Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

«Нужно осознать ценность дикой природы»

Эту истину уже поняли кенийцы. Как африканский опыт может помочь защите животных в Украине — «Дню» рассказала Марина ШКВИРЯ
27 января, 2022 - 18:42

Относительно далекой от нас Кении проще получить помощь от Европы, чем Украине. В частности, если речь идет о сфере защиты животных. Почему так? Об этом рассказала известная зоозащитница, соучредитель приюта для медведей «Белая скала», главный зоолог Киевского зоологического парка Марина ШКВИРЯ. Недавно они с мужем, соучредителем «Белой скалы» и зоологом Егором Яковлевым, вернулись из путешествия по Кении. Деталями своего путешествия Марина делилась в фейсбуке, выкладывая фото слонят, гиен, бегемотов, представителей местных племен. Все эти фотографии имеют свою предысторию, определенные смысловые наполнения и даже уроки для Украины. А ведь представителей кенийской фауны приходится спасать порой и у нас. В общем, у нас есть немало общих с Кенией зоопроблем, при этом — есть и чему поучиться у кенийцев. Что именно можем перенять — далее в беседе с Мариной Шквирей.

«РЯДОВОЙ КЕНИЕЦ ПОНИМАЕТ: ПРИРОДА — ЭТО ГАРАНТИЯ, ЧТО У СТРАНЫ БУДЕТ БУДУЩЕЕ»

— Пани Марина, расскажите для начала, как вы оказались в Кении, мне показалось, что это были какие-то учебно-рабочие визиты, или я ошибаюсь?

— Я вообще люблю Африку, и это мое второе путешествие по схожему маршруту в Кению. То есть это был частный визит. Конечно, как люди профессионально заинтересованные, как биологи, зоологи, как люди, которые развивают свой благотворительный фонд защиты животных и содержат приют для медведей, прежде всего мы искали возможность пообщаться с коллегами и вообще посмотреть на стандартные туристические локации с точки зрения ученых, хотели познакомиться со сферой реабилитации и защиты природы.

— Что такого увидели, чего нет у нас в системе зоозащиты, как вообще эта система работает, какие черты схожие и отличающиеся? И с чем удалось, собственно, познакомиться в ходе этого визита?

— Кения очень молодая страна, если говорить о ее независимости. У этой страны сложная история. Конечно, как и у нас, есть много политических, экономических проблем. Это страна с постколониальными проблемами и специфическими связями с другим миром. Главное отличие между нами и Кенией, хотя мы достаточно похожи по экономическим и даже менталитетным признакам, в том, что кенийцы уже осознали, в чем ценность дикой природы, их животных, еще сохранившихся экосистем. Это то, что в Украине еще недооценивают, считая, что лучше заработать за полгода, добывая песок или вырубая деревья. Кения уже понимает это сама. Конечно, люди, живущие за чертой бедности, часто провоцируют распространение браконьерства. Но рядовой кениец понимает, что природа Кении — это то, чего нет во многих других странах, это их ценность и их экономическая гарантия, что у страны будет будущее. Это типичная разница между нами и Кенией.

В отличие от ЮАР, в Кении немного слабее работает туристическая отрасль, меньшее количество частных фондов и приютов. Также здесь немного меньше поддержка так называемого западного мира, и при этом они сами уделяют много внимания этим вопросам. При общении с местными коллегами мы слышали, что в главных национальных парках основные ориентиры — это сохранение экосистемы. Например, национальный парк Масаи-Мара или озеро Накуру — это сохранившиеся оазисы, где можно увидеть ту самую «большую пятерку Африки» (буйвола, слона, носорога, льва и леопарда), фауну, местное население, встретить много туристов из разных стран, увидеть, как они к этому относятся. Для нас было интересно наблюдать, как относятся местные, масаи и другие племена, гиды к сохранению природы. Потому что, когда есть искушение заработать, хорошим отношением могут и пожертвовать. В качестве примера — нам встречались гиды, которые ради удачной фотографии животных с туристами готовы были на все, даже потревожить зверя. Но лично нам повезло. Мы даже отметили, насколько деликатно и профессионально работают люди, которые понимают, что это дикая природа, что здесь нельзя чрезмерно вмешиваться, если есть возможность — то сделаем фотографию, а нет — то нет. То есть нам не приходилось делать замечания. Из этого вывод — либо это действительно понимание всей проблематики, либо гиды поняли, кто мы и за что болеем.

