Какие бы вы назвали самые важные, ключевые этапы, связанные с реализацией свободы слова и прессы в Украине, начиная с 1989 года? Люди, факты, события? Тенденции, которые были заложены? Переломные, кризисные моменты?К чему привела эта сумма объективных и субъективных факторов? Ваша характеристика нынешней ситуации со свободой слова и прессы в стране (в том числе в контексте «кассетного скандала»)?Какое развитие будет, по-вашему, иметь нынешнее положение? Возможные сценарии? Кто в нашем обществе реально заинтересован в реализации названных свобод в истинном их значении? Кто и что является самым большим консервирующим, тормозящим фактором?
Начало дискуссии — в №№ 3 — 5
Виктор ПОНЕДИЛКО, председатель подкомитета ВР по вопросам свободы слова и информации:
1. Все, что теперь происходит с состоянием свободы слова в Украине, в информационной сфере страны, по-моему, непосредственно вытекает из известного, «перестроечного» процесса конца восьмидесятых — начала девяностых годов, особенно же, на самом деле, с 1989 года, когда гласность забурлила вокруг Нагорного Карабаха, событий 7 апреля в Тбилиси, съезда народных депутатов СССР, напряженных новостей из Литвы и тому подобное.
Борис Ельцин, вообще, попробовал назвать конкретную дату окончательного краха блокады свободы слова — 29—30 июня 1989 года, когда состоялось первое собрание межрегиональной депутатской группы народных депутатов СССР, которые, по его утверждению, положили конец «эпохе единомыслия и единодушия».
Понятно, потребность в свободе выражения, в свободе слова возникает из удовлетворения потребности другой — владения достаточно правдивой информацией, с гласности, с готовности и желания высказывать суждение об осмысленной на основе гласности современной действительности, истории, перспектив развития.
«Отцы перестройки» (Горбачев, Яковлев, Ельцин и др.) отозвались среди прочего на революционную ситуацию в информационной сфере, вынуждены были заговорить о гласности, открыть полные каналы для нее.
Однако, как теперь мы точно знаем и из собственных признаний Горбачева и Ко, в тех начинаниях не было ни полноты, ни искренности. Гласно провозглашалась гласность, а негласно она подавлялась. Один из киевских журналистов рассказал мне, как в 1989 году, отозвавшись на зов «Правды», в которой раньше печатался, он послал в газету свои откровенные размышления по поводу определенных аспектов политики Горбачева. Конечно, их не только не напечатали, но и в редакционном обзоре читательских писем ничего даже не процитировав, резко осудили их автора как совсем неизвестного им «Е. Л-ко из Киева».
То же и теперь. Для прославления гражданина Украины, который оказался на верхней ступени государственной иерархии и потому, казалось бы, стал наиболее открытым общественному вниманию и критике за погрешности, может быть выделен в общем целый журнальный номер в 150 страниц. Зато для критических суждений в адрес того же самого гражданина Украины даже со стороны народных депутатов Украины в том же самом государственном по статусу журнале не сыщется и пяти страниц.
Обратите внимание, среди теперешних лидеров стран СНГ, среди наивысших государственных должностных лиц Украины за весь период ее независимости не найти ни одного известного, ведущего поборника идеалов гласности и свободы слова 1989—1991 годов, таких, как, скажем, Левко Лукьяненко. Те, настоящие, давно отошли или устранены от активной публичной политики. Кое-кто погиб... Кое-кто пропал без вести...
А теперешние руководители, хотя и не выходили на баррикадные позиции прошлых лет, все-таки хорошо усвоили и применяют на практике методику и приемы именно горбачевско-яковлевской «гласности» и «свободы слова».
