70 лет Борис Малиновский отдал науке. На 90-м году жизни он — известный ученый, один из тех, кто принимал участие в создании первых электронно-вычислительных машин и ускорил появление передовой современной техники. Сегодня ученый — советник дирекции Института кибернетики им. В.М. Глушкова НАН Украины, заслуженный деятель науки и техники, президент Фонда истории и развития компьютерной науки и техники, председатель совета Дома ученых НАН Украины. Придя в украинскую науку в начале 50-х, Борис Николаевич стал свидетелем и участником наиболее продуктивного периода в ее истории. Тогда только начинали конструировать первые компьютеры, шаг за шагом находя более простые решения сложных задач в новых приборах.
Борис Малиновский — главный конструктор первого в СССР управляющего компьютера широкого назначения, который получил название «Днепр». Благодаря появлению управляющих компьютеров «Днепр», полтысячи предприятий, заводов, научных учреждений огромного государства улучшили свою работу. С распадом Союза все кардинально изменилось и в науке. Тем не менее, стремление к постоянным новациям, обновлениям и генераторство идей настоящего ученого ничто не может остановить...
— Борис Николаевич, что побудило вас стать ученым?
— Я помню прошлое каждым
нервом,
Живу, как будто в двух
измерениях, —
В свою эпоху и в 41-м...
В этих нескольких строках прекрасной фронтовой поэтессы Юлии Друниной выражена главная веха моей жизни. Мне уже идет 90-й год, а война постоянно остается в голове. Она определила и характер, и занятие, и качество работы, и настойчивость в жизни. По окончании школы у меня было огромное желание поступить в институт, но не сложилось... После двух лет службы в армии началась война. Из 1418 дней — 1000 провел на разных фронтах. А это — постоянное напряжение, когда работаешь на грани своих возможностей. У меня было два ранения и одна контузия. Война — не только физическая боль, но, прежде всего, душевная — погиб старший 24-летний брат Лев, который был танкистом. Словом, жизнь была перевернута полностью и не только у меня, но и у всей молодежи, которая начала войну в 18—25 лет.
Когда я вернулся домой, было такое впечатление, что из моей головы все вынули и восстановить знания невозможно. О науке я даже не мог мечтать, думал быть военруком в школе, так как дорогами войны прошел от сержанта до командира батареи. Не знаю, как бы сложилась моя судьба, если бы отец, помня моего погибшего брата, не настоял на поступлении в институт, где до войны учился брат. Осенью я стал студентом электромеханического факультета Ивановского энергетического института. Молодежь принесла наибольшую жертву войне. Из каждой сотни из поколения двадцатилетних, таких как я, вернулись всего 5—10 человек.
— Борис Николаевич, что привлекло вас в Украине, почему вы решили переехать в Киев?
— Прежде всего, талантливые ученые-лидеры, которые работали в Украине. Одним из них был Сергей Лебедев — гениальный человек, книги которого я изучал, учась в институте. Меня больше привлекало автоматическое управление. Как раз этой проблемой еще до войны занимался Лебедев. Однако к тому времени я уже был женатым человеком, у меня был сын. Решился... уехать от семьи и поступить в аспирантуру Института электротехники Академии наук УССР.
— Чем помог вам Сергей Лебедев? Как в то время развивалась наука в Украине?
— По сути, он и определил мое направление работы, в частности, поставил как перед аспирантом интересную задачу — найти заменитель ламп в созданном под его руководством компьютере. Дело в том, что в начале 50-х годов в компьютерах использовались в основном электронные лампы. Машина С.А. Лебедева включала аж шесть тысяч ламп. Это было довольно неудобно, так как лампы часто перегорали, а их замена требовала много времени. То есть он поставил передо мною сложную, однако крайне необходимую на то время задачу. Я изучил много литературы по теме как отечественных ученых, так и зарубежных, прежде чем понять, что заменить лампы можно магнитными усилителями — то есть изобрел безламповый триггер.
