В конкурсной программе ХХII Московского международного
кинофестиваля преобладали фильмы средней профессиональной умелости, ничем
особенно не выделяющиеся ни в плане новизны киноязыка, ни какими-то мировоззренческими
изысками. Это касается и обладателя гран-при фестиваля — картины знаменитого
польского режиссера Кшиштофа Занусси «Жизнь как смертельная болезнь, передающаяся
половым путем». Выверенные ходы, длинные диалоги, холодновато и несколько
витиевато... Хотя во второй половине фильма в историю врача Томаша (Збигнев
Запаневский), больного раком, втягиваешься все больше. Этот несколько «умственный»,
высокомерный человек в последние дни своей жизни несколько неожиданно для
себя открывает измерения простых человеческих отношений. Начинает, к примеру,
устраивать судьбу одной молодой пары... Как бы в порядке компенсации за
то, что ранее помог отправиться на тот свет матери и ее смертельно больному
сыну. Жизнь, конечно, штука метафизическая, однако сделана она из вполне
телесных, материальных кирпичиков. И не случайно картина заканчивается
лекцией в мединституте. Томаш завещал свое бренное тело науке, и вот недавно
облагодетельствованный им молодой человек берется за скальпель, чтобы сделать
первый надрез...
В испанском фильме «Жили- были дважды» Хуана Пинсаса (эта
картина считается первой на Апеннинах, реализовавшей творческие принципы
знаменитой датской «Догмы»: снимать только с естественным освещением, только
с рук и т. д. — иначе говоря, снимать так, чтобы на пленке фиксировалась
сама живая жизнь) бывшие однокурсники, десять лет назад закончившие журналистский
факультет университета, собираются на уик-энд отметить это событие. По
сути дела, все они входят в высшую интеллектуальную элиту, все благополучно
устроены и довольны жизнью. И, пожалуй, пресыщены буржуазным комфортом.
А потому радушный хозяин, писатель Розендо (Монти Кастиньерас), предлагает
им вернуться не просто в юные лета, но и в условия, приближенные к первобытным
— пожить в палатках, установленных в саду, окунуться в прелести естественной
жизни.
Они и окунаются. Два дня в непрестанных разговорах об удовольствиях,
странностях и сложностях секса. Бруно же не только говорит, но и делает
— сначала в диком оргиастическом восторге от его услуг популярная телеведущая
Беатрис, а затем и Патрисия, забредшая на этот праздник жизни. А еще оргия
в бассейне. А еще Начо, гомосексуал, который пытается соблазнить хозяина...
Видимо, «голубые» проявления не очень естественные, ибо Начо влечет ванная
в глубинах шикарного дома. Словом, дали выход животным инстинктам. Или
же то автор вскрыл то, что находится под красивой цивилизационной оболочкой?
Пользуясь методом «догматического реализма». Владелец метода — сам писатель
Розендо. Ибо, проснувшись поутру в понедельник, он обнаруживает, что этих
двух дней как бы и не было — они еще впереди. Это он так «оторвался» —
то ли во сне, то ли в воображении. Но вот так, без иллюзий о том, что и
чем является современный интеллектуал... Срывание всех и всяческих масок.
Таковы заветы «Догмы». И не только. Классик Лев Николаевич сколько раз
возмущался: циники! Поют и пишут о любви, а дело простое — он ее хочет
просто трахнуть (лексикон был, конечно, другой). Теперь нравы попроще —
если хочет, так и говорит, или языком телес составляет фразы и фразочки.
Поэтому мэтр Тинто Брасс, бывший гостем Московского фестиваля,
уже не воспринимался как что-то экзотическое. Хотя интерес публики и журналистов
к нему не пропал. Маэстро охотно давал интервью и даже теоретизировал.
«Общепринятые эротические фильмы отличаются особой концепцией эротики,
в основе которой лежит католическое влияние на всю западную культуру. В
ней ассимилируются два термина — Эрос и Танатос, любовь и смерть. Я считаю,
— возмущался Брасс, — это приниженной концепцией эротизма. Это все равно,
что сказать: «Будьте осторожны с эротикой, будьте осторожны с запретами,
потому что потом неизбежно наступает наказание и смерть». Для меня же эротизм
является синонимом радости жизни, удовольствия плоти, игры и свободы...
В моих фильмах главным действующим лицом является женщина. Она есть субъект
желаний, а не объектом мужского удовольствия».
Должен сообщить соотечественникам, с чувством глубокого
удовлетворения, разумеется, что сегодня главной женщиной у Тинто Брасса
является 22-летняя украинка Юлия Маярчук. «Я встретил ее, — поведал режиссер,
— в Неаполе, в пиццерии, где она работала официанткой. На ней была одета
мини- юбка, даже точнее микроюбка. Подавая еду на соседний столик, она
наклонилась — и я увидел потрясающую панораму. Тут на меня сразу же снизошло
вдохновение. Я предложил Юле сняться в моем новом фильме и она согласилась.