«ВЗЯТЬ ПОД ОПЕКУ СЛОНЕНКА — ДОСТУПНО ЛЮБОМУ»

— Среди мест, которые нам удалось посетить, это приют Шелдрика для слонов. Это очень известный в мире проект, когда-то начавшийся с маленькой частной усадьбы, еще в колониальный период. Тогда одна семья просто подбирала детенышей-сирот, растила их, лечила, пыталась вернуть в дикую природу, а сейчас это огромный траст, работающий в разных направлениях. Здесь можно увидеть сам реабилитационный центр, где слонят, маленьких жирафов, носорогов спасают, лечат, учат жить в дикой природе, а затем выпускают на свободу. Приют имеет собственный авиапатруль, который может транспортировать пострадавших животных. Следует отметить, что речь идет о сложных видах, крупных по размерам, тяжелых, опасных для человека. Эти животные нуждаются в специфической ветеринарной помощи. И полететь куда-то и достать слоненка из бетонного колодца, оказать ему первую медицинскую помощь, загрузить в самолет и привезти в Найроби за тысячи километров от места спасения — это действительно круто! Также траст очень активно привлечен к борьбе с браконьерством, сотрудничает с местной рейнджерской службой охраны, с кинологическими патрулями, его специалисты снимают ловушки, помогают искать браконьеров. То есть это такой тренд, который есть и во многих странах — комплексно подходить к решению проблемы. Не просто спасти одно животное, а вообще помогать живущим в этой стране людям сосуществовать с дикими животными.

Было очень интересно общаться, задавать вопросы, иногда болезненные как для людей, занимающихся этими же проблемами в Украине. Мы даже решили поддержать приют и взяли под опеку слоненка. Это довольно доступно любому человеку. У нас есть похожая программа в приюте «Белая скала» — просто вносите вклад и одновременно чувствуете связь с этим животным, получаете новости о нем.

— Расскажите о слоненке, которого вы взяли под опеку, и почему он оказался в приюте? И объясните, есть ли в Кении подобные проблемы, как и у нас, поскольку существуют реабилитационные центры, значит, есть люди, которые инициируют, так сказать, их создание?

— Обычно срабатывают антропогенные факторы. К примеру, попадают в реабцентр слонята раненные или в случае, если браконьеры убили их мать, или слоненок попал в так называемую антропогенную ловушку, например, где-то запутался, упал в колодец и т.д. Есть, конечно, и естественные предпосылки. Банально — хищники убили мать или из-за пожара слоненок отстал от группы. В этом случае возникает непростой вопрос. Потому что не всегда можно вмешиваться в этот естественный отбор со своими человеческими эмоциями. Потому что первый слоненок, которого мы брали под опеку в этом фонде, попал в него 12 лет назад. Несколько раз пытались вернуть эту слониху в дикую природу. Каждый раз слоны выгоняли ее и оставляли умирать. Поэтому последние 12 лет она возвращалась и жила в реабилитационном центре. В конце концов умерла от болезни, были какие-то проблемы с печенью. То есть факторы, которые природа сама регулирует.

Второй слоненок — Налеку — еще довольно молод. Слоны, как и люди, долго взрослеют. Она еще учится, ходит со старшими братьями, если все будет хорошо, то потом ее отправят в один из национальных парков, где она будет продолжать учиться вместе со сформированной группой подростков. Это все происходит в сопровождении киперов несколько лет. Потом пойдет на свободу. А дальше — как природа позволит. Это сложная работа, потому что она требует соблюдения протоколов, определенного прагматизма, на эмоциях доброты к животным далеко не уедешь.

Есть еще интересный момент — обычно приюты, реабилитационные центры работают в Африке с местной фауной. За счет того, что она довольно привлекательна, экзотическая, нам приходится в Украине постоянно работать с их фауной. Кроме медведей и волков, к сожалению, постоянно нашим приютам приходится спасать львов, леопардов или гепардов. В Европе это действительно проблема. Этих животных изымают из природы, чтобы размножать в неволе, продавать детенышей и удовлетворять спрос людей, которые хотят сфотографироваться со львенком, завести себе леопарда в квартире. Все эти животные, конечно, долго не живут, всего несколько месяцев или пару лет. И снова и снова возникает спрос, всем нужны новые маленькие животные, чтобы на них зарабатывать.

«КОНТРОЛЬ ЗА СОБЛЮДЕНИЕМ ЗООЗАКОНОВ У КЕНИЙЦЕВ НАМНОГО ЛУЧШЕ»

— Какая система этих центров и приютов в Кении, потому что в Украине их можно пересчитать по пальцам рук, о чем вы нам неоднократно рассказывали? Кто их создает, как они между собой сотрудничают?

