Неделю тому назад Украину посетили две мировые знаменитости: Стивен Спилберг и Френсис Фукуяма. Поприветствовать славного кинорежиссера собрались вожди всех ветвей власти — повсеместная телекартинка представляла идиллию единения. Что и говорить, волшебная сила искусства!
Вместо этого футурологическая лекция Фукуямы в Киево-Могилянской академии даже не попала в большинство новостей. Наши руководители повели себя, как дети, накинувшиеся на оставленные без присмотра конфеты, тогда как доктор прописал сесть на жесткую интеллектуальную диету, чтобы наконец прекратился государственный пронос.
Украинский политикум проигнорировал визит одного из наиболее выдающихся политических философов мира. А перед тем так же проигнорировал в прошлом году переведенный у нас бестселлер Фукуямы «Большой крах» — книжку, без которой нынче не обходится ни одна серьезная прогностика государственного уровня. Нобелевский лауреат этого года Орхан Памук прокомментировал бы это так: «Глупцы не придавали значения звездам, а звезды не обращали внимания на глупцов» . Не потому ли украинскую политику уже шестнадцатый год как заело на лозунге «Дайош стаханівський рух за винайдення українського велосипеду!»?
Впрочем, даже тех фантомных «велосипедов» не видать, и «сьогодні в Україні... влада виробляє політику без будь-якої інтеґруючої ідеї... Така політика є далекою від суспільного діалогу, віддає перевагу маніпулюванню громадською думкою; підміняє простір довгострокових цілей та ідей політичною кон’юнктурою» , — так писал три года тому назад Анатолий Толстоухов, будучи на то время (как и нынче) министром Кабинета Министров. Парадокс в том, что наши политики не слышат не только Фукуяму, но и своего коллегу Толстоухова. Несмотря на то, что пан Анатолий учредил целое издательство по выпуску современных философских (и футурологических, в частности) исследований и инициировал среди киевских философов осуществление многотомного книжного проекта «Філософія політики» (хрестоматия в четырех томах, учебник и короткий энциклопедический словарь), — все это, похоже, ушло в песок. Украинская политика и далее обходится без чтения.
Фукуяме этого, небось, не постичь. Премьеры и президенты (не говоря уже об армиях их советников) — среди его обязательных читателей. Поэтому ему не приходит в голову убеждать политиков в безотлагательной необходимости читать книжки в «суспільстві, вибудуваному довкола інформації» . По Фукуяме, страшное слово «глобализация» является, по сути, внешним проявлением информационной пандемии, которая видоизменяет карту мира ( «Радянський Союз і Східна Німеччина зникли, бо не могли більше контролювати й приборкувати знання власних громадян» ). Знание природы, механизмов и законов действия информации означает, во всяком случае, возможность избежать грубейших ошибок в политическом планировании. А знание информационных основ общества простирается значительно глубже сугубо политического инструментария.
Одним из главных «кластеров» информационной эпохи Фукуяма считает понятие «социальный капитал», которое можно определить «як набір неофіційних вартостей чи норм, які є спільними для членів групи і дозволяють їм взаємодіяти... Довіра є головним побічним продуктом спільних соціальних норм, які складають соціальний капітал... Довіра подібна до мастила, яке робить діяльність будь-якої групи чи організації ефективнішою» .
Проблема доверия (скорее всего — недоверия) является едва ли не главной проблемой независимого украинского застоя. Однако наши политические теоретики трактуют ее как следствие «молодости» отечественной политической системы вообще и политиков, в частности. Мол, время вылечит — появится еще у нас и гражданское общество, и «Вашинґтон із праведним законом».
Фукуяма же считает, что призвание на время как «лучшего врача» является симптомом интеллектуальной лени. Человек — высокоиндивидуалистическое существо, и именно из-за этого он активно ищет способы поладить с другими, чтобы гарантировать себе ареал свободы. Здесь он идет по Попперу, который сформулировал это при помощи афоризма «Свобода руху вашого кулака обмежена місцеперебуванням носа вашого ближнього» . Установить такой статус-кво можно только при условии передачи определенных индивидуальных прав «в аренду» той или иной иерархии. Разнообразие форм общественного самоуправления (от кружков по интересам до политических партий и разномодельных правительств) является, по Фукуяме, свидетельством того, что «люди за природою своєю люблять організовуватися ієрархічно» (исследователь даже вводит понятие Homo Hierarchius ). Странный на первый взгляд симбиоз индивидуализма и иерархичности является, по сути дела, союзом двух слабостей ради образования простора социальной справедливости.