Скажу честно, что я остался доволен своим выбором — меня не разочаровала
ее работа» («Спутник кинофестиваля», № 2). Фильм, показанный в Москве,
называется «Нарушая запреты». И Брасс предрекает расширение границ авторского
кино до территории порнофильма. Вон тот же идол большого арткино Ларс фон
Триер заявил уже, что следующей его картиной будет именно порнофильм...
Герои конкурсного фильма тридцатилетнего финского дебютанта
Аку Лоухимиеса «Неприкаянная» тоже не очень утруждают себя мыслями о каких-либо
запретах. Двадцатисемилетний Ари (Микко Ноусиайнен) и вовсе чуть ли не
каждодневно предается плотским утехам — и каждый раз с другой девушкой.
Правда, в отличие от Тинто Брасса, эротика и секс не приносят ему радости
и удовольствия — чтобы по-настоящему. Наконец, он встречает красивую девушку
Тину (Лаура Малмиваара), и с нею начинаются регулярные встречи. Но вот
незадача — испорченный он какой-то. Никогда ни в кого не влюблялся, и как
не старается Тина — не получается. Трахаться одно, а любить другое. Физика
побеждает метафизику, не сдвинуться никак... А почему, что такое — на эти
вопросы режиссер ответа, пожалуй, не дает. Он снимает в немного ироничной
манере, живописуя «их нравы», фотографируя «сумму эротических технологий»,
а заодно и снимая тревожный пейзаж человеческих душ.
Тина знакомит Ари со своей компанией — искусствовед Илона,
священник Хана со своими возлюбленными мужского пола. Довольно быстро одна
из подруг, Илона, завлекает Ари в свою постель, что приводит к некоторым
сложностям. Хана, как и подобает ее сану, пытается наставить друзей на
путь истинный. Но и ее мучают греховные страсти. Ари совокупляется и с
нею, после чего уж вся шестерка запуталась окончательно. В ход идут пистолет,
истерика, всем хочется рвать и метать, рвать и метать. Финал несколько
искусственен, как для такой довольно трезвой и безыллюзорной картины —
Ари и Хана, кажется, находят друг друга. Причем на уровне повыше пояса.
Ну, надо же когда-нибудь и там поискать какие-либо ценности.
В испанском «Лео» Хосе Луиса Борау тоже бушуют страсти.
Девушка Леон с младых лет имеет сексуальную зависимость от своего отчима,
тренера Габо. Она просит Сальво освободить ее от этой напасти. Поколебавшись,
тот и совершает акт возмездия... Криминальная драма, однако скучная и слишком
утопленная в жанровых условностях, без серьезного выхода в реальность.
В китайском «Лунном затмении» Ван Цюаньаня (это его дебют
в большом кино) все устроено сложнее и интереснее. Люди здесь раздваиваются,
теряют ясность очертаний, на глазах становятся тайной и предметом метафизических
исследований. Хоть режиссер еще и нетверд в построении фильма, теряя по
ходу и темп, и зрительский интерес к происходящему.
Едва ли не самым любопытным (из виденных мною фильмом фестиваля
была лента американца Спайка Джонса «Быть Джоном Малковичем». Любовники
и любовницы запутались в своих отношениях, а чтобы им было еще занятнее,
авторы отправляют их... в мозг актера Малковича. Кукольник Крейг (Джон
Кьюсак) обнаруживает темный коридор, ведущий именно туда, и в результате
реализуется бизнес-проект: желающие могут за двести долларов увидеть мир
глазами знаменитого актера. А тут еще одна женщина завлекает другую через
того же Малковича... Затем Крейг побеждает Малковича, вселяясь в него и
полностью подчиняя себе. Легкая, артистичная картина, наполненная выдумкой
и игрой ума. И рассказывающая о чем-то реальном — современный мир человека
так запутался, обрел столько механизмов воздействия и контроля над психикой,
что это не может не заинтересовать искусство.
Хоть вместе с тем цивилизация в чем-то и освобождает личность,
давая ей возможность срежиссировать собственную жизнь. На этом настаивал,
в частности, российский министр культуры Михаил Швыдкой. На одном из «круглых
столов» он с вдохновением говорил именно об этом: о сладости сочинения
своей жизни. Отсюда, согласно его версии, и меньшее влияние искусства на
человека, отсюда же и меньший интерес государства к культуре. Ни на фиг
она ему не нужна — думайте сами, решайте сами, кого и что иметь. «Я не
министр, — заявил Швыдкой, — я завхоз». В души художников, мол, больше
не лезем, знаем — не продается вдохновенье. А вот деньжатами иногда будем
помогать. Заключительным аккордом фестиваля и стало оглашение указа президента
России о государственной поддержке ММФК. Остается надеяться, что пример
Москвы — в известных украинских традициях — и наши власти подвигнет на
что-нибудь подобное.
(Окончание. Начало см. в «Дне» от 3 августа)
