Начало этого года ознаменовано двумя юбилеями, которые много означают для каждого украинца, умеющего мыслить в «историческом измерении». 6 января исполнилось бы 70 лет Василию Стусу — человеку, ставшему символом Украинского Сопротивления второй половины ХХ века, ключевой фигурой духовной жизни эпохи. А 23 января отмечаем 70-летие со дня рождения Анатолия Марченко — писателя, правозащитника, борца, человека, как и Стус, несокрушимой воли и духа. Очень и очень поучительным было бы (по образцу знаменитых «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха) сопоставить, проанализировать общее и различное в судьбах этих людей. Оба погибли в тюрьмах (концлагерях — как Стус) советской тоталитарной системы; оба были не только борцами за человеческое и национальное достоинство (национально-освободительный аспект ощутимее у Стуса), но и Творцами слова (Стус — в поэзии, Марченко — в прозе), оба отдали свои жизни (потому что не могли иначе!) уже на рассвете горбачевской перестройки. Жизни Марченко и Стуса останутся для нас навсегда неопровержимым ответом на вечный вопрос: Является ли «успешным» человек, который любит жизнь, но сознательно погибает за свободу? Что такое вообще — «успех»? Итак, уважаемый читатель, если вы хоть немного знакомы с судьбой Василия Стуса, то очерк Александра Черкасова о жизни Анатолия Марченко, который мы печатаем ниже, даст вам много фактов, оценок и материалов для размышлений.
23 января 1938 года родился Анатолий Марченко. Рабочий. Зек. Правозащитник — в те годы, когда за это сажали. Диссидент — не только инакомыслящий (почему, собственно, «инако» — просто «мыслящий!»), но инакодействующий. Человек, сделавший сам себя. Писатель, автор «Моих показаний», «От Тарусы до Чуны», «Живи как все». Если бы Марченко следовал названию последней книги, то ему исполнилось бы семьдесят. Исполнилось бы, но Анатолий Тихонович не дожил и до пятидесяти.
Погиб 8 декабря 1986 года в Чистопольской тюрьме. Официальная версия смерти — острая сердечно-легочная недостаточность. Несколькими днями ранее, 28 ноября, Марченко прекратил длившуюся почти четыре месяца голодовку. Голодать он начал 4 августа, требуя освобождения всех политзаключенных в Советском Союзе. У него не было иного способа борьбы за свои права, «за вашу и нашу свободу». Годом ранее, в октябре 1985-го, Анатолия Тихоновича перевели из лагеря на тюремный режим — это означало практически полную изоляцию. Голодовку Марченко «снял», но через двенадцать дней ему стало хуже, его перевели в больницу, но — поздно...
Неужели его последний бой закончился поражением?
Через неделю, 15 декабря, Михаил Горбачев позвонил в Горький ссыльному Андрею Дмитриевичу Сахарову, разговор был в первую очередь о политических заключенных. А вскоре началось массовое освобождение политзеков.
Марченко победил — и на этот раз.
Кто-то, может быть, скажет: «История». Если бы...
В 1958-м, двадцати лет, первый раз попадает за решетку — за драку, в которой не участвовал. Бежал из лагеря — незадолго до того, как туда пришла бумага об освобождении со снятием судимости.
Скитался по стране, перебивался случайными заработками. В 1960-м пытался бежать, был пойман на границе, вторично осужден — «за измену Родине» — на шесть лет лагерей строгого режима.
Лагеря были забиты такими вот «побегушниками». А что еще оставалось делать человеку, который понял, в какой стране он живет? Что делать, если делать нечего? Бежать. И ведь многие зеки, выйдя на волю, пытались покинуть пределы Отечества.
Ведь изменить ничего нельзя.
Не воевать же с большевиками, в самом деле? Таких вот, воевавших, в лагерях тоже было немало — не только литовских и украинских повстанцев, но и тех, кто служил гитлеровцам...
Марченко пытался бежать из лагеря. Его переводят на тюремный режим, он оказывается во Владимире. Холод, голод и, главное, — изоляция от внешнего мира. Ты можешь делать что угодно — можешь умереть, можешь убить себя — о тебе ничего не узнают. Страна почему-то убеждена, что с лагерями у нас покончено при Хрущеве. Делать нечего, потому что ничего сделать невозможно...
А почему, собственно, «нечего»?
Еще в лагере Анатолий Марченко решает написать книгу о лагерях. По его собственному признанию, эта цель помогла ему выжить — не пойти на «запретку», чтобы надзиратель с вышки убил его...
