Становление и утверждение посткоммунистического негражданского общества — вполне закономерный социополитический феномен Украины конца XX века: именно в нем наиболее полно отразился социальный характер современного «среднего» украинца. Все признаки указывают на то, что социум «среднего» украинца сегодня, по существу, не нуждается в каких-нибудь реальных демократических изменениях, а следовательно, и не составляет социальных ресурсов последних.
МЕНТАЛИТЕТ «СРЕДНЕГО» УКРАИНЦА И ВЫБОР «МЕНЬШЕГО ЗЛА»
Существует немало свидетельств того, что сегодняшний «средний» украинец совсем не выделяется особой притязательностью как субъект перемен, которые происходят в стране. Он избрал для себя роль постороннего, равнодушного наблюдателя общественных трансформаций, инициируемых узкой прослойкой политической и деловой элит. Похоже, «средний» украинец предпочитает состояние резко сниженной социополитической жизнедеятельности — своеобразную гражданскую «спячку». Менталитет негражданственности «среднего» украинца, как это ни парадоксально, является, скорее всего, защитным механизмом при условиях тотальной уязвимости человека, его зависимости от политики центральной и местной власти и ухудшающихся реалий жизни.
Инстинкт общественного самосохранения любой ценой, сосредоточенность людей на естественном стремлении просто выжить здесь и теперь, ощущение собственной беспомощности и исчерпаности возможностей... В такой ситуации основой жизненной позиции становится желание приспособиться к любым условиям социополитической повседневности. Поэтому выбор (в политическом смысле) «меньшего зла», адаптация к нему — не только жест собственного бессилия и отчаяния. Перед нами феномен массовой (и осознанной) склонности к разительным самоограничениям в жизненных потребностях, точнее говоря — феномен самоотождествления с такими социальными образцами поведения, которые делают невозможным возникновение гражданского сознания.
«Средний» украинец почти всегда склонен минимизировать свои общечеловеческие и социополитические желания, приглушать критические протогражданские интенции, если власть квалифицирует их как нелояльность подданого. Он просто не может делать попытки отрицать навязанную ему постсоветской властью роль. Причем «средний» украинец может стоять на различных ступенях социальной или профессиональной иерархий — быть ректором университета, рабочим, «челноком», адвокатом, студентом или безработным. К категории «среднего» украинца принадлежит даже большинство тех «молчаливых и недовольных», которые «в душе» является радикалами, скажем, те, кто потерял работу и обходится случайными заработками, задавленные обстоятельствами, те, которые уже не имеют надежды... Короче говоря, все те, кто ощущает себя безнадежным социальным аутсайдером. Однако они «безмолвны» и даже не пытаются отказаться от обычной негражданской позиции, от выбора «меньшего зла». Естественно, что при этих условиях в период президентской избирательной кампании, которая обусловила соответствующие ожидания, в Украине сложилась благоприятная атмосфера в первую очередь для создания и тиражирования политических мифов как составляющих электорального процесса. Объективные же реалии или камуфлировались, или претерпевали пропагандистскую обработку в контексте столкновений амбиций и интересов.
В свою очередь, жизненные условия «среднего» украинца, т.е. положение в социально-экономической сфере общества, не способствуют формированию новых моделей поведения. Вместо этого утвердилось постоянное ожидание большинством граждан резкого ухудшения ситуации.