Это именно симбиоз, потому что ни наилучшая организация индивидуальных интересов в структурах гражданского общества, ни совершенная вертикаль власти не способны заменить друг друга. Когда пан Толстоухов, осматривая украинские реалии, пишет, что «державна влада на сучасному етапі вирішує майже все» , господин Фукуяма, анализируя более совершенные правительственные механизмы, приходит к выводу, что «соціальна звичка, якщо вже вироблена, не може бути змінена так само легко, як ідея чи переконання, які можуть бути дискредитовані на основі простої інформації» . Но в исключительных случаях он... соглашается с украинским политфилософом: «Суспільна норма, що узаконювала рабство на довоєнному американському Півдні, не могла бути скореґована спонтанними, еволюційними засобами — принаймні не в тих часових межах, які могли вважатися морально виправданими, — з нею слід було рішуче покінчити мечем, і це рішення треба було авторитарно нав’язати групі людей, які цього не хотіли».
Хотя «Большой крах» отнюдь не является рецептурным справочником, в случае с последним примером стоит присмотреться в связи с хронической украинской проблемой воинов УПА. Вместо призывов к пониманию между самими ветеранами (между ними, как раз, этой остроты мало — если, конечно, речь не идет о ветеранах- энкаведистах) и издание указов о необходимости написания дополнительных книжек (они уже опубликованы достаточно, есть из чего выбрать для чтения-цитирования и самому Президенту), следовало бы «авторитарно навязать» требование исторической справедливости политиканам.
Но такой способ социального регулирования Фукуяма считает исключением, а долгом гражданского общества считает «утримувати державу від контрпродуктивних дій, таких, як субсидування позашлюбних народжень чи впровадження різних мов та культур у шкільну освіту». Да-да, это о попытке тех-таки украинских политиканов уравнять в правах государственный и язык другой страны. Такой «эксперимент» имел место и в недавней американской истории, когда в Калифорнии ввели двуязычие в школьной практике, но вскоре упразднили этот штатный закон, потому что быстро стало понятно: «Система народної освіти фактично зменшила запас соціального капіталу, впроваджуючи такі новації, як білінґвізм і мультикультуралізм, офіційна мета яких — виховання самоповаги у груп національних меншин — на практиці обернулася витворенням непотрібних культурних бар’єрів між групами» .
Конечно, меня обвинят в некорректности сравнения, на что я отвечу тезисом о некорректности перенесения межкультурной проблемы в лингвистическую область. Семен Глузман справедливо считает, что «совершенно необдуманно игнорировалась специфика шахтерского населения, которое не хочет читать Шевченко не только потому, что языка не знает, но и потому, что оно и Пушкина не особенно читает» . Узаконить второй государственный язык ради права не только Шевченко, но и Пушкина не читать — это крутой государственный проект. Но в стране «У» все возможно. Следовательно, недавно Хозяйственный суд Киева отменил правительственное постановление об обязательности дублирования государственным языком прокатных кинофильмов, удовлетворив иск Днепропетровской организации общества слепых...
Вопрос моральности власти является актуальным для философов еще с домодерных времен. Исследуя этот аспект, А. Толстоухов приходит к выводу, что нынче «дискусії про моральність леґальних основ влади усе більш відходять до царини політичної філософії, представляючи скоріше сферу чисто теоретичного, ніж практичного інтересу» . Ф. Фукуяма же, выстраивая цепочку «доверие — моральная легитимность власти — социально ориентированное государство», доказывает, что власть под глобализационным давлением уже нынче активно инициирует футурологию ради поиска практических «советов»: «В інформаційному суспільстві ні уряди, ні корпорації не можуть покладатися виключно на формальні, бюрократичні правила для організації людей, над якими вони мають владу. Замість цього вони будуть вимушені децентралізувати владу, передати повноваження і покладатися на здатність людей до самоорганізації… Таким чином, хоча перехід до інформаційного суспільства зруйнував соціальні норми, сучасне високотехнологічне суспільство не може обійтися без них і зіштовхнеться з вагомими спонуками, щоби їх виробити» .
Фукуяма предупреждает: малоисследованные глобализационные процессы происходят настолько быстро, что иногда люди оказываются в тупике, даже не осознав предыдущих рисков. Правительства — точно так же. Поэтому «люди повинні визнати, що їхнє життя у спільноті погіршилося, що вони зайняті самодеструктивною діяльністю і що їм треба активно працювати, аби відновити у своєму суспільстві норми шляхом дискусій, переконування, культурних суперечок» . А дискуссии-убеждения возможны только на почве прочитанных книг. Таких, как «Великий крах», где «словесные образы, обнажают вдруг симметрию жизни» (О. Памук).
Соавторы:
Орхан ПАМУК . Белая крепость // Иностранная литература. 2004, №3.
Анатолій ТОЛСТОУХОВ . Ґлобалізація. Влада. Еко- майбутнє. — К.: ПАРАПАН, 2003.
Френсис ФУКУЯМА . Великий крах. Людська природа і відновлення соціального порядку. — Л.: Кальварія, 2005
Карл ПОППЕР . Відкрите суспільство та його вороги. Т.1. — К.: Основи, 1994.
Мирослав МАРИНОВИЧ, Семен ГЛУЗМАН, Зиновій АНТОНЮК . Листи з волі. — К.: Сфера, 1999.