— Есть приюты, поддерживаемые государством, они существуют при национальных парках. Но в большинстве случаев сфера реабилитации — частная. Есть люди, которые просто не могут пройти мимо, создают какой-то проект, объясняют, что они делают, и ждут поддержки спонсоров. Кенийцам, можно считать, немного повезло, потому что за все годы пребывания в Африке британцев, французов, немцев теперь эти государства ощущают определенную ответственность за Кению и больше знают о Кении, чем об Украине, как правило. Поэтому больше доверяют тем, кто там работает. И значит, что местные проекты получают немалую материальную, финансовую, медийную помощь со стороны Западного мира. С Украиной сложнее. Как будто проблема коррупции у нас такая же, как в Кении, но нам еще сложнее работать с Западом. Это видим на примере большого количества технических деталей на краундфандинговых платформах, нам выдвигается много ограничений, чтобы работать с грантами, фондами или физическими лицами. И это как раз минус для Украины. Нам сложнее только потому, что мы начинаем этот путь. И когда ты приезжаешь в Кению, видишь все эти преимущества — понимаешь, что это твое будущее, только для этого нужно еще 20-30 лет. Но определенный оптимизм все-таки есть.

— А сравнивали ли вы кенийское и наше законодательство по защите прав животных? Считаются ли кенийские законы хорошими или так, как и у нас, есть моменты, которые нужно совершенствовать?

— Конечно, есть тоже много проблем с законодательством в Кении. Наши законы иногда даже красивее написаны на бумаге, чем чьи-либо другие. Но вопрос в регулировании. Контроль за соблюдением законов у кенийцев гораздо лучше. К примеру, для всех африканских стран, где есть носороги, существует проблема с их сохранением. Охранять носорога — это не просто патрулировать территорию, иногда настоящие военные столкновения. Это не просто браконьеры, которые ходят с одним ружьем, это хорошо вооруженные люди с военными навыками и для которых не проблема выстрелить в рейнджера. С другой стороны, государство, частные меценаты тоже содержат армию, военную группу, охраняющую носорогов. В национальных парках работает отдельная охрана для носорогов. Эти специалисты постоянно отслеживают, где находятся животные. И это иногда удобно для туристов, потому что, если автомобиль с гидом видит рейнджера по охране носорогов, спрашивает — где? И тот точно скажет, что там можно увидеть этих животных.

— Какие тогда нарушения прав животных встречаются чаще всего, в связи с чем вынуждены работать эти приюты и центры, потому что у нас это фотографирование с дикими животными, содержание медвежат в гостиницах или ресторанах, в клетках? Как человек в Кении эксплуатирует диких животных в свою пользу?

— Мы видели в дикой природе зебру, у которой была очень искалечена шея. Было ясно, что она попала в стальную петлю, что и у нас очень распространено в Украине. Скорее всего, ее спасли рейджеры. Но следы от травмы остались навсегда. И в этом тоже можно видеть проблему. Я уже упоминала антропогенные факторы, стальные ловушки, браконьерство. Но, как и в Украине, люди хотят контакта с дикой природой. Всегда есть те, кто хочет торговать львятами, держать гиену как ручное животное, кто-то пытается создавать псевдоприюты, на которые ведутся туристы, особенно из Восточной Европы. Конечно, это большая проблема для Южной Африки, где создают целые львиные фермы. Здесь животных массово выращивают для деривативов, то есть чтобы продавать их, когда они подрастут, как части тела. Они идут на рынок Азии, Китая, частично и США, для так называемой нетрадиционной медицины. И это огромный кровавый бизнес, у которого оборот — миллиарды долларов. И к этому привлекаются туристы. Их привлекают в так называемый sanctuary (приют), здесь разрешают с молодыми львами играть, рассказывая, что животные затем пойдут в природу. Но в два года наступают дни убоя. То есть это как бойня для коров, только для львов. Поэтому если кто-то вам разрешает контакт с дикими животными, нужно очень четко понимать и задавать правильные вопросы, чтобы не поддержать именно такой бизнес.

В Кении этого меньше, но тоже есть места, где вам могут разрешить контактировать с животными. При этом есть и положительные практики, например, места размножения жирафов, где разрешают скармливать горсть гранул животному. Жирафы живут в природе, на свободе, но могут подойти к мосту, на котором стоят люди. Если же вам разрешают целый день фотографироваться со львенком, то это уже тревожный сигнал.

