Настоятель храма Покровы Пресвятой Богородицы полка «Дніпро-1» Дмитрий ПОВОРОТНЫЙ — человек известный и авторитетный. Священник, военный капеллан и волонтер. Он родился в Новых Кодаках — старинном казацком поселении на берегу Днепра, которое вспоминает Тарас Шевченко в своей пьесе «Назар Стодоля». На основе семейных рассказов, в Новых Кодаках жил когда-то основатель рода Поворотных, который имел мельницу на днепровских порогах. В этом поселке вырос и сам Дмитрий. Учился в школе, служил спецназовцем в воздушно-десантных войсках, работал в Днипре и далеко пределами Украины, пока его не позвал Господь. Весной 2014 году, когда бурные события развернулись в Крыму и на Донбассе, мирный священник пошел на войну — защищать Украину словом Божьим и служить военным капелланом. Об этом и другом он рассказал в беседе с корреспондентом «Дня».
«ХРАМ ВСЕГДА ВОЗВЫШАЛСЯ У МЕНЯ И В ФИЗИЧЕСКОМ, И В МЕНТАЛЬНОМ ПЛАНЕ»
— Как вы стали священником?
— Семья у меня была верующая, но не очень церковной, хотя бабушка и дедушка пели в хоре Свято Николаевской церкви, что в Новых Кодаках. А отец и мама по возможности давали нам, детям, понимание, того, что жизнь человека не ограничивается господствующим тогда «диалектическим материализмом», потому мы были крещены. Помню, мама рассказывала, как ей сделали «разнос» на комсомольском собрании за то, что они крестили своего ребенка, моего старшего брата. Первое мое упоминание о церкви — когда бабушка меня маленького привела к Причастию, в Свято-Николаевский храм — мне было где-то 4—5 лет. Это старинный храм, который был построен еще в казацкие времена. Он был одним из немногих, которые не закрыла советская власть.
И в настоящий момент я живу рядом с этим храмом. Выходишь из дома — с одной стороны храм, а с другой — Днепр. Поэтому храм всегда возвышался во мне и в физическом, и в ментальном плане. И что-то в этом есть, если твой храм стоит, невзирая ни на что. Со временем я понял, что это Бог «за ухо» привел меня в храм, тянул, тянул, пока не увлек, и я начал сознательно ходить в церковь. Сначала в этот Свято-Николаевский храм, а затем, когда в Новых Кодаках открыли Петропавловский храм УПЦ Киевского патриархата, я стал туда ходить. Это было начало 2000-х когда, идеология «русского мира» вылезла из маргинеса в России. Эти идеи потом напрямую озвучивал новый патриарх Кирилл. И как это бывает, когда в столице чихнули, то на окраинах уже взяли под козырек. Будто по указанию появились «почаевские листочки» о том, что Украины нет, и что наш язык искусствененный и нация искусственная. Я увидел этот листочек и что-то во мне оборвалось. С тех пор я стал приверженцем Киевского патриархата. Владыка, митрополит Адриан, который тогда управлял Днепропетровской епархией, благословил меня попробовать почитать на клиросе. Получалось у меня неплохо, потому что голос немного есть и понимание.
ДМИТРИЙ ПОВОРОТНЫЙ БЛАГОСЛОВЛЯЕТ БОЙЦОВ ПОЛКА «ДНІПРО-1», КОТОРЫЕ ОТПРАВЛЯЮТСЯ НА РОТАЦИЮ НА ВОСТОК. ОСЕНЬ 2016 ГОДА
В 2003 году меня рукоположили в диаконы. Больше десяти лет служил в Петропавловском храме УПЦ КП в Новых Кодаках, а в 2013 году стал священником и служил в храме Рождества Пресвятой Богородицы на жилом массиве Покровский. В 2017-м закончил Днипровскую духовную семинарию. В настоящий момент служу настоятелем храма Покровы Пресвятой Богородицы полка «Дніпро-1». Прихожане — бывшие воины, волонтеры, вдовы погибших, их дети... Почетный командир полка Юрий Береза мечтает построить храмы в честь каждого из погибших бойцов, а их 31. Наш храм был первым и есть уже четыре — три построено, четвертый заканчивают. Мы понемногу возвращаемся к духовным традициям нашего народа, от которых нас оторвали на 70 лет.