Но было и встречное движение — после процесса Синявского и Даниэля Москва вдруг вспомнила об узниках. Действительно, должны же их куда- то посадить? Родственники приезжают на свидания и видят целую страну за колючей проволокой — Дубравлаг, Управление ЖХ 385. Вернувшийся из Владимира Анатолий Марченко знакомится с Юлием Даниэлем, а вскоре выходит на свободу.
Освобождается, по сути, другой человек — лагерь заменил для Марченко высшее образование. И то, что среди прочитанного им в библиотеке «казенного дома» было собрание сочинений Ленина, вряд ли могло пойти на пользу советской власти.
На свободе Анатолий осуществляет задуманное — пишет книгу о лагерях. Книгу эту пишет не столичный интеллигент, как, казалось, должно быть, а рабочий из Сибири. Вообще уже само то, что книга написана — чудо и подвиг. Одно дело сидеть в лагере и думать о воле и книге. И совсем другое — на воле писать книгу и думать о неминуемом возвращении в лагерь...
Анатолию Марченко помогают друзья его друга, Юлия Даниэля. Прежде всего, находят врача. Вообще чудо, что Марченко дожил до освобождения, не умер от менингита. Но и выполнить задуманное без помощи друзей он вряд ли смог бы — за освобожденным из политлагеря присматривали, жить он мог только «за сто первым километром». Жена Даниэля, Лариса Богораз (потом Лариса Иосифовна станет его женой), помогала Анатолию редактировать книгу.
В результате получилось не просто свидетельство. «Мои показания» — так была названа книга — ушли в самиздат осенью 1967 года. Ему не было еще тридцати...
Будь моя воля, я включил бы книгу Марченко в школьную программу. Не за содержание — хотя за содержание тоже — где еще вы найдете такого невыдуманного героя? Эта книга — редкого качества русская проза. Казалось бы, текст должны переполнять превосходные степени, инвективы в адрес власти, рассуждения на общие темы. Но нет — это, действительно, показания об увиденном и пережитом, без надрыва, где каждое простое слово имеет свое значение и обжигает душу.
Для читающей и мыслящей интеллигенции книга Марченко изменила картину мира. Теперь уже нельзя было прятаться за тем, что-де лагеря были при Сталине. По сути, Анатолий Тихонович заложил канон будущей «Хроники текущих событий» — раздела «В тюрьмах и лагерях»...
Экземпляр «Моих показаний» Марченко отнес в редакции «толстых» журналов. Не потому, что надеялся напечататься — просто он теперь действовал не подпольно, а бросил открытый вызов.
Уже в девяностых, когда открылись партийные архивы, выяснилось, что в апреле 1968-го был одобрен проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о лишении Анатолия Марченко советского гражданства.
А ведь он сам не просто выбрал иное — быть свободным человеком в нашей несвободной стране. Марченко отчасти создал эту иную возможность.
Есть к чему прислушаться и приглядеться, не правда ли?
Ему предлагали укрыться, отсидеться, то ли на Кавказе, то ли на Севере. Он отказался. Написал несколько статей в самиздат. Последнюю — об угрозе военного подавления Пражской весны — 22 июля 1968 года, ровно за месяц до вторжения.
Власть ответила... Анатолия Марченко арестовали и в день ввода войск — 21 августа — осудили на год «за нарушение паспортного режима». В лагере добавили еще два года, теперь уже по-честному, по «клеветнической» статье 190 «прим».
После освобождения Анатолий Марченко поселился в Тарусе вместе с женой, Ларисой Богораз.
Марченко выделялся из ряда диссидентов... Чем? Он был, по словам Александра Даниэля, «волком-одиночкой, никогда не ходил в стае».
Попав в московскую интеллигентную среду, людей не сторонился, но и не пытался быть «душой компании». Умел держать в руках инструмент — доску, скажем, ровно отпилить мог, но не выпячивал это умение. Интеллигентность и образованность — не одно и то же...
Марченко — вроде бы, политзаключенный, участник Сопротивления — не требовал к себе сочувствия со всех сторон и не ждал всеобщего восхищения.
Наверное, так... Не герой, не жертва, но человек, отвечающий за себя, за свои слова и поступки.
В семидесятые Анатолий Тихонович не претендовал на лидерство, но пытался сформулировать эту свою позицию свободного человека, перевести ее на язык международных отношений. Возможно ли что- то, кроме, с одной стороны — холодной войны (на грани войны «горячей», термоядерной), а с другой — беспринципного компромисса? По мнению Марченко, стремясь ослабить обоюдное военное противостояние, Запад в ходе разрядки в одностороннем порядке сворачивал противостояние идеологическое, а отсюда один шаг до капитуляции военной. Есть ли иной путь? «Tertum datur», «Третье дано», — так называлась статья, написанная Марченко и Богораз: «Альтернатива войне — не разрядка по- московски, а последовательное противостояние коммунистическому диктату во всех точках земного шара. ... Такая политика сняла бы с народов Запада ответственность за соучастие в преступлениях против мира и против людей».