Отсюда — гипертрофированный пессимизм («катастрофизм») «среднего» украинца (естественный в нынешней социально-экономической ситуации), который выразился в превращенной форме — я ее назвал бы «фобией худшего». Этот феномен объясняет парадокс, который не смогли объяснить западные аналитики — наблюдатели на украинских выборах. Суть его в том, что, судя по многочисленным опросам, более половины украинцев субъективно считали свое положение таким плохим, что дальше терпеть, казалось им, невозможно. По мнению западных экспертов, индекс падения жизненного уровня, осознанный большинством как нестерпимый, был критическим и должен бы вызывать массовые социальные протесты или, по выражению политолога А. Марша, «нетрадиционное» политическое поведение. Но ничего подобного не произошло. Более того, в западных регионах Украины, где самый высокий уровень безработицы и невыплат зарплат и пенсий, Л. Кучма, который победил во второй раз, получил такой процент голосов избирателей, что его можно сравнить разве что с результатами «выборов» времен «застоя» (в Ивано-Франковской области — 92,3%, Тернопольской — 92,2%, Львовской — 91,6%. Закарпатской — 84,5%, Ровенской — 76,5%, Волынской — 75,4%).
Подытоживая, подчеркну: в постсоветской Украине, которая попала в полосу затяжного экономического кризиса и системной деградации, превратилась в одну из наиболее бедных стран Европы, сегодня почти нет «среднего класса» — социальной базы гражданского общества. Вместо этого здесь сформировался социум «среднего» украинца — основа общества негражданского.
«ТЕНИЗАЦИЯ» КАК ФАКТОР УТВЕРЖДЕНИЯ НЕГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА
Одна из наиболее существенных характеристик негражданского вектора в постсоветском развитии — почти тотальная «тенизация» общества. Речь идет не только о «теневой» (в том числе уголовной) экономике, которая представляет собой сложную связь легальных, полулегальных и внелегальных связей. Есть достаточно оснований утверждать: в украинской политике доминируют кулуарные формы согласования и принятия решений элитными группами. Похоже, уже состоялось полное срастание предпринимательства и власти, а сама власть превратилась в прибыльный и довольно безопасный бизнес. Полностью непрозрачными для общества и масс-медиа являются взаимосвязи крупного капитала и государства, центральных и местных бюрократических аппаратов, иными словами — эти отношения переместились в зону «тени», где правила игры устанавливают не законы, а сами игроки.
Что находится вне правового поля, т.е. в теневом пространстве — между государственными институтами и крупным бизнесом? Или каков предмет так называемых неформальных согласований?
В первую очередь речь идет о конвертации административных ресурсов в финансовые потоки через приватизацию объектов государственной собственности, о предоставлении льгот тем или другим хозяйственным агентам на налоги, пошлины, о нецелевом использовании бюджетных средств (за последнее украинским законодательством практически не предусмотрена ответственность), а также о бюджетном кредитовании, создании свободных экономических зон и т. п. Таким образом, ныне административные ресурсы могут парализовать любого, кто выступит против. Ведь это не просто ресурсы власти, государственного аппарата, но и рекрутированные финансовые потоки, наиболее дешевые, «бесплатные» бюджетные средства, а также контроль за информационными средствами.
Все это обусловило возникновение нелегального политического рынка, где предмет купли-продажи — политические партии, членство в парламентских фракциях, политические решения в виде законов, поправок к ним, указам, другим нормативно- правовым актам, распоряжениям и поручениям государственных должностных лиц и т. д. Именно на этой основе, по моему мнению, происходит конституирование политического уклада, главными субъектами которого являются коалиции (консорциумы) из среды политической и деловой элит (иногда даже представителей теневого бизнеса). В масс-медиа их конечно называют корпоративными кланами.
Безусловно, «тенизация» политической, экономической и социальной сфер охватывает не только элитные группировки. Так или иначе в теневые процессы втягиваются массовые социальные группы: труженики сферы обслуживания; сотрудники правоохранительных органов и кредитно-финансовой системы; работники сельского хозяйства, науки и образования, спорта; торговцы на улице, «челноки» и тому подобное. Значительная часть населения активно включилась в так называемое параллельное ведение хозяйства, а также развивает «экономику самообеспечения» на приусадебных участках или у родственников в селе. Фактически образовалось несколько «параллельных» экономик. Постоянно самообороняясь от государства, «средний» украинец выработал свое отношение к ней, уклоняясь от уплаты налогов, коммунальных услуг и тому подобное. В конечном счете «тенизации» благоприятствует сама социальная атмосфера — потеря «средним» украинцем моральных критериев и ограничений.