Тенденции все те же. Особенно в борьбе против оппонентов, в межклановых ссорах. Вспомните, это же еще в горбачевские времена отработаны приемы дозирования и укрывательства информации. А.Яковлев даже Политбюро ЦК КПСС дезинформировал по поводу развития событий в Литве. Б. Ельцин в записках к Генеральному секретарю ЦК КПСС обычно доказывал: «Расшифровать» все это — партии будет нанесен вред (если высказать публично)». В то же время он жалуется на проверку волей Политбюро его высказываний на встречах с избирателями, митингах и в западной прессе.
От «перестройки» обществом мы имеем как тенденции вседозволенности высказываний и выражений, когда это не угрожает реальной власти, даже журналистской расхлябанности и грубости, так и зажим правдивого слова, преследование независимых СМИ и авторов.
Большим переломным моментом в свое время в 1989-м и 1990-м годах в пользу свободы слова стала полная, открытая трансляция заседаний съезда народных депутатов СССР, Верховного Совета СССР и Верховного Совета Украинской ССР. Но ведь, скажем, правда о Чернобыле пробивалась в люди вопреки верховной властной воле.
Другим также большим, но постыдным переломным моментом стало силовое прекращение парламентской трансляции, причем, у нас окончательно 12 мая 1999 года, когда как раз проходила публичная часть парламентских слушаний «Информационная политика Украины: состояние и перспективы». А параллельно происходила разновариантная расправа с телепрограммой «Післямова», газетами «Опозиція», «Правда Украины», «Политика», «Всеукраинские ведомости», «Днепровская правда», «Черноморская заря», как, кстати, и теперь с «Сільськими вістями», с киевской «Свободой».
Эти события рассматриваю не как исключения, а как особенно яркое выражение, символику, знаковость развития очень противоположных тенденций в информационной сфере Украины. Первая (гласность) еще прозябает, может, в чем-то и развивается, как формальный атрибут цивилизованности и демократичности. Другая, господствующая (зажим свободы слова и информации) — из практики самозащиты неизменности реальной власти (вместо ее совершенствования и самоусовершенствования).
2. Результат очевидный. Уровень свободы слова и информации в Украине нынче, к сожалению, реально устанавливается не Конституцией и информационным законодательством (хотя оно, в отличие от многих других стран, у нас и разветвленное), а субъективной доброй волей или, наоборот, партийно-клановым правовым ограничением тех, кто имеет в своих руках рычаги так называемого «государственного управления в информационной сфере» (термин из официальных властных документов).
Имеем не узаконенную, внеконституционную, волюнтаристскую «государственную информационную политику», которую вполне можно охарактеризовать словами выдающегося отечественного писателя и журналиста В.Г.Короленко: «... без всякого права и в интересах узкопартийных и односторонних» действует «худшая и самая унизительная из цензур», поскольку она партийно-клановая, во-первых, и односторонняя, во-вторых. Опять же, как будто по тому же В.Г.Короленко, имеем попытку одного клана наложить печать молчания на другие, особенно инакомыслящие и те, что не разделяют чаяний власти.
Трагический случай с Георгием Гонгадзе, кто бы ни был его инициатором и проводником, полностью исходит из этой ситуации, из негативной тенденции реальной «государственной информационной политики».
Кстати, еще в мае 1999 года, по постановлению Верховной Рады Украины, правительство должно было представить на ее рассмотрение проект основ этой политики. Формально Кабинет В.Пустовойтенко это сделал. Но был подан наиникчемнейший среди никчемных документ. Допустить его к обсуждению стало бы позором для Верховной Рады. Само правительство В.Ющенко, анализируя наследство, вынуждено было отозвать тот проект, пообещав заменить его другим. Однако сегодня уже на дворе январь 2001 года, а легитимных основ государственной информационной политики, даже надлежащего проекта, как и в мае 1999 года, нет.
За осуществление нелегитимной, внеконституционной информационной политики, при условиях которой возможны журналистские трагедии, должна ответить система реальной власти.
3. Тяжело прогнозировать. В наше время может быть организовано самое неожиданное, самое невероятное, то, что не вписывается ни в закон, ни в элементарную логику и совесть.