— Почему вы решили служить военным капелланом?
— Когда начались события в Крыму, я был обычным священником. Но вскоре появились блокпосты вокруг Днепропетровска — это было пасхальное время, и я несколько раз посещал их защитников. Понял, что это война, и если не будет вооруженного сопротивления, то Украина рухнет. На то время у нас были лишь формирования из добровольцев, пришедших с Майдана. На Майдане сам я не был, но и сказать, что оставался безразличным к тем событиям — тоже не могу. Поддерживал Майдан, следил за событиями, переживал, молился за людей. А когда развернулись события на Донбассе, в военкомате начали записывать тех, кто хотел защищать Украину. И вот тогда я пошел, представился как священник и предложил свои услуги. Священник не может брать в руки оружие, но оставаться в стороне я уже не мог. И хотя в военкомате только настроение поднял военным, меня все же записали. А через две недели стал капелланом 20-го батальона территориальной обороны, который и до сих пор остается отдельным подразделением при 93-й механизированной бригаде. Мы вышли в мае на границу Донецкой области, когда сепаратисты уже хотели заходить в Днепропетровскую область. Перед этим, 9 мая, были первые потери в 20-м батальоне. Заместитель командира батальона Сергей Демиденко и пулеметчик Олег Эйсманд погибли в Мариуполе при штурме городского управления МВД. Когда мы зашли в Донецкую область, удерживали Доброполье, Красноармейск (Покровск), Курахово. Потом освобождали Марьинку и Красногоровку, которые обороняли до ротации, в октябре 2014-го. После ротации были в Ясиноватском районе, Авдеевке, Верхнеторецке, дважды были в Песках и Марьинке. Я постоянно посещал ребят, 3—4 раза в неделю. Причем пришлось побывать не только в 20-м, но и в 39-м батальоне теробороны, в полку «Дніпро-1», 51-й бригаде и многих других.
«ЗАЩИЩАТЬ РОДИНУ ЦЕРКОВЬ ВСЕГДА БЛАГОСЛОВЛЯЛА»
— В чем заключается капелланская служба?
— В начале боевых действий такой институции и понимания того, что такое капелланская служба, не было. Да, были при церквях какие-то органы по сотрудничеству с военными, но это было формально. Например, если нужно было военное мероприятие провести, «плюсик» поставить, для красивой фотографии приглашали священников, сфотографировались и разбежались. Были, я знаю, несколько священников, которые в свое время побывали в Афганистане, во время миротворческой миссии. Но это не была системная работа. И что должен делать капеллан и как делать, мы не знали.
Это в настоящий момент уже является системной работой, священники штатные, а тогда это была скорее всего поддержка духовная и моральная, попытка объяснить воинам, что защищать родину нужно и правильно, поддержать их боевой дух. Тогда были сомнения даже среди добровольцев — как оно будет и что будет вообще. Еще в начале 2015 года милиция и добровольцы охраняли больницу им. Мечникова, потому что были угрозы в адрес раненых и прочее. Ребята прятали свои лица, потому что не знали, чем все это закончится. У бойцов были сомнения: в кого мы будем стрелять? В сепаратистов — так это же граждане Украины, если в россиян — так это как будто «братья». И вообще, как это в человека стрелять? Приходилось объяснять позицию церкви в историческом дискурсе — как относиться к войну, напоминать, что защищать Родину церковь всегда благословляла.
