Мать — единственное божество, не знающее атеистов
С особым волнением пишу слово «мама», и память невольно воскрешает бессмертные имена Матерей, ставших воплощением всечеловеческой доброты, мудрости, нежности, любви. Вспоминаю имена их сыновей, дочерей, являющихся высшей гордостью человечества, олицетворением его многовекового достоинства, мужества, гения. Согласитесь: издавна все, что наиболее свято, наиболее дорого, олицетворялось в нашем сознании в образе Матери. В седую древность уходит духовно-нравственная традиция: Отчизну называть матерью, землю — матушкой. И это естественно, ведь Мать стоит у колыбели будущего народа. Не случайно ее образ во все времена был самым волнующим, притягательным для многих и многих художников. Лучшие из них на века воспели в своих творениях священные чувства материнства, трепетную любовь к Матери.
Великий Тарас Шевченко, думаю, привнес в украинскую литературу то, что до него по-настоящему не удавалось никому, —воссоздал образ женщины-матери. Его творчество дополняет этой темой всю мировую поэзию. Подобных примеров в мировой культуре множество, но главное в этих мыслях вслух не в этом — взяться за перо побудило другое. К огромному сожалению, сегодня все тревожнее звучит «SOS» из недр души Материнства. Что-то неладное происходит с сыновними, дочерними чувствами, волнуют явные смещения в изначальной связи: мать—дитя. Дети все дальше отрываются от своих матерей. Расул Гамзатов своим трепетным сердцем давно учуял эту беду и во многих произведениях и статьях бил тревогу по поводу того, что сегодня дорога сократилась ко всем материкам — в Африку, Америку, в космос даже, но самой длинной осталась дорога к Матери. Порой сидит она одна- одинешенька в обветшалом доме, на весь мир зовет молча сына, а он живет где-нибудь в городе и за суетой повседневности, грохотом городского бытия не слышит ее зова, не чувствует ее материнской боли.
Однако беда, очевидно, не только в том, что дети не едут к своим родительницам. Нередко они проявляют при этом чудовищную жестокость и равнодушие по отношению к самому родному человеку на земле. До глубины души меня взволновала судьба одной матери- киевлянки, от которой отказались шестеро ее детей. Много месяцев она лежала в больнице, и дети ни разу ее не навестили. А когда по настоянию врача одна из дочерей забрала мать под Новый год, то не повезла ее домой, а подбросила брату — оставила на лестничной площадке. Там больная мать, окоченевшая от холода, и просидела более трех часов. Чужие люди подобрали ее в ту трагическую ночь и отвезли в больницу, где волею судьбы она снова оказалась в своей палате, переполненная острой болью одиночества. Можно было, наверное, промолчать об этой гражданской безнравственности сыновей, дочерей, если бы множество других подобных фактов не обжигали сердце, не пронизывали болью растревоженное сознание, не взывали к совести.
В поисках натуры для нового фильма заехали мы в небольшое украинское село. И там повстречали старушку, судьба которой буквально потрясла нас, взволновала до слез. Одета кое-как, не может ни постирать, ни убрать в доме. И это на глазах у всего села, где есть сельсовет, школа, правление колхоза. Естественно, сразу поинтересовались, есть ли у нее дети. Выяснилось, есть.
— Сын, — вытирая слезы, отвечала она, — но только забыл он свою мать совсем. Да и зачем я ему теперь? Когда была здоровая, имела деньги, сало, кур и все остальное, приезжал, а сейчас вот забыл дорогу ко мне.
— Но все-таки помогает?
— Ни разу не дал и копейки. Недавно объявился ночью с пьяной компанией. Человек восемь их было в машине. Ворвались в дом, сынок, даже не сказав «здравствуй, мама», потребовал денег. «Все выкладывай», —кричал. «Откуда, говорю, у меня деньги?» Но он все же нашел платочек с деньгами, забрал все до копейки и, ругаясь, прокричал: «Нехорошо врать, старушенция! НЕ приеду к тебе больше в эту берлогу! Подыхай здесь одна!» Грохнули дверью и уехали. Сын бригадиром маляров работает где-то на Черниговщине. НЕ сказал, где именно, видно, не хочет, чтоб я искала его. А я и не хочу искать.
— Женщина изливала свою боль, а я думал не только о ее сыне, но и о его дружках. Они ведь видели, как сын измывался над матерью, по бандитски грабил ее, но ни один не заступился, не остановил негодяя, не пристыдил. Наоборот, поддерживали его, грозились даже дом вверх тормашками перевернуть, если не отдаст она своих денег. Думал и об их матерях и не завидовал им. Думал и о местных властях, не интересующихся, как живет их постаревшая односельчанка, которая много-много лет проработала в колхозе. Хотелось мне повидаться и с учителями, которые с завидным спокойствием каждый день проходят мимо вдовьего горя, мимо материнского одиночества, не замечая, как вслед за ними с таким же равнодушием взирают на трагедию этой женщины их ученики. А сколько доброго могла бы сделать только одна школа для таких матерей! Какое огромное воспитательное значение имела бы забота учеников о матерях-одиночках! Есть о чем подумать всем нам, когда приходишь к мысли, что в нашем обществе, исповедующем высшую гуманистическую мораль, не должно быть чужих матерей, ведь судьба матери — наша совесть, сыновняя и государственная. Отношение к матери — краеугольный камень нравственности. Но о какой нравственности может идти речь в случае, упомянутом выше!
— Подумал я еще и вот о чем: все эти понятия — Родина, мать, семья — святые и органично связаны между собой. Если человек в одном из них проваливается, значит, и в другом не надежен.