Как-то слишком по-современному это звучит...
Власти по-прежнему пытались избавиться от Марченко, предлагали: либо на Запад, либо на Восток. Эмигрировать «по израильской линии» он отказался — это была бы ложь, соучастие в игре по чужим правилам. 26 февраля 1975 года Анатолия Марченко арестовали в пятый раз, ссылку он отбывал в поселке Чуна Иркутской области.
Вернувшись, вновь поселился за сто первым километром, в Карабаново Владимирской области, работал кочегаром. Анатолий Тихонович строил дом, воспитывал сына. Он по-прежнему не стремился к публичности, к общественной деятельности и выступал лишь тогда, когда не мог молчать.
Только когда власти начали наступление на Московскую Хельсинкскую группу, подтвердил свое членство в организации — Марченко скептически относился к Заключительному акту. А потом он составил один из документов группы — Обращение к главам государств, в котором предложил создать комиссию для проверки выполнения соглашений в гуманитарной области.
Когда в январе 1980-го Сахаров был выслан в Горький, Анатолий Тихонович написал открытое письмо Петру Капице. По мысли Марченко, нежелание публично выступать в защиту гонимых, молчание и гражданская пассивность делают человека, интеллигента, не только соучастником сегодняшних преступлений, но и виновником последующих потрясений.
Кто скажет, что это утверждение несправедливо и не современно?
В шестой раз Анатолия Марченко арестовали 17 марта 1981 года. 4 сентября его приговорили к десяти годам лагеря и пяти — ссылки.
Анатолий Тихонович работал тогда над рукописью третьей книги воспоминаний «Живи как все». Перед арестом успел выпустить статью «Войдут или нет советские танки в Польшу?»
Прошло двенадцать лет — полный цикл календаря. Как будто, история повторялась — только другая страна рвалась на «запретку», к свободе...
И жизнь другая. В «Живи как все» речь идет о конце шестидесятых, тогда круг сочувствующих и содействующих был шире. Среди тех, кто принимал участие в судьбе Анатолия, был, например, Вячеслав Всеволодович Иванов. В книге он зашифрован. То — как «известный ученый». То — как «И.», — ИвАнов хотел помочь Марченко скрыться из Москвы после опубликования «Показаний...», нашел ему жилье и работу на северо-западе. Он же — «К.И.», КОма ИвАнов — сидел 21 августа на суде до шести вечера. Потом пошел домой: день рождения, гости придут, неудобно...
Теперь такого широкого круга не было. Было другое: Марченко, а за ним и «Хроника», перевернули отношение людей к теме политлагерей, политзаключенных, политрепрессий в СССР — от «этого не может быть» до «кто же этого не знает». Половина Дела была сделана...
Но одновременно Марченко создал себя как писателя. Читая «Живи как все», трудно поверить, что это чуть ли не черновик: была зима, он писал несколько страниц и прятал в снегу. Когда пришли с обыском и спросили: «Где?», Анатолий Тихонович поводил чекистов по окрестностям, пока те не замерзли... А по весне пакеты с листами бумаги стали вытаивать из-под снега — их собрал живший рядом друг Марченко и Богораз, Борис Степанович Кулаев. «В делах людей прилив есть и отлив», круг сузился, остались немногие, но верные. Рукопись собрали, и замечательная книга увидела свет, когда автор был в лагере.
После ареста Марченко заявил, что считает Коммунистическую партию и Комитет госбезопасности преступными организациями и сотрудничать со следствием не будет. У противника было абсолютное физическое превосходство. А что было у Анатолия Тихоновича?..
В лагере он был истопником в котельной. И вот на праздник он открыл задвижку и дал тепло в карцер, а ведь пытка холодом была не менее важной составляющей «перевоспитания», чем пытка голодом (по норме 9 «б» — баланда через день). Он не мог не знать, что за этим последует. Следовало — лишение переписки, посылок, наконец, перевод на тюремный режим.
Но ведь Анатолий Тихонович всегда ставил большие цели и шел к ним. Он решил рассказать миру о советских политлагерях. И он это сделал.
Летом 1986-го Анатолий Марченко начинает свою последнюю смертельную голодовку — с, вроде бы, безумным и невыполнимым требованием освобождения всех политзаключенных. Последний бой, в котором он победит ценой жизни.
Теперь ему исполнилось бы семьдесят. Сегодня в России не хватает таких вот свободных людей. Анатолий Тихонович Марченко не ждал призыва «вождей» и сам не был «вождем» — он отвечал только за себя, до конца. Именно так добывают свободу.
