Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

РУССКИЙ PR

1 июня, 2001 - 00:00

Этот посол — всем послам посол. Он не только отец-основатель крупнейшей российской корпорации и акула капитализма. Он не только человек, исхитрившийся пропремьерствовать пять лет в революционнейшую ельцинскую эпоху, когда кадры толпами отправлялись на эшафот. Черномырдин — лицо, дважды объявлявшееся официальным престолонаследником и — что мало кто знает и помнит в Украине — в течение 23 часов являвшееся фактическим президентом России (с 7 утра 5 ноября до 6 утра 6 ноября 1996 г.).

Уже в силу этого Черномырдин с момента беспрецедентно скоропостижного вручения верительных грамот Леониду Кучме стал де-факто … дуайеном киевского дипломатического корпуса.

Между тем Черномырдин, вопреки расхожему клише, никакой не политический тяжеловес. «Контрольное взвешивание» состоялось еще в постдефолтовских августе-сентябре 1998 г., когда поддержанная Ельциным энергичная деятельность Виктора Степановича по возвращении в премьерское кресло завершилась двумя провальными голосованиями в Думе: его поддержали соответственно 94 и 138 депутатов из 226 необходимых.

В декабре 1999 г. он пережил сокрушительное поражение «Нашего дома» на парламентских выборах. В расчете на пост председателя думского комитета по ТЭКу ЧВС записался во фракцию «Единствo», однако молодая и наглая медвежья поросль, в ту пору еще контролировавшаяся Борисом Березовским, уважаемого старика «прокинула». Путин лишил его должности председателя совета директоров «Газпрома».



Виктор Степанович, хотя и имел в Думе кабинет повышенной комфортности, ходил в рядовых депутатах от газпромовского Ямало-Ненецкого округа — вплоть до назначения послом в Украину, совершенно неоправданно воспринятого как сенсация.

Это решение было вполне ожидаемым. Командировка Черномырдина в Киев — логичный элемент кадровой политики Путина. В его команде играют все (!) премьеры ельцинской эпохи. Гайдар пописывает экономические программы. Кириенко руководит Поволжским федеральным округом. Примакову поручены ближневосточное и приднестровское урегулирования. Степашин возглавляет Счетную палату. При деле и Горбачев: наводит поврежденные мосты с Америкой и с благословения Путина создает «мощную» социал-демократическую партию. Был бы Ельцин поздоровее, преемник нашел бы занятие и для него.

Кстати, путевку в большую политику Виктору Степановичу дал вовсе не Ельцин, как принято считать, а, скорее, Руслан Хасбулатов. Назначение Черномырдина весной 1992 г. министром топлива и энергетики в правительство Гайдара стало, по сути, первой серьезной уступкой Бориса Ельцина реакционно-консервативному парламенту. А уже немногим более чем через полгода Черномырдин стал премьер-министром. На рейтинговое голосование съезда было выставлено пять кандидатур. В тройку лидеров вошли Скоков, Черномырдин и Гайдар. Последний, фаворит Ельцина, набрал меньше голосов, чем первые два, и оказался явно непроходным. Из двух зол — Скокова и Черномырдина — Ельцин выбрал, с собственной точки зрения, меньшее.

Виктор Степанович тут же пообещал «выполнять волю съезда», строить «рынок без базара» и проводить «реформы без обнищания народа». Словом, начинал, как вспоминают помощники Ельцина, с «заигрывания с прокоммунистическим Верховным Советом, но довольно скоро врос в оставленный ему в наследство Гайдаром реформаторский сюртук».

Между тем сам Ельцин конфиденциально пользовался советами Гайдара и как бы проверял Черномырдина. Последний ревновал и однажды в сердцах публично обозвал Гайдара завлабом. В устах крепкого хозяйственника такая характеристика звучит хлестче, чем «твою мать».

Егор Тимурович, впрочем, не обиделся и впоследствии всегда высоко оценивал деятельность Черномырдина. «Он умел говорить на языке, близком коммунистам, с интонацией, которая им свойственна, — говорит Гайдар. — Он стал прекрасным переводчиком действительно необходимых стране вещей на язык, понятный левым». С другой стороны, Черномырдина постоянно подпирала и расшевеливала либеральная молодежь: Гайдар, Чубайс, Борис Федоров, Шохин, Дубинин, Немцов.

В один из самых критических моментов — в конце марта 1993 г., когда съезду не хватило всего лишь 30 голосов до конституционного большинства, чтобы учинить президенту импичмент — Черномырдин окончательно встал на сторону Ельцина и всегда подставлял ему плечо.