Более того, Сергей Лебедев, руководя Институтом и наблюдая за моей работой, профинансировал изобретение.
— Насколько остро стоял в то время вопрос секретности научных изобретений. Ощущали ли вы влияние холодной войны СССР с США?
— У меня хранится письмо украинского аспиранта, который жил в Америке. Он писал своему знакомому в Украину, что ему из ЦРУ (США) была предоставлена для перевода книга Сергея Лебедева «Малая электронная счетная машина» 1952 года. Понятно, что никто из советских ученых не мог подарить книгу иностранцам под грифом: «Совершенно секретно». Так машина С.А. Лебедева стала известная американцам.
— Что из своей работы вы считаете главным делом жизни?
— Первый в Украине серийный компьютер широкого назначения «Днепр». В 1957 году на базе лаборатории С.А. Лебедева был создан Вычислительный центр АН УССР. Пять лет существования Центра — самый яркий период моей работы. Директор Центра В.М. Глушков предложил мне идею — создать универсальную управляющую машину, которую можно использовать для управления разными технологическими процессами.
К тому времени я был его заместителем по научной работе и руководителем отдела специализированных цифровых машин. Пришлось взяться за книги, чтобы понять, как проходит управление разными процессами производства, и как можно заменить человека машиной. Собрав огромные объемы информации, разобравшись в процессе ряда производств, я определил приблизительный состав и характеристики управляющей машины широкого назначения — объем памяти, производительность и др. Для машины было необходимо устройство связи с объектом, который присоединялся к соответствующему оборудованию на производстве.
Над созданием машины работали технические отделы Центра. Она объединяла много приборов, которые только появлялись — память на миниатюрных ферритных сердечниках, транзисторы и др. На заводе п/я 62, где делалась машина, нехватку работников решили оригинально — набрали ребят и девушек-десятиклассников. Когда мы забрали машину с завода, то схватились за голову. Работа была выполнена кое-как — сплошной брак, разъемы все испорчены. Большинство паяных соединений нарушены. Время поджимало. Тогда я собрал рабочих, которые работали со мной, и сказал: «На фронте было тяжелее, но мы победили. Поработаем по-фронтовому!» И все сделали... Перепаяли, отремонтировали, исправили разъемы. Так в Украине появился первый в СССР образец компьютера широкого назначения «Днепр».
Украина в то время серийно компьютеров еще не производила. Поэтому проверку на пригодность «Днепр» прошел более чем суровую. Два государственных комитета по приборостроению и радиотехнике собрались в составе 20 специалистов для испытания. Машину испытывали при температуре плюс-минус 40 градусов, проверяли на стойкость, на заменяемость элементов в «Днепре». 9 декабря 1961 года компьютер «Днепр» был принят в серийное производство.
— Были ли в то время в мире аналоги «Днепра»?
— Со временем я узнал, что американцы несколько раньше нас начали создавать универсальную управляющую машину «RW300». Она была создана почти одновременно с «Днепром». Это был именно тот момент, когда нам удалось сократить до нуля разрыв между уровнем нашей и американской техники, пусть лишь в одном, но важном направлении.
— Как встретили появление компьютера «Днепр»?
— Все новое не признается сразу! Впервые о намерении создать машину широкого назначения я докладывал в 1959 году на Всесоюзной конференции по автоматизации производственных процессов. Помню, при обсуждении решения конференции один член правительства сказал: «Все это ради прихотей академиков, вычеркнуть из решения конференции пункт о создании такой машины, чтобы и духу не было». Лет через шесть после внедрения «Днепра» в серийное производство председатель комиссии по присуждению Ленинских премий президент АН СССР М.В. Келдыш сказал В.М. Глушкову — директору нашего института: «Вы опередили время, мы вас не поняли и считали, что такая машина невозможна!». Поэтому премию за создание машины мы так и не получили. Жизнеспособность «Днепра» была доказана без лишних доказательств высоким спросом многих предприятий и научных учреждений на эту машину.