Наша реальная власть, как видим, во всяком случае, пока что не только оказывается несостоятельной для выработки легитимной государственной информационной политики и эффективной защиты гласности и свободы слова, а, возможно, и всеми фибрами своими не заинтересована в этом. Во всяком случае, общественное сомнение, общественное недоверие имеют здесь полные основания.
Мне очень горько о таком говорить. Однако вынужден сказать: еще как-то можно надеяться только на Верховную Раду, да и то больше не как на волевой и способный законодательный орган, а как на общенациональную публичную трибуну. Еще больше — на рост журналистского сознания и солидарности на позициях свободы слова. Решающий же фактор — это общенародная заинтересованность в настоящей свободе слова.
Рано или поздно народная воля, когда именно на нее заработают все творческие силы информационной сферы, одержит верх.
Лаврентий МАЛАЗОНИЯ, генеральный продюсер «Канала 4» («Тет»):
1. Каждый из анкетируемых экспертов назовет предостаточное количество людей, фактов, событий, тенденций, переломных и кризисных моментов, ключевых этапов и т.д. и т.п., связанных и с «реализацией свободы слова и прессы в Украине». Несомненно, это интереснейший экскурс в историю, есть о чем поговорить, поспорить. Мы только этим и занимаемся. Мы любим это дело... и это дело нас тоже любит.
А реально все начинается с простого. Стоит просмотреть одну сцену из веселенькой французской кинокомедии «Игрушка» с Пьером Ришаром. Там некий господин Рамболь-Коше, президент некоего издательского дома, приказывает своему топ-менеджеру раздеться догола и пройтись по редакции. Тот нехотя, но раздевается. Брезгливо глядя на своего подчиненного, стоящего уже без штанов, этот самый президент Рамболь-Коше спрашивает его: «Так кто же из нас большее чудовище? Я, отдающий такие приказы, или вы, готовый выполнить их?».
Так вот, все проблемы в Украине и в любой другой стране начинаются с таких «как бы деталей», а заканчиваются тем, что потом становится «как бы кризисным моментом, ключевыми этапами, тенденциями» и т.д. и т.п.
2. У нас, как всегда, все находится в состоянии «стабильной нестабильности». Власть стабильно занята построением стабильной Крепости. Что же еще строить, когда кругом враги и вообще, мир опасен? При этом именно Крепость кажется ей чем-то стабильным и надежным, в смысле убежища и в смысле возможности контратак тоже.
Власть не хочет понять, что Крепость (то есть изоляция) не столько защищает ее, сколько становится еще большей опасностью. Она делает ее мишенью, уязвимой и заметной мишенью. Лишает реальной информации. Власть не есть среди людей, народа. Она не ищет союзников там. Власть реально не ищет союзников (союзников, а не обслугу) в СМИ. Последние тоже, так или иначе, заняты тем же — строят свою Крепость. Ну, пытаются построить. Кругом тоже враги — пожарники, санинспекторы, налоговики… Власть любит говорить на всяческих торжествах о «независимой Украине», о независимости «независимой Украины», о независимости навсегда «независимой Украины» и т.д. Почти так же журналисты или любящие называть себя журналистами, любят говорить о независимости, о своей независимости, о своей независимой точке зрения и т.д.
Но чтобы быть независимым, нужно, как минимум, всегда быть необходимым и нужным, как максимум, народу, людям. Чем больше этот народ и эти люди полагаются на действительно независимых, тем больше у последних свободы. Однако пока люди не видят и не чувствуют, что их счастье и процветание зависят от чьей-то независимости.
В итоге все от всех независимы: и «обдолбанная» всесилием власть, и «обдолбанные» от собственного бессилия СМИ, и «задолбанный» народ. Это опасно. Опасно даже в стране «стабильной нестабильности».
«Кассетный скандал» уже умер, им еще побалуются ди-джеи на рейв-пати в ночных клубах и, наверное, похоронят… Где-нибудь в Черниговской области. Но вряд ли удастся похоронить «дело Гонгадзе».