«Тенизация» украинского негражданского общества как следствие нынешних социокультурных превращений означает: самостоятельным политическим актером это общество быть не может. Оно самодостаточно и самостоятельно в своем негражданском измерении, проявляяет сервильную солидарность с элитами, морально и политически оправдывая и поддерживая недемократические формы и стиль власти. Именно поэтому ближайшее будущее Украины, скорее всего, будет похоже на сегодняшний день. Очевидно еще одно: «тенизация» общества становится существенным негативным фактором, который сужает возможности демократической альтернативы и создает социокультурные предпосылки для дальнейшего утверждения негражданского общества с нетоталитарным вектором политической эволюции.
ОТНОСИТЕЛЬНО ОПТИМИСТИЧЕСКОГО И ПЕССИМИСТИЧЕСКОГО ПРОГНОЗОВ
Избирательные кампании 1998— 1999 гг. в Украине будто подытоживают политическое развитие за последнее десятилетие, тем самым предоставляя возможность очертить динамику и логику политического процесса, вероятность тех или иных альтернатив его развития. Становится все более очевидным: сегодняшний потенциал беспрецедентной «терпеливости» (и терпимости) украинского общества не только генетически обусловлен прошлым опытом. Нынешние реалии социальной жизни, социополитическое и культурное состояние характеризуют уже новый опыт общества, который имеет собственную, постсоветскую политическую историю. Свидетельствует ли этот новый опыт о «запрограммированности» Украины в пользу «европейского выбора», на позитивные изменения в стратегиях и рамках «демократических транзитов», создание («строительство») гражданского общества?
Если встать на позиции оптимиста, то, на мой взгляд, сегодня нет однозначного ответа на это вопрос. Однако анализ сложившихся реалий, все чаще побуждает к пессимистическим прогнозным оценкам — речь идет, прежде всего, о том, что и на уровне общества, и на уровне элиты мы видим уже сформированные, ярковыраженные и стойкие стандарты политического поведения и культуры, которые сводят на нет одиночные попытки отдельных социальных групп и индивидов привнести в политический процесс действительно гражданские, демократические ценности и образцы.
Нельзя не заметить: политический класс современной Украины, созданные им институты в большой степени автономны в принятии политических решений — независимо от их целей, направленности, социальных и политических последствий реализации. Действия власти не оцениваются в плане их эффективности — из-за ощутимого отсутствия рационалистического их понимания со стороны общества «средних» украинцев. Скорее всего, они мифологизируются в массовом сознании, что находит свое проявление в «неевропейских» образцах и формах политического участия, которое обычно причудливо сочетает различные, иногда противоположные ценности, в то же время усиливая традиционалистские, т.е. «советского» типа представления и установки.
Иными словами, характерной особенностью социального характера «среднего» украинца является то, что он, так или иначе приспосабливаясь к обстоятельствам социополитической повседневности, не очень охотно воспринимает новые ценности, которые базируются на индивидуальном выборе и индивидуальной ответственности, личных ценностях и установках. В то же время склоняясь к негражданским нормативным представлениям и моделям поведения, которые, бесспорно, культивируется властью — «новыми-старыми» политическими украинцами.
Понятно, нельзя абсолютизировать процесс образования социополитических стандартов «среднего» украинца как проявление национальных особенностей социального характера. Последний, на мой взгляд, отражает действие общей тенденции, которая задает тон масштабу и направлению эволюции индивидов, эволюции, которая очерчивает параметры и приоритеты осознания ими политической практики в повседневности. В этом смысле электоральное поведение в период президентской избирательной кампании в Украине 1999 года — более чем убедительное подтверждение указанной тенденции.
*Статья подготовлена в рамках совместного проекта журналов «Політична думка» (Киев) — «Полис» (Москва) при поддержке фонда Фридриха Эберта.