— Какой же была судьба «Днепра»?
— За десять лет в течение 1961—1971 годов с завода Киевского НПО «Электронмаш» вышло 500 машин. Это был рекорд промышленного долголетия, как правило, этот срок не превышает пять лет, после чего нужна уже серьезная модернизация машины. И когда во время совместного космического полета «Союз-Аполлон» необходимо было упорядочить демонстрационный зал в Центре управления полетами, то после долгого выбора все-таки остановились на «Днепре». Две такие машины управляли большим экраном, на котором воссоздавались все операции полета, в частности стыковка космических кораблей. Все 500 машин нашли применение на разных промышленных и научных объектах СССР. Первые машины «Днепр» выпускал киевский завод «Радиоприбор». Со временем в Киеве развернулось строительство завода вычислительных и управляющих машин (ВУМ) — ныне «Электронмаш». Так что разработка машины «Днепр» стимулировала строительство крупного завода по производству компьютеров.
Сегодня «Днепр» можно увидеть в Московском политехническом музее, Экспертной комиссией он признан памятником науки и техники І категории. Еще один экземпляр экспонируется в Краеведческом музее имени М.М. Бенардоса в городе Лух Ивановской области, где я родился.
— Борис Николаевич, у советского, в том числе — украинского, компьютеростроения были все шансы стать передовым в мире. Что, по вашему мнению, помешало развитию?
— Главная причина, по моему мнению, в том, что в какой-то момент некоторые руководители страны не поверили в себя. В 70-е годы были приняты решения на уровне Академии наук СССР о том, что мы будем повторять вычислительную технику американцев. Это были машины третьего поколения. В то время Америка, Англия, Китай начали работать над созданием машин четвертого поколения, в основе которых лежали микропроцессоры. Кому же тогда нужны были машины-гиганты, которые стали выпускаться в конце 80-х годов с конвейеров заводов Советского Союза? Так мы и сели в калошу. Наверстать потерянное было практически невозможно! И к тому же настали времена перестройки и в Украину ринулись зарубежные эксперты, которые быстро «изучили» все наши наработки. Никому не было до того дела, что из страны вывозили самое ценное — идеи, на это было очень больно смотреть. Более того, мы потеряли ряд ведущих ученых, которые уехали, в основном, в США.
— По вашему мнению, при каких условиях может возродиться украинская компьютерная наука и техника?
— Во времена Советского Союза, как и при каждом плановом хозяйстве, планировалось и развитие науки под строгим контролем и отчетностью. Ученые имели хозяйственные договоренности с производством, конкретные предложения о применении техники. Более того, в науке существовали лидеры, такие светила, как Сергей Лебедев, Виктор Глушков, еще много ученых, которые генерировали лучшие идеи, опережая время, и умели их применить. Украинская Академия Наук получала в 70-х годах ежегодно более миллиарда рублей. Тогда же на государственные средства был построен целый Академгородок. Каждый год в Академию приходили более тысячи молодых специалистов. Поэтому Институт электросварки им. Е.О. Патона гремел на весь мир, а это 4 тыс. сотрудников, одновременно в Институте кибернетики 2 тыс. сотрудников и еще ряд институтов, которые постоянно работали с ведущими советскими научными институтами. Дело шло к тому, чтобы сделать еще один научный скачок. А тут перестройка все перевернула с ног на голову. В 90-е годы, например, бюджетом Украины на науку предусматривалось 0,3%, при норме 6—7%.
Прежде всего нужно готовить новую плеяду ученых. Помню годы своего детства, когда мы «болели» техникой, нам было интересно проектировать, изобретать, а не торговать. Убежден, что основной движущей силой была и должна оставаться наука, без науки — нет и государства. Я убедился, что среди молодежи в Украине есть много талантливых ученых. Готовы ценные, передовые для мира изобретения, однако только на бумаге. Внедрить их в жизнь мешает с одной стороны отношение к новациям — «этого не может быть». А с другой — недостаточная поддержка науки государством.