«НАШИ ЦЕННЫЕ ВИДЫ — ЭТО НЕ ТО, ЧТО МЕШАЕТ ПОСТРОИТЬ НОВЫЙ БУКОВЕЛЬ, А ТО, ЧТО МОЖЕТ ДАТЬ ПРИБЫЛЬ»

— Как приобщаются к спасению животных местные активисты или волонтеры, потому что у нас часто инициируют спецоперацию по спасению медвежонка или обезьянки фактически рядовые граждане, которые заметили, что где-то есть такое ужасное содержание животного?

— Такая инициативность довольно сильная. Но плюс этой страны в том, что значительно лучше работают службы, отвечающие за защиту животных, в частности их экоинспекция. Эти службы работают, а не просто отписываются, как в Украине. Если человек в селе увидел слоненка в колодце, он знает, кому позвонить. И точно знает, что официальная служба сделает все возможное, чтобы решить эту проблему. Не факт, что животное можно будет спасти, но они отреагируют, примут решение, возьмут на себя решение этой проблемы. У нас люди действительно хотят помочь, но иногда делают хуже, изымая животное из природы, когда этого не следует делать, и содержат потом его в неадекватных условиях. И это уже не спасение, а просто человеческие прихоти. Дикие животные — это специфика, опасность, инфекционные риски, угрозы травмирования. Если в Украине активисты стоят перед выбором — пройти мимо или самому с этим разбираться, то в Кении люди знают, к кому обратиться. И это обращение в большинстве случаев будет решено.

— Если подытожить все увиденное, проанализированное, разложенное уже вами по полочкам, что бы вы советовали — чему мы могли бы поучиться у кенийцев, и рядовые граждане и государство, чтобы улучшать защиту животных у себя?

— Прежде всего должны понять, что никто за нас этого не сделает. Если мы не будем ценить то, что есть у нас вокруг, придет кто-нибудь другой и оценит не так, как нам понравится. Так или иначе, животные и природа — это всегда ресурс. Всегда выигрывает какая-то бизнес-идея, а не стратегическая мысль сохранить что-то на будущее. Конечно, нужно больше внимания уделять заповеданию территорий, поддержанию сферы реабилитации. И необязательно развитием реабилитации животных должно заниматься государство, в большинстве стран мира это дело частное. Государство должно обеспечить место для дикой природы, чтобы был естественный отбор и никто туда не вмешивался. А те проекты, которые инициируют граждане, следует поддерживать или хотя бы не мешать.

— И когда в следующий раз в Африку — за новыми впечатлениями и опытом?

— В последний раз я там была 12 лет назад, мне понравилось мониторить динамику определенных проектов, увидеть, как они пережили ковидные времена, то есть каждые 5-10 лет сверять, а что же изменилось.

— Прогресс видите?

— И регресс тоже. Ведь в ковидные времена (со строгими карантинными ограничениями) были непростыми для национальных парков, когда снизилось количество туристов, а соответственно — средств. Племенные группы начинают голодать, потому что тоже выживают на туристах. И теряется возможность нормально охранять территорию. А это экономика. Конечно, было бы лучше вообще не пускать туристов в нацпарки. Но без этого бюджет ни одной страны не потянет охрану природы. И нужно идти на эти компромиссы. Поэтому, если вы хотите поехать в какую-нибудь экзотическую страну, немного погуглите или подумайте, если хотите увидеть слона, сравните, ехать в центр проката или рядом есть реабилитационный центр, где можно увидеть и узнать больше, получить тоже классные фотографии, но при этом не являться причиной эксплуатации слонов. А наоборот — помочь чему-то хорошему. Я не осуждаю никого, все довольно индивидуально на уровне человека и общества. Но нужно немного думать над тем, что ты делаешь. Тогда будет меньше ошибок, больше осознания наших поступков.

Украина здесь не исключение. У нас еще не все потеряно. У нас есть огромные природные территории, ценные виды, хищники — это жемчужина украинской фауны (медведи, волки, рыси, шакалы). И это не то, что мешает построить новый Буковель, а то, что может, наоборот, дать экономическую прибыль в дальнейшем, в ту же туристическую инфраструктуру. К примеру, мои коллеги в европейской рабочей группе по хищникам готовят рекомендации, как устроить волчий туризм. То есть как туристам показать следы волков в дикой природе, дать возможность их услышать и при этом не побеспокоить животных. Так что не нужно изобретать велосипед, нужно просто думать.

Инна ЛИХОВИД, «День», фото предоставлены Мариной ШКВИРЕЙ
Газета: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