3. Положение так и останется «стабильно нестабильным». Любому политическому сценарию можно будет дать одно название — «Политическая педерастия». Эти сценарии-постановки, как и телемыло, вскоре забудут, только их участники будут вспоминать свои «подвиги» и «подвиги» других. А в реализации свободы слова, то есть в Правде, заинтересованы будут те, кто был вчера, есть сегодня и будет завтра в этой стране. Я их не называю «олигархами». Скоро это слово забудут в России, потом забудут у нас. Так же, как в свое время что-то похожее на это понятие забыли на Западе.
И у нас спокойно поймут, как это поняли на Западе (без лишнего PR), что Правда — это супербизнес. Правда — бизнес вечный (ложь — скоропортящийся товар). Правда не воняет (ложь так или иначе, но воняет). Правда дает свободу (ложь забирает ее, причем, и у тех, кто без нее жить не может). Короче, Правда — все, ложь — ничто. Такой себе переслоган. Конечно, будут торговать и ложью, но это мелкие лавочники, которых будут стимулировать те, для которых Правда — супербизнес. (Нельзя Правду оставлять без фона — как же ее тогда отличить от лжи?)
Проблема, возможно, будет в носителях этой Правды, в скорости ее нахождения и легализации. И чем быстрее Правда будет принята как бизнес, супербизнес, и перестанут долго спорить с точки зрения, к примеру, Библии, что такое Правда, тем быстрее мы решим эту самую проблему «реализации свободы слова и прессы в Украине».
Вячеслав ПИХОВШЕК, автор и ведущий программы «Эпицентр» («1+1»):
1. Это — в значительной мере политические события. Во-первых, апрельский, 1989 года Пленум ЦК КПСС. Выбрасывание М.Горбачевым 110 наиболее одиозных членов ЦК КПСС. Провал первых секретарей обкомов КПСС на первых, еще квазидемократических выборах. Создание Народной Рады в Верховной Раде Украины. Студенческая голодовка 1990 года. Декларация государственной независимости и всеукраинский референдум 1991 года, избрание первого президента Украины. Массовое внедрение бытового спутникового телевидения в начале 90-х, ознакомившего украинского зрителя с лучшей продукцией мирового телевидения. Прорыв в страну ранее запрещенных интеллектуальных продуктов. Восстановление исторической памяти украинского народа, возвращение нормального статуса украинскому языку. Свобода передвижения по планете. Возвращение в Украину представителей депортированных народов. Ратификация ДНЯО парламентом Украины в 1994 году, провозглашение курса радикальных рыночных реформ. Создание Александром Ткаченко Телевизионной службы новостей «Студии «1+1» в 1997 году, задавшей новый стандарт украинских новостей — хотя сейчас это уже не структура, созданная А.Ткаченко. Принятие Конституции Украины 1996 года. Политические теледебаты 1998 года. Создание парламентского большинства и всеукраинский референдум 1999 года.
Все эти моменты по-разному влияли на свободу слова и прессы. Многократное увеличение тиража «Вечернего Киева» периода Виталия Карпенко и Александра Швеца, «Молодой Галичины» периода Михаила Батога, создание информационных агентств — все это максимально и резко расширило свободу информации в стране. Стихийное формирование «гайд-парков» по всей территории Украины — «клумбы» во Львове, тусовки около столичного Главпочтамта, «стометровки» в Харькове, Сумах, Луганске.
Конечно же, период гласности останется самым романтическим периодом украинской прессы. Я бы не идеализировал телевидение до 1994 года, хотя и там был «Гарт» незабвенного Вадима Бойко. Но времена изменились — свобода всегда остается правом того, кто за нее готов платить. Так и случилось, что сперва свобода слова стала свободой выбора зависимости. Если с газетами в ряде случаев это не произошло за счет катастрофического падения тиража и ухода в компьютерный андеграунд, то с телеканалами этого не могло не произойти: слишком ограничен частотный ресурс, слишком много желающих, иностранных инвесторов мало.