Или вот еще поражающие сознание другие примеры сыновнего и общественного бездушия, бездуховности. Мать единственного сына уже больше года «входит» в дом и «выходит» из него через... окно по шаткой, наскоро сколоченной лесенке. Почему? Так приказал ее единственный сын. А мать всю жизнь собирала деньги на собственный дом. И пока сын был в армии, построила-таки его, а затем отписала вернувшемуся со службы наследнику. Сын вскоре женился, появились внуки. Живи да радуйся, мать, но не тут-то было. Жена невзлюбила свекровь, и как следствие сын отгородился от нее кирпичной стеной, зажав мать в двухметровом уголочке с одним окошком. Вот и проложила она дорогу на улицу через окно. Дорога эта тысячу раз омыта горькими слезами. Только вот никто этих слез не видит, не замечает. А точнее, не хочет замечать. Никто. Иначе вступились бы за мать. И ходит она на работу, и возвращается в дом через окно, боясь по своему материнскому благородству более всего не за себя — тревожит ее будущее внука и внучки: они-то видят, как жестоко их родители относятся к бабушке, и это не может не повредить, не ранить, не искалечить, их юные души.
Немногим раньше встречался я с матерью двух сыновей, отказавшихся, как говорят у нас на Украине, смотреть за ней, помогать. Доведенная до отчаяния сыновним равнодушием, подала она на своих детей в суд. А ведь старший из них преподает в университете, младший — директор крупного завода. На суд не приехали. Стыдно было. Единственное, на что отважились, просили сообщить: если суд присудит помогать матери, пусть бухгалтерия высчитывает положенную сумму. «Стыд-то какой, — горевала мать, казня себя, — на родных сыновей в суд подавать».
Здесь хочется вспомнить замечательного педагога Василия Александровича Сухомлинского, который, раздумывая над многими проблемами воспитания, заботился и о том, чтобы поднять в своих учениках далеко не будничные представления о матери на высоту общего внимания и почета. К примеру, он устраивал праздничные дни рождения матерей своих учеников. Польза была огромной. Во-первых, женщина- мать, ощутив это уважение, общее внимание, начинала по иному воспринимать мир и свое материнское предназначение в нем, а во- вторых, иначе начинали видеть своих матерей и дети. В такие торжественные минуты матери надевали свои праздничные одежды и казались детям существами поистине неземной красоты. Это очарование в матери бесценно — оно остается в ребенке на всю жизнь.
А как мы порой безобразно относимся к матерям, дошедшим в наше сегодня с военных лет, забывая, сколько им пришлось выплакать и выстрадать. И сегодня они оплакивают не вернувшихся с войны сыновей. Их — солдатских матерей — Олесь Гончар назвал живыми памятниками войны. К бронзовым памятникам мы справедливо прокладываем мраморные дороги, а к этим живым изваяниям, сотканным из материнского горя, порой тропа душевности зарастает сорняками человеческого невнимания.
Никогда не забуду поездку к своей матери. В дороге в одном селе повстречалась старенькая, едва двигавшаяся по пыльному шляху женщина. Пригласили в машину, стали расспрашивать, куда и зачем она ходила. Выяснилось, уже много лет дважды в неделю с огромным трудом ходит она за хлебом в магазин, три с половиной километра в один конец. Привезли мы ее домой, а в хате на стене — портреты пятерых ее погибших на войне сыновей. Глядя на них, она тихо сказала: «Или мои сыночки там, на войне, за руки взялись, что ни один не вернулся домой?»
Перед глазами еще один живой памятник войны. Смотрел я на эту мать и думал: столько людей вокруг нее, и никто не поинтересовался, чем же она живет, как живет в своем материнском горьком одиночестве, забытая Богом и людьми. Горький урок бесчеловечности! Окружи ее заботой — и это стало бы замечательным уроком человечности для детей. Но такого предмета — человечность — к огромному сожалению, нигде не преподают. И дети видели равнодушие старших к горю солдатской матери, вольно или невольно впитывали его, очерствляя собственные души, неизлечимо раня свое сознание. А это самый короткий путь к бессострадательности. Такая она, цена бесчеловечности старших!
Сознательно не привожу примеры истинного великодушия детей по отношению к своим матерям — они у большинства в памяти. Обо всем этом думал я, стоя перед солдатской матерью, дважды так жестоко пострадавшей: от войны и от тривиального невнимания.
Как же все-таки сложна жизнь! С одной стороны, говорю о матери, потерявшей самое дорогое — своих детей во имя счастья нашего народа, и готов обожествлять ее, с другой — вспоминаю о матерях, которые отказываются от своих детей, оставляют их на воспитание государству. И растут эти дети без материнского внимания и тепла, без материнской любви, свидетельствуя собой, к сожалению, нередкие случаи вырождения в женщине изначального ее женского естества. И вот что странно — не с кого спросить в случаях, когда дети отрекаются от матерей, ни наоборот —когда последние оставляют их на произвол судьбы. Почему силой закона не защитить мать от обид и унижений?..
Уверен, органам государственной власти — всем нам под силу окружить всесторонней заботой матерей, доживающих свой век в одиночестве. Ни одной кормилицы не оставить без внимания, посильной помощи — благородная задача. Пусть по всей стране нашей пролягут новые тропинки любви к нашим матерям. Они — вечно живые памятники великой истории. И грядущие поколения с благодарностью склонят свои головы перед величием нравственности, благородства поколения нынешнего, перед любовью нашей к тем, кто дает жизнь и чье имя — мама.
«У нашім раї на землі
Нічого кращого немає,
Як тая мати молодая
З своїм дитяточком малим.»
Т.Шевченко