Я часто приводил слова архиепископа Александрийского Афанасия Великого из его письма к монаху Амуну: «Поскольку и в других случаях жизни находим отличию, которое бывает в силу некоторых обстоятельств, например: не позволяется убивать, но убивать врагов на поле битвы есть и законно, и похвалы достойно. Так, больших почестей достойны доблестные в битве, и сооружают им столбы, которые извещают об их замечательных деяниях». Это священный долг военного и если нужно, то применять оружие. Я проводил беседы, просто приезжал помолиться, чтобы Господь их уберег. Потому что то, что «засеяли» Гиркин и Безлер, — метода советских спецслужб. Попытка замазать людей кровью с той и с другой стороны. Сначала собираются маргиналы какие-то, обиженные властью, а затем проливается кровь, начинается месть. И они этого добились. Но я разъяснял бойцам, что война — это не вседозволенность, что воин отличается от разбойника тем, что выполняет приказ, действует в рамках устава. Что он защищает и пользуется оружием только в пределах защиты. Все другое — преступление, мародерство, и потому подобные вещи недопустимые. Все это тогда было нужно бойцам, потому что люди были не готовы.
ПОСЕЛОК МАРЬИНКА ДОНЕЦКОЙ ОБЛАСТИ. МАРТ 2017 ГОДА
Я приводил примеры из истории церкви христовой о том, что много святых, особенно первых возрастов христианства, было воинами. Тот же Св.Георгий Победоносец или Димитрий Солунский. Это военачальники и они прославились не потому, что стали монахами, а потому, что сохранили веру христову вплоть до смерти. Так же наши первые князья — Владимир Великий, князь-воин, но он святой. Ярослав Мудрый — благоверный князь. Если взять казацкую эпоху — всегда при вооруженных формированиях были храмы, и церковь была на Сечи.
Я приводил примеры и рассказывал также о Московском патриархате, который призывал не стрелять, потому что «мы — один народ», а с другой стороны, отказывался отпевать наших бойцов, мотивируя тем, что это братоубийственная война. В то же время на оккупированных территориях священники хлебом-солью встречали оккупантов, были корректировщиками огня, разведчиками, а то и сами брали оружие в руки. Поэтому нужно было вселить в ребят уверенность, что они делают правильное дело и удержать их от недостойных вещей.
Помню, когда меня призывали в советскую армию, я пришел к священнику и попросил: «Благословите, отче, иду в армию!» Он мне только два слова сказал: «Служи честно и никому не делай зла!». Я тогда подумал: ну, что это он такое сказал, а теперь понимаю, что это самое главное. Потому что в армии легко сделать зло. Это, по-видимому, основное, что должен доказать воинам священник — не окаменеть сердцем, не превратиться в зверя. Помочь остаться на войне Человеком. Уже потом, весной 2015 года, отдел по сотрудничеству с военными формированиями УПЦ КП был реорганизован в Синодный отдел военного духовенства. Пока не было нормативной базы, то священники находились в подразделениях на ротационной основе: священник оставлял свое гражданское служение и добровольно на 30—40 дней шел в определенное подразделение, его материально содержала наша Церковь. А с лета 2015 года со священником подписывается трудовой договор и уже государство платит ему, как служащему. Сейчас все подразделения Нацгвардии обеспечены священниками, а вторая очередь будет по ВСУ. У нас в епархии на данный момент семь военных священников на постоянных основах и еще три вакансии. А вообще-то, более чем 500 священников Киевского патриархата прошло через вооруженные формирования или на добровольных началах, на ротационный ли основе, как капелланы. Но очень много священников, которые служат у себя в приходе и раз в неделю возят гуманитарную помощь, заботятся о каком-то подразделении как волонтеры. Ведь в начале у бойцов даже формы не было и нормального обеспечения.
Я недавно формировал статистику по поручению епископа Симеона, управляющего Днепропетровской епархией. Могу сказать, что по Днепропетровской епархии было собрано и доставлено больше 300 тонн грузов «гуманитарки», которую мы перевезли не только военным, но и местным жителям, были собраны 2 млн 75 тысяч гривен. Приобретено 10 автомобилей, из них 7 грузовых. Один беспилотник. «Буржуйки» — почти 100 штук, бензопил — 50, генераторов — 16 — и это все на пожертвования прихожан. Даже те же кондиционеры, холодильники, персональные компьютеры, запчасти, аккумуляторы, 300 комплектов матрасных кроватей, военные формы — больше 1 тысячи бойцов экипированы. Берцы, бронежилетов 60 штук. 70 раций, 70 биноклей, 10 прицелов, 16 приборов ночного виденья, 5 тепловизоров. Это все приблизительно, сколько удалось отследить, потому что было не до подсчетов. Это все — служба Церкви в поддержку армии. И вот, когда спрашивают, что там Церковь делает, которая отделена от государства, то я привел эти примеры. Потому что еще апостол Яков говорил: «Тело без духа мертво, так и вера без дел мертва» — Як.2:26.