Мне кажется, что терпимость к печатной прессе периода президентства Л.Кравчука, плавно трансфомировавшаяся в терпимость к партийной прессе президентства Л.Кучмы, сыграла свою роль в формировании поколения журналистов, политологов, критиков, аналитиков. Это важно. В прошлом закрытая провинциальная страна, конечно же, еще долго будет оставаться провинциальной, но никогда уже не будет закрытой. Ведь Украина не сможет оставаться «приоткрытой». Весьма важную роль сыграли и разработанные Зиновием Куликом законы, касающиеся масс-медиа. Перечитайте их сейчас, вспомните, как мы критиковали Кулика. Конституционное закрепление свободы слова и прессы в 1996 году.
Кризисный период начался 5 сентября 1995 года, когда Павел Лазаренко стал вице-премьером. Перенос днепропетровской «этики» отношений с прессой в Киев закончился монополизацией Лазаренко 163 изданий. Именно он и положил начало разделению прессы на «мое» и «чье-то». Уже тогда начали создаваться зоны, табуированные для критики. Не только журналистов, но и телекритиков, политологов, аналитиков. Затем, усмотрев угрозу в действиях «суперолигарха», и другие финансово-политические группы (ФПГ) начали создавать и прикупать себе СМИ. То, что сначала можно было иронически расценивать как программу создания рабочих мест для журналистов (были востребованы даже такие «неликвиды», которые, казалось, навсегда остались в «совке»), превратилось в некий политический плюрализм, при котором мы всегда уверены, кто стоит за публикацией или сообщением. При этом действия этих ФПГ чрезвычайно логичны и оправданы с их точки зрения: им нужны СМИ не только для нападения, но и для защиты. Многие представители ФПГ правы, иронически называя свои СМИ «налогом на успешность». И даже премьеру приходится поддерживать газету, сейчас — для пиара, в будущем — для защиты. А большинство журналистов получили некую возможность выживать. Те, кого незаслуженно назвали «олигархами», разделяются на «политиков» и «бизнесменов». Так и выстраивается система будущих отношений — будущих собственников СМИ и будущих «независимых журналистов». А пока многие еще и не задумались над тем, где будут они сами и их издания, когда бизнес прекратит свои «вливания»?
2. Приход мощных западных пресс-инвесторов не состоялся. Это — ключевая проблема демократии в Украине и свободы прессы в Украине. Однако сложившиеся пределы свободы прессы можно считать маленькими, но нельзя назвать неприемлемыми. И они не имеют отношения к журналистской этике в части детальной проверки фактов, выбора формулировок, профессиональной подготовки материала, ответственности перед зрителем (читателем).
Еще одна проблема — «нишеизация» журналистики. Многие из тех, кто задавал тон в прессе начала 90-х (поднимите старые газеты и вы увидите блестящие по тем временам статьи ныне популярных теле- и пресс-звезд), ушли в созданные собственными руками или с чьей-то помощью ниши, не желая пачкаться политической и социально-политической журналистикой. Конечно же, разговаривать о тех, кого Никита Хрущев считал «педерастами» или о «бытовом и вечном», или уйти в компьютерные издания, часто даже не подписываясь своей фамилией, или в игровые вневременные проекты — легче и приятней, особенно сочетая «работу» с вяканием на «этот режим» на кухне или за банкой пива. Вы не заметили, что публичные критики власти у нас — в большинстве своем — женщины? Сильный пол предпочитает втихаря критиковать и втихаря зарабатывать.
