В малом сокрыто великое. Днепр начинается с родниковой капли. В гене зашифрован целый живой организм. Зерно дает плод. Из мгновений соткана долгая жизнь. Шаг за шагом одолевает дорогу паломник.
Только в последнее время мы излечиваемся от болезни под названием гигантомания. От измерений действительности эпохами, массами, частями света. Наконец возвращаемся к человеку, к этому атому цивилизации, который может привести к ядерному взрыву истории, а может просто дать счастье другому, а тот ему, а может просто страдать, или просто существовать — се ля ви. Кто на что способен, кому как придется. Но человек — не только песчинка Вселенной, но и сам целая вселенная. Которую так интересно рассматривать вблизи, глаза в глаза. За тем и ходим в театр, чтобы в зеркале его сцены вплотную на других посмотреть и на себя глянуть. Особенно хорошо можно увидеть этот другой человеческий мир на камерной, малой сцене, когда актеры дышат рядом, а их настоящие слезы хочется вытереть собственным платочком.
Актеру на камерной сцене тяжело — невозможно солгать, сделать вид, нужно прожить судьбу и характер персонажа по законам сценического перевоплощения, без укрупнения мимики, педалирования голоса, избыточности жеста. То есть так, как в жизни. Ибо значение приобретает взмах ресниц, подергивание губ, шепот и даже парфум. На камерной сцене актер воспринимается крупным планом, и средства его выразительности становятся другими — акварелью, карандашной графикой, пуантилизмом (живописью из точек). Здесь мизансцены создают руки, а характер дыхания — тональность представления. Чтобы убедительно, органически работать на камерной сцене, актер должен быть внутренне свободным, целиком верить в предложенные обстоятельства и в совершенстве владеть тем, что в артистической технологии называется публичным одиночеством. Тогда он сможет сосредоточиться на себе, «не замечать» близких зрителей, импровизировать в непредвиденных случайных ситуациях и убедить присутствующих в том, что он не артист Богдан Козак, а лауреат Нобелевской премии писатель Абель Знорко.
Вы не читали произведений Знорко, не слышали о таком писателе? Да вот же он, рядом с вами, можете пожать ему руку или пощупать шелк его кардигана. А бывшего югославского полицейского, который следил и за вами, не узнали? А вот дядя Ваня — знакомы с Войницким? Ну с тем, который не умеет как следует стрелять, пьет водку и несвоевременно приносит последние осенние розы. А ту даму с собачкой вы, наверное, встречали в Ялте, помните на рассвете, когда пришел пароход из Феодосии уже без огней…
Ах, вы не бывали ни в Скандинавии, ни в постюгославской Сербии, не ездили на лошадях на станцию, возвращаясь в Харьков, а в Черном море теперь не водятся пароходы. С этими людьми вы могли встретиться на гастрольных спектаклях Львовского театра им. М. Заньковецкой (при благотворительной поддержке АО «Кредит- банк» Украина»), которых гостеприимно принял Киевский театр им. И. Франко.
Только и слышно вокруг — в Европу, в Европу! Одна Дунька уже просилась пустить ее в Европу. А львовские художники оттуда и не выходили. Они и являются актерами европейской культуры и шарма. На родном языке разговаривают и в быту, и на сцене органически и изысканно, и он звучит так же сладко, как французский из уст француза. Они умеют носить галстуки и высокие воротнички, пенсне и длинные платья так, словно в них родились. Но главное — они живут жизнью своих персонажей во всей ее сложности, горечи и противоречиях. И мы верим им, сочувствуем, влюбляемся в них.
Режиссер Алла Григорьевна Бабенко всю свою долгую творческую жизнь тяготеет к классике — Бальзак и Шекспир, Эврипид и Чехов близки ей, понятны и интересны. В последнее время особенно Чехов. «Дядя Ваня» на камерной сцене звучит в ее интерпретации несколько отстраненно и в то же время эмоционально- пронзительно. Актеры от сцены горькой любви и последнего поцелуя обращаются к нам и каким-то словно эхом произносят ремарки- комментарии о том, что в саду стучал сторож, а няня вязала носок. И няня сидит, вяжет...
В этом спектакле все держится на подробностях и условности. Врач Астров (Т. Жирко), как и врач Чехов, носит пенсне. Симпатичный профессор Серебряков (Я. Мука) разговаривает плоским металлическим голосом, выдержать его лекцию, по-видимому, никакие уши не смогли бы. У Сони (Н. Шепетюк) таки действительно роскошные волосы, а у Елены Андреевны (А. Сотникова) серые глаза. «Некрасивая» Шепетюк красива нестандартной красотой, а Сотникова излучает скрытую сексапильность русалки. Чай пьют из воображаемых чашек — а настоящий самовар знаково стоит на полу все время. Но особенно интересно разговаривают действующие лица. Не так, как заведено в нормальной пьесе — сказал один, потом сказал второй, вступил третий и опять после него сказал первый. Здесь люди своими репликами наползают друг на друга, иногда говорят одновременно, часто подсмеиваются, пряча нервное напряжение и подавляя стеснительное неудобство. Слезы пытаются остановить в глазах, увлажняются они и у мужчин. Скупо, но по-настоящему плачет дядя Ваня (В. Яковенко). Так и проживают буквально рядом с нами трагедию невостребованных талантов человечности, неудачной жизни, задушенных чувств герои Чехова, воспроизведенные выдающимися артистами из Львова.