— Часто ли бываете в зоне АТО?
— Сейчас не очень, потому что необходимости нет. Я назначен на добровольных началах, как главный военный священник Оперативного командования «Схід» — это Запорожская, Днепропетровская, Харьковская, Донецкая, Луганская области. Хотя и в суйчас навещаю ребят. Я знакомился с опытом службы военных священников в западных странах — Канада, США, Европа и увидел, что определены международные принципы, которых мы должны придерживаться. То, что священник необходим в зоне АТО, — однозначно.
«ПАРАДОКСАЛЬНО, НО ВОЙНА И ПЕРЕДОВАЯ — ЭТО ТАКОЕ МЕСТО, ГДЕ ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ ЗАДУМАТЬСЯ...»
— А вообще много верующих среди бойцов, потому что говорят, что на войне нет атеистов?
— Там меняется отношение к людям и к Богу. Если человек в мирной жизни думал — ну что там эти священники, то на фронте убеждаешься, что верующий человек более надежный, что священники живут не в призрачном мире, это люди с принципами и находятся рядом на войне в реальном мире. И тогда с уважением начинают относиться, а иногда задумываться и приходить к сознательной вере.
Иногда человек по факту был крещен в детстве, но в храм заходила раз в году — на Пасху или воды посвятить, а то и не заходила вообще. А вот на фронте я увидел много ребят, которые стали сознательными верующими. Бывает, что они рассказывают истории, когда вера помогала им в бою, что молитва тоже оружие. Чудеса я не вспоминаю, не потому что их нет, а потому что не запоминаю. Для меня нет необходимости с помощью таких историй утверждаться в вере, факт того, что она появляется у ребят — это уже чудо.
Вера — это такая интимная сфера, что человек может рассказать священнику, а может и не рассказать, потому что это его личное дело. Просто видишь по человеку, как он преобразилася, какая она была и которая стала, как относится к жизни и к Богу. Это уже Господь к человеку касается, когда ты находишься на грани жизни и смерти, Он дарует Веру. В обычной жизни много чего мешает человеку углубиться у себя, а когда ты остаешься один на один в окопе, да еще бой идет и ты знаешь, что в настоящий момент ты жив, а в следующее мгновение тебя уже нет. Когда рядом с тобой снайпер убивает твоего товарища или прилетел снаряд в блиндаж, в такой ситуации человек начинает слышать Бога. Парадоксально, но война и передовая — это такое место, где человек может задуматься, и тогда происходит начало его веры. Потому что христианин смерти не боится, он знает, что она будет. Не важно, сколько ты прожил, важно быть готовым достойно принять смерть, и вера помогает это сделать.
Вспоминаю, как я приезжал в Марьинку — там позиция была, и каждую ночь шли бои до утра. А днем готовились к следующей ночи, подвозили боекомплекты и так несколько недель, пока отбили противника и закрепились. Когда я приехал, мне позвонил парень и говорит: хочу покреститься. Я взял с собой крестильный набор, набрал в цинк из-под зарядов воды, освятил, и окрестил того парня. Он служил фельдшером в 20-ом батальоне. Видно было, что человек этого хочет, ведь на кого полагаться? Конечно, на побратимов, но побратима могут убить, оружие может дать осечку, а Бог не подведет. Мы и сейчас встречаемся на каких-то мероприятиях с этим парнем. И много таких случаев, когда бойцу необходимо, чтобы в армейских реалиях был человек, которому можно довериться, — не офицер и даже не психолог. Священник и психолог — это разные люди. Священник не лечит в том смысле, как это делают психологи или психиатры. Он может дать духовную опеку человеку, и слово там играет большую роль. Священник может поддержать, направить верующих людей. И в будничной жизни мы просто иногда не замечаем, насколько много среди нас верующих.