Но я по-прежнему считаю, что настоящий политический журналист, и особенно в моменты политического кризиса, не имеет никакого права уходить во внутреннюю эмиграцию, какими бы словесами сие не маскировалось. Возможности существуют. К примеру, появилась возможность восстановить парламентский контроль над силовиками. Именно контроль, а не вмешательство, поскольку очень много парламентариев исповедуют не менее большевистские принципы, чем те, против которых они борются. И кто, в конце концов, решил, что парламентский контроль нужен лишь для этого, а не и для будущих составов парламента? Не понимать это может лишь тот, кто за деревьями не видит леса. Тем более, пока дееспособно и ответственно парламентское большинство. А следующий шаг — нормальный демократический контроль парламента над правительством, что опять-таки необходимо и для будущих составов законодателей и чиновников исполнительной власти.
Наша продукция и наша работа не должны быть полем для чьего-либо пиара. Давайте помнить об этом, наблюдая некрофильские танцы над телом Георгия. Давайте не забывать, что любого журналиста могут вне его воли втянуть в комбинацию, за его спиной разыграть его как участника операции. Не забывать о том, что это — наша страна, наша власть, наш Президент, который избран большинством из нас. А это значит, что всем нам и отвечать по существу.
3. Я думаю, что все это закончится и ничем, и большим для страны международным позором. Уже сейчас из Украины невозможно выехать, ибо стыдно отвечать на многие вопросы типа «что у вас там происходит». Да, мы о многом знаем, знаем то, о чем не говорим и не пишем, но нарваться на гипертрофированное отношение к этому со стороны иностранцев — мне лично, мягко говоря, неприятно. Тем более, что мои зрители имеют ко всему этому слабое отношение. Я не принимаю логику А.Мороза и симпатизирующих ему, мол, страна должна пройти через «самоочищение». Ведь это «самоочищение» началось с того, что мы в грязь провалились с головой. Кому, как не политикам типа А.Мороза, не знать, как важен выбор времени для политических действий? Возможно, Александр Александрович и исходил из мотивов, представлявшихся ему идеалистическими, но мне лично не забыть, что он делал с регламентом периода своего спикерства. А сейчас уже очевидно, что
— инвестиций нам не видать;
— все вещи по формированию позитивного образа страны, как и бездефицитный бюджет и приватизационные усилия последнего года можно забыть;
— приватизация земли не состоится как ключевой элемент рыночной реформы;
— на телевидении будут преобладать «мочение» и международная информация, шоу, целью которых будет не истина, а убеждение;
— журналисты усовершенствуют профессионализм в эзоповом языке;
— опасность силового преследования того, кто и как что делал, в последние полгода многократно увеличилась;
— стратегическим партнером опять оказался «старший брат», которому «помогают» наши специалисты по правописанию.
Я не знаю, было ли все вышеперечисленное целью А.Мороза или он все это не просчитал. 20 июня 1994 года он предсказывал, что через 15—20 лет нас ожидает четвертая мировая война из-за перенаселения планеты и нехватки продовольствия. Мне кажется, «синдром Нострадамуса» сработал и осенью 2000 года. И мне жаль, что страна опять потеряет годы для того, чтобы с нами снова стали разговаривать. И неизвестно, есть ли у страны это время. Вот этого А.Мороз точно не просчитал.
Кто в нашем обществе реально заинтересован в реализации названных свобод в их истинном значении? Все мы, в разной степени. От нехватки свободы страдают не только журналисты. Но — как всегда — огромное значение имеет рациональное отношение власти, ее саморегуляция и умение контролировать эмоции. Да и просто адекватное поведение.
Кто и что является самым большим консервирующим, тормозящим фактором? Существующая структура власти. Она замкнула ответственность за все — от дворника до министра — лично на Президента страны. Хотя и по Конституции, и де-факто власть разделена, в общественном мнении она вся замкнута на одного человека. Эта гиперперсонификация сыграла со страной и с ее Президентом злую, неприличную шутку. Эту гиперперсонификацию надо разблокировать. Первый шаг для этого — формирование парламентского большинства — пусть и с массой процедурных проблем, но сделан. Нужны следующие шаги.