«За моей спиной, — вспоминает экс-президент, — стоял исключительно порядочный, добросовестный и преданный человек, надежный, прошедший огонь, воду и медные трубы… Занимался только экономикой, но если было надо, решительно поддерживал меня… Со своей по-русски крупной фигурой, добродушной, ослепительной улыбкой, мужицким юмором и смекалкой он смог врасти корнями в политический ландшафт…»

Позже сам Ельцин его с корнями и вырвет. Весть об отставке Черномырдина в марте 1998 г. автора этих строк застала в Канаде. Эффект был, будто в России произошла революция с полагающимся по такому случаю крушением основ. Казалось, что Ельцин и Черномырдин — это как связка защиты и нападения в футболе, которую нельзя разорвать: харизматический глава государства, президент-стратег, личность, безусловно, историческая — и сильный, абсолютно предсказуемый премьер-практик.

Ельцин так и не рассказал Черномырдину, за что же его увольняет. Объяснить то свое решение он попытался в вышедшем уже после собственной отставки «Президентском марафоне». Виктор Степанович топтался на месте «под флагом стабилизации, а стабилизация — это фиксированный кризис». «Он опирался в основном на так называемый директорский корпус, не видя и не понимая того, что только новые менеджеры с новым мышлением могли вытянуть из болота нашу экономику». «Главный компромисс, на котором он просидел все эти годы, — это компромисс между рыночными отношениями и старым директорским корпусом». Но — главное: «Черномырдин не сможет удержать страну после моего ухода». И — о лукавство вождей! — при этом Ельцин рекомендовал Черномырдину сосредоточиться на подготовке к президентским выборам 2000 г.

И хотя Ельцин действительно считал Черномырдина порядочным и надежным, ревность взяла таки свое. Как вспоминают помощники Ельцина, дряхлеющий президент «почувствовал, что премьер, помимо собственной воли и желания, становится фигурой номер один». Его, как назло, очень тепло приняли в Америке. Он о чем-то очень долго говорил с Гором — тет-а-тет. Злые языки доложили об этом Ельцину. Говорят, то был «язык» Березовского, которого Виктор Степанович перестал принимать.

Александр Коржаков рассказывает, что Ельцин всегда стремился скрывать от Черномырдина свои недомогания, если для того была хотя бы малейшая возможность. Когда Ельцин в ноябре 1996 г. «отключился» на шунтирование — чего уже не скроешь, — исполнение обязанностей он решился перепоручить Черномырдину, но отобрал назад ядерный чемоданчик, едва прийдя в сознание. («Не будучи в силах говорить, помогал себе жестами»).

Ельцин, как известно, никогда не признавал ошибочности своих кадровых решений. Единственное исключение — Черномырдин. После августовской катастрофы-98 тот с подачи президента неистово боролся за возвращение. (Как раз тогда Ельцин и назвал его тяжеловесом). И. о. премьера в течение двух недель вернулся в свой кабинет как триумфатор и спаситель Отечества. Он уже практически договорился с Думой, пообещав левым, что «никаких Чубайсов, Гайдаров и Немцовых в правительстве не будет», а правым — «создать команду молодых, агрессивных профессионалов». (Тогда в жесткой дискуссии с парламентариями прозвучала одна из крылатых фраз добродушно-косноязычного Черномырдина: «У кого руки чешутся, чешите в другом месте»).

Все было на мази. Вмешался Лужков. Он уже захотел через премьерство стать президентом. И именно он помешал пройти такой же путь Черномырдину. Нелюбовь к московскому мэру — не самая плохая характеристика для российского посла в Украине.

Его назначение сюда — на 90 процентов чистейший PR. Околокремлевские политтехнологи из конторы Глеба Павловского грамотно спрогнозировали реакцию украинской политической и журналистской элиты на «вброс» Черномырдина. В Киеве на эту наживку дружно клюнули и возвели в ранг истины в последней инстанции все мифы о ЧВС и его назначении. Теперь в активе у Виктора Степановича — не только личная дружба с Кучмой, но и благоговение перед ним значительной части украинской элиты и даже в некоторой степени — популярность в народе. И все это создано нашими собственными руками за каких-то три недели, прошедших между объявлением о его назначении и прибытием в Киев.

Вмешиваться во внутриполитические проблемы Украины Черномырдин будет ровно настолько, насколько ему позволит украинская элита. Только она, а вовсе не Путин в состоянии сделать из ЧВС российского наместника. А в том, что в российское посольство выстроится длинная очередь из желающих услужить, сомневаться не приходится.

Олег МЕДВЕДЕВ
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