— Многих поразило библейское фото, размещенное в «Фейсбуке», на котором вы благословляете бойца с автоматом на каком-то фронтовом пути...
— Мы ехали по трассе Константиновка — Донецк около Авдеевки. Там стоял наш 20-й батальон, и был блокпост на въезде в зону боевых действий. Мы возвращались с передовой вместе с журналистами канала ICTV. Вообще-то это не фото, а скрин с видео. Тогда «Чрезвычайные новости» снимали крещения на фронте. Мы остановились, а боец из блокпоста попросил его благословить и окропить водой. Вот вам и пример того, какая разница между психологом и священником. Священник помолился пять-десять минут, покропил водой — и парню стало легче. Я знал, что это нужно, сейчас уже не помню, как звать. Он был призван в батальон после того, как я демобилизовался. Кажется, этот парень из Одесской области. И так в основном бывает — человек сидит в окопе или стоит на блокпостах, у него есть какая-то внутренняя борьба, духовные размышления о жизни. И когда священник есть, то человек открывает душу.
С бойцами на фронте нужна системная работа, которую и делают военные капелланы. А главное — военные священники несут Слово Жизни там, где господствует смерть! Внешне они обычные мужчины из Донбасса и Поднепровья, Волыни и Галичины, Сиверщины и Полесья, Слобожанщины и Буковины, Таврии и Крыма. Безоружными они вместе с воинами стали на защиту Правды и родной земли, против лжи «русского мира» и агрессии захватчика. Они рядом с воинами на той тонкой линии, которая разделяет мир и войну, жизнь и смерть. Их присутствие и труд свидетельствуют о том, что не все решает внешняя сила, мощь и количество, что уверенность и победу дарит Бог тем, кто сражается за правду и защищает, кто ради любви жертвует собой. Они не берут в руки оружие, потому что оружие — это слабый аргумент, оно может убить тело, но не душу. Их единственное и главное оружие — Слово Божье и молитва.
«ПРИЧИНА ВОЙНЫ НА ДОНБАССЕ — ЭТО БОЛЬШАЯ НЕПРАВДА, КОТОРАЯ НАЧАЛАСЬ ЕЩЕ СО ВРЕМЕН РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ»
— Что вас больше всего поразило во время войны на Донбассе?
— Меня вообще поразило то, как мы, люди, можем быстро меняться, — насколько легко мы теряем человечность, и наоборот, как становимся жертвенными даже до смерти. Кто бы мог сказать еще четыре года тому назад, что будет противостояние между родными людьми, близкими и знакомыми. Когда нам рассказывали, что идет война в Афганистане, Африке или Сербии, нам казалось, что у нас такого не может быть. А оказалось, что все может быть, если мы будем подвергаться манипуляциям и неправде. Потому что причина войны на Донбассе — это большая неправда, которая началась еще со времен Российской империи, эти рассказы о Новороссии, о малороссах, о «русском мире». И всем этим воспользовались непорядочные политики, которые рассказывали об «особенном Донбассе», о том, что «Донбасс нас кормит». А там живут обычные люди, трудяги. Я посмотрел на небольшие шахтерские городки, где единственное предприятие — только шахта и директор этой шахты или ее хозяин — он царь и бог. Плюс еще религиозный фактор — Патриарх сказал о «русском мире». Не раз слышал о том, как людей по записи вынуждали посещать богослужения определенного местного храма, и понятно, о чем там рассказывал священник. А что они знают о своей стране — Черниговщине, Таврии, Западной или Южной Украине? А когда альтернативы нет — ни в труде, ни в церкви, ни в информации, то и материализуются такие кровавые призраки, как «ДНР»-«ЛНР». Эта искусственно созданная линия разлома нас разорвала. Вот когда мы эти разрывы, которые нам навязывали, будем соединять, тогда не смогут нас так развести. Но оказалось, что очень легко это сделать. Вот был такой пример — в Авдеевке мы поехали на передовую, где бой был четыре часа тому назад. Какой-то «ополченец» забрел, из тумана вышел, а там наш парень стоит. Между ними завязалась перестрелка, едва не рукопашная. И так вышло, что наш застрелил сепаратиста. Когда документы проверили, а он — из Днепродзержинска, и наш парень — из Днепропетровска. Понимаете, для меня было откровением, как легко нас поссорить, как легко сделать так, чтобы человек изменился и начал убивать с оружием в руках, отстаивать призрачные идеи. А с другой стороны — множество примеров единения, искренности и жертвенности, когда люди, которые и не считали себя украинцами, начали жить Украиной, воевать за Украину и умирать за нее. Сколько людей, покинувших хорошую работу, бизнес и семьи за рубежом вернулось домой защищать Родину. А феномен волонтерского движения, когда люди, жившие для себя, стали примером бескорыстного служения людям. Вот именно эти трансформации людей меня больше всего поразили, а главное — они дают надежду на будущее.