А доктор Астров, получив фамилию Гуров, поехал в Ялту, чтобы встретить там белого шпица и его хозяйку. А. Бабенко ставит «Даму с собачкой» прямо по тексту прозаического рассказа. Тарас Жирко и Любовь Боровская словно вспоминают историю своих чеховских героев, иногда повторяя описывающий текст автора, поправляя друг друга, «прочитывая» письма, напоминая и уточняя воспоминания. Они часто смеются над всем тем, как смеются над приключениями юности, когда прошлые страдания с расстояния прожитых лет кажутся не такими уж и горькими, а тогдашние чувства не такими уж и глубокими. Но в такой иронически-горькой интонации актеры могут быть по- настоящему страдающими, охваченными безумными чувствами, чтобы опять соскользнуть из них в легкую дымку воспоминания, чтобы задушить в себе трагедию неосуществившегося назначения Мужчины и Женщины друг другу.
И опять подробности, опять детали, из которых соткана образная ткань действия. И он, и она нехотя сделали из своих писем кораблики, и поставили их рядом, но они были лишь бумажными… А настоящие корабли гудели, стонали и выли, выворачивая душу — музыка одиночества и обреченности. И пусть Женщина была слишком слезливой, трусливой самоедкой, а Мужчина несказанно нудным и банальным обывателем, то есть были они обычными рядовыми людьми, но их оправдывала и возвышала истинность их Любви, подарок судьбы, который они не сумели удержать…
Спектакли Вадима Сикорского посвящены современной драматургии. Самодостаточные москвичи, привезя на гастроли в Киев «Загадочные вариации» Е.Е. Шмитта, «осчастливливали» Малороссию открытием для нее модного французского драматурга, написавшего эту пьесу специально для Алена Делона. А на то время ее уже давно играли во Львове! Режиссер В. Сикорский в своих спектаклях на камерной сцене (добавим сюда и «Профессионал» Д. Ковачевича) делает ставку на актерские дуэты. В них постоянно задействован нар. арт. Украины, академик украинской Академии искусств, профессор Богдан Козак. Его мастерство вполне соответствует почтенности приведенных званий. Он и действительно замыкает на себе конфликт и интригу обеих пьес. Не прибегая к гриму и другим средствам большой сцены, Козак меняется внутренне — самоуверенный нобелианец в ореоле популярности, он до поры держится выпростано, двигается словно в медленном танце жизни, жесты его широкие и утонченные, одежда изысканная и нестандартная, золотая крапинка на цепочке украшает грудь, словно орденом славы, а выброшенная над головой рука царским жестом включает музыку «Загадочных вариаций». С профессиональным полицейским из сербских органов безопасности этого скандинавского писателя роднит только манера пристально прислушиваться к собеседнику, пронзительно всматриваться в него, едва подав опущенную голову вперед. Да и по сюжетам пьес оба героя Б. Козака играют со своими партнерами, как кот с мышью. Разве что во французской пьесе эта игра оборачивается для Абеля Знорко наоборот. Это Эрик Ларсен (в блестящем исполнении Олега Стефана) оказывается настоящим котом- охотником, который сражается за душу знаменитости. И тогда великий Знорко стушевывается, прячется на полу под плащ пришлого соперника по любви, но в дальнейшем время от времени пытается энергично противостоять жестокой правде, пока окончательно не теряется, как ребенок, перед будничностью кальсон, зубной щетки и необходимости изменить способ существования. Та финальная фраза, сказанная Козаком просто и непафосно, без лишней значимости — «Я вам напишу», — свидетельствует о кардинальной перемене в характере этого человека. Отныне он отказывается от кокетства уединенности и искусственной отделенности и обращается лицом к людям, к взаимопониманию с ними и взаимоуважению.
Олег Стефан, актер львовского театра им. Л. Курбаса, в роли Ларсена является достойным партнером признанного мастера. Способен на сногсшибательную эксцентрику в других спектаклях, здесь он работает в режиме тонкого психологизма, органичности, внимания к партнеру, в изменении внутренних темпоритмов в соответствии с ситуацией, стабильно выдерживая сквозное действие роли.
Януш Юхницкий в роли сербского диссидента, а ныне директора литературного издательства, противостоит своему сдержанному партнеру Б. Козаку открытой эмоциональностью творческой натуры, пылкими реакциями на события пьесы. Но актеру удается не преувеличить их градус, как это может быть на большой сцене, и как это не полностью удалось артистам К. Хомьяк, Г. Давыдовой и М. Максименко в «Дяде Ване». Юхницкому веришь, а контраст со сдержанной манерой ведения роли Козаком подчеркивает и выражает противостояние их героев.
Под мышкой бывшего полицейского нашелся пистолет. По законам драмы он должен выстрелить. Но выстрелит он за пределами сцены и пьесы. Потому что по несколько избыточному спокойствию этого человека, какой-то малозаметной отстраненности, по тому, как много абрикосовой ракии пьет этот теперешний водитель, собираясь на ночную смену в таксопарк, мы понимаем, что случится с ним вскоре. Его последнее пожелание бывшему подопечному воспринимается как завещание и чрезвычайно актуально — быть настоящим профессионалом. Во времена тотального дилетантизма это звучит гордо. Особенно из уст таких профессионалов высшей пробы, какими являются заньковчане.
Давайте будем профессионалами и будем уважать львовян, ибо они того стоят.
