома свидетельств очевидцев о голоде 1932—1933 годов в Украине и написать Рапорт Конгрессу США, чтобы о трагедии украинского народа знал весь мир. Оказывается, своей деятельностью я хотел повлиять на социально-психологический тонус общества, или снизить народонаселение Украины. Что касается народонаселения, поверьте, доктор (...), я не принимал никакого участия в десантировании украинских ребят в Афганистан, и не я проектировал Чернобыльскую атомную электростанцию, она сегодня не гипотетически, а фактически влияет на количество народонаселения Украины».
Это отрывок из ответа Джеймса Мэйса оппоненту: «В поисках вчерашнего дня», опубликованный в 1994 году в газете «За Вільну Україну». Джеймса обвиняли прямо по Цибенко, в «лицедействе», вроде бы он занимается провоцированием межгосударственных и международных конфликтов и глумится над памятью и гордостью украинцев, поддерживая идею создания Института по изучению геноцида в Украине. Я умышленно пропускаю фамилию оппонента и то, что касается его биографии. Этот важный человек никогда больше не вступал с Джеймсом в полемику, да и вообще потом написал немало толковых статей и научных исследований. И никогда не выступал потом против идеи создания такого института. Но я процитирую отрывки из ответа Джеймса Мэйса, потому что они прямо касаются товарища Цибенко: «Хорошо знаю, какие экономические трудности переживает сегодня молодое государство Украина. Но хочется напомнить, что процесс возрождения и становления любого государства мира начинался с возвращения к своим культурным, духовным традициям, к своей истории, к своей памяти. И я убежден, что научное заведение, которое бы изучало трагические страницы в истории Украины, рано или поздно будет организовано и активно будет действовать здесь, в Украине. Потому что одно дело, когда правда о такой страшной трагедии, как Голодомор, остается на уровне бытового сознания (тогда действительно существует реальная опасность постоянного психологического раздражителя, который будет парализовать творческий потенциал общества), и совсем другое, когда работа историков, демографов, политиков будет постоянно интегрироваться, проецироваться в общественное сознание и будет играть роль превентивной предохранительной меры против повторения подобных трагедий».
Я вспоминаю, как на парламентских слушаниях по вопросам Голодомора выступал Джеймс. Он приехал прямо из больницы. Увешанный дренажными трубками, весь в бинтах. Его работу высоко оценили тогдашний председатель Верховной Рады Владимир Литвин, вице-премьер Дмитрий Табачник. Его искренне приветствовал зал. И только коммунисты выкрикивали: «Янки гов ту хом!». Ему так постоянно кричали в спину. Вот только после этого незабываемого заседания, где Мэйс выступил с проектом «Свеча в окне», вечером, на приеме в канадском посольстве, один из руководителей Компартии бросился обнимать его и признаваться в искренней любви. «Вы же знаете, я вынужден был так кричать...». Джеймс только покачал головой...
Цибенко также был вынужден.
Ему просто подсунули какие-то там бумажки. Ведь он не мог не знать, если бы владел хоть какой-то информацией, что в его выступлении есть прямая клевета и на тех, кого он называл «оранжевыми», и на самого доктора Мэйса, и на его деятельность, и на оценку деятельности самого Президента. И что жива вдова самого Мэйса, которая может потребовать суда за клевету как уголовное преступление. Или, может, депутатская неприкосновенность означает вседозволенность?
И в заключение: о Герое Советского Союза Иване Кожедубе. Он как герой, который боролся с немецким фашизмом, как несравненный воздушный ас, конечно же, заслуживает уважения. Как и другие герои — воины Советской армии, которые отдали свою жизнь за свободу, или воины ОУН — УПА, для которых слово «Украина» было священным. За нее они воевали, умирали, мучались в застенках НКВД. Уважения заслуживает и доктор Мэйс, который действительно отдал свою жизнь за Украину. Потому что нет ни памятника, ни мемориальной доски, ни улицы, ни школы, ни вуза его имени. Все это, как мудрые люди говорят, вилами по воде писано. Есть только президентская стипендия его вдове, которая молниеносно превратилась в кабминовскую, а потом — в союзную, и насчитывает она 375 грн., а счет мне пришел на 387 грн. 44 коп. Да еще телефон. Да еще обслуживание входных дверей в дом, электричество, телевидение. Да еще то обстоятельство, что у меня не все хорошо со зрением, поэтому и работу подыскать непросто. А теперь же не «оранжевые» при власти.
Признаюсь: я в критический предвыборный момент написала заявление о вступлении в «Нашу Украину», то есть к «помаранчевым». Но очень быстро оказалось, что я уже член другой партии — ПРП. Но поскольку я как член корпоративного сообщества, которое пойдет под танк с последним украинским стихотворением — то есть Национального союза писателей Украины, для которого во все времена, даже в Совдепии, украинский язык был делом чести и совести — восприняла как личное оскорбление эту аббревиатуру, я этого надышалась — не выдохнуть, поэтому решила, что если в никакую партию до сих пор не вступила, то и далее табу. Ни к нашим, ни к вашим. Нельзя манипулировать голосами граждан. Но я уважаю смертельную борьбу, в которую вступил Виктор Андреевич, — с бездуховностью, страхом. Я ею восторгаюсь. Но мне неясно, знает ли сам Президент, что эта битва с варварством может быть последней. Джеймс был прав (он всегда был прав), когда писал: «Всю свою сознательную жизнь посвятил исследованию этой страны, пытаясь понять ее. И не могу сказать, что мне нравится то, что я вижу. Честно говоря, мне стыдно. Эта страна может стать настоящим раем на земле, только когда, перефразируя Маркса, мертвая рука прошлых поколений перестанет нависать как проклятие над челом живых».
В общем, должна сказать, что избрание именно темы Голодомора для исследования требует большого мужества и очень высокого собственного болевого порога. Несмотря на все политические баталии вокруг нее, она вообще не может быть конъюнктурной. Тема эта смертельно опасна, вспомните судьбы Ивана Ильенко, Олексы Мусиенко, первопроходцев Лидию Коваленко, Владимира Маняка, обстоятельства их смертей. Они ж все еще были такими молодыми, исполненными творческих сил... Вот и Джеймса мы не уберегли, и никакие награды, никакие чествования не отменят этого страшного факта.
Незадолго до его смерти мы переехали на новую квартиру. Дочь вышла замуж, нужно было обустраиваться, потому что мы жили, ели и спали в прямом смысле на книжках. Вот теперь я брожу по своей долгожданной квартире на той же Троещина с новыми квитанциями в руках и думаю: что теперь делать с такими неподъемными суммами. «Вперед — в прошлое», как писал доктор Мэйс.
И угнетает меня еще одна мысль: вас же люди выбирали, уважаемые депутаты. Вы что, все с другой планеты, другого мира? За что же вы так не любите свой собственный народ, его язык, страну? Ту, которая, напомню вам, называется Украиной. Когда я что-то делаю не так, моя мать-селянка всегда предупреждает: «Люди смотрят».
На вас люди смотрят, уважаемые депутаты.
И иногда слушают...