«НАМ НУЖНО УЧИТЬСЯ ДАЖЕ ПОРАЖЕНИЯ ИСПОЛЬЗОВАТЬ ДЛЯ ПОБЕД»
— Сможем ли мы вернуть Крым и Донбасс?
— Для Бога нет ничего невозможного, он все может сделать. Но насколько мы способны начинать друг с другом разговаривать после всего, что произошло, — это как раз то, что зависит от нас. Я люблю эти слова апостола Павла: «Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте. Если возможно и зависит от вас, находитесь в мире со всеми людьми. Hе мстите за себя, любимые, а дайте место гневу Божьему. Потому что написано: «Менi відомщення, Я віддам», — говорит Господь. Следовательно, если враг твой голоден, накорми его; если хочет пить, дай напиться ему; потому что, делая это, ты соберешь ему на голову пылающий уголь. Hе будь победителем злом, а побеждай зло добром...» — Рим.12:14,17-21. Нам необходимо ответить на вопрос: а что мы хотим вернуть, территории или людей? Потому что территория — это только камень, песок и земля, а нужно возвращать людей, потому что не территории отошли, а оторвали ложью людей. Необходимо говорить правду, какой бы она неприятной ни была для нас и для них, рассеивать мрак лицемерных псевдоисторических теорий и деструктивных идеологий. Искать то, что нас объединяет. И самое главное — видеть друг в друге человека, потому что проклятие войны — это то, что мы теряем человечность, а противник для нас кто угодно, но не человек. Нужно помнить — Господь нас создал одинаковыми, а не кого-то выше, кого-то ниже. Ошибиться может каждый, но не каждый находит силы это признать, легко оскорбить и обидеться, но трудно извиниться, а еще тяжелее простить, но без этого мира не будет. А без мира не будет будущего.
Потому что можно прожить жизнь, руководствуясь местью, ненавистью, обидой, но настоящая ли эта жизнь? Сильный человек — это и, что хочет будущего и невзирая ни на что двигается в этом направлении, невзирая на трудности. Так и народы, страны тем более успешные, насколько они не останавливаются в самолюбовании своими страданиями, обидами, потерями — они наоборот должны предоставлять нам силы двигаться, потому что иначе те потери будут напрасными. Нам нужно учиться даже поражения использовать для побед, а не посыпать головы пеплом, обвиняя кого-то, да еще и наслаждаться своим горем. Нужно помнить прошлое, твердо стоять в современности и смело смотреть в будущее.
Думаю, что нужно начинать с детей. Наши противники так и делают. Российское руководство прекрасно это понимает и умеет подменять правду идеологией. В Крыму выкладывают свою альтернативную историю, и на Донбассе — так же. А нам нужно правдиво рассказывать детям, что есть Украина, наша большая Родина, одна для всех от Крыма к Сиверщины, от Закарпатья — до Донбасса, единственная, своя. И не просто рассказывать, но и делать ее такой, каждый на своем месте. И не нужно бояться, потому что с нами Бог, он 26 лет тому назад подарил нам независимость, значит, это Его воля и благословение, чтобы мы берегли этот Божий Дар.
