Попасная — один из прифронтовых городов Луганской области, находящийся в 7 км от «сепаратистского» Первомайска. Сегодня этот райцентр, переживший оккупацию и массированные обстрелы, залечивает раны и налаживает мирную жизнь.
О том, чем живет сегодня Попасная, как жила она во время оккупации и о том, чего больше всего хотят ее жители, рассказывает Ирина Викторовна ГАПОТЧЕНКО — заместитель мэра по гуманитарным вопросам.
— До войны население города составляло около 21 тысячи человек, — говорит Ирина Викторовна. — Во время активных боевых действий Попасную покинуло почти 70% жителей. Сами боевые действия начались в июле прошлого года — с июля по январь люди уезжали, потом возвращались. Нынешней зимой, когда в январе-феврале шли интенсивные обстрелы, в городе оставалось пять-шесть тысяч человек. Системную эвакуацию обеспечить было практически невозможно, поскольку все началось внезапно. Большинство людей, в принципе, не собиралось никуда выезжать, пока не начались масштабные обстрелы... Тогда было страшно. Прекратили работу банки, различные организации. Сотрудники горсовета тоже боялись под обстрелами идти на работу. Людям страшно было передвигаться по городу, страшно находиться в зданиях... Вот, были случаи, когда некоторые медики приезжали буквально на пару дней в зону АТО, выносили одного раненого, обеспечивали себе статус участника АТО и уезжали. А наши городские специалисты во время бомбежек ликвидировали обрывы электросетей, поврежденные водопроводы, газовые коммуникации. Жизнь в городе оказалась бы парализованной полностью, если бы не эти мастера, которые с риском для жизни делали свое дело. Наш мэр, Юрий Иванович Онищенко, лично на машине под обстрелами развозил по подвалам людям еду, воду, теплую одежду, одеяла. Для нас было очень важно постараться облегчить людям жизнь. За помощью обращались мы и в различные банки, работавшие в Попасной, а потом выехавшие из города, поскольку они боялись завозить сюда наличные деньги. Кто-то откликнулся, кто-то оказал посильную помощь, потом опять уехал. Сегодня в городе работают всего три банка: «Ощадбанк», «Приват» и железнодорожный «Экспресс-банк». До войны было шесть.
Что касается обеспечения продуктами. Поскольку этим сегментом занимаются в основном частные предприниматели, мы опять-таки постарались вернуть как можно больше их обратно в город. А некоторые даже и не уезжали во время обстрелов, продолжали обеспечивать город продуктами — хотелось бы и их героизм тоже отметить. Очень важно, что в это трудное время город не оказался в продовольственном коллапсе.
— Ну, и гуманитарная помощь постоянная...
— Это отдельный вопрос. Я вообще низко кланяюсь благотворительным организациям, которые откликаются на наши просьбы, а иногда и сами нас находят. Это очень важное дело. Взять хотя бы проблему восстановления жилья. У государства отсутствуют механизмы компенсации за жилье, разрушенное в результате боевых действий.
— Может, потому что у нас нет войны? У нас — АТО. Есть зона проведения антитеррористической операции, а зоны военных действий официально как бы и нет...
— Но можно было бы принять какое-нибудь правительственное постановление, внести изменения в законодательство, прописав порядок получения компенсации, исходя из нынешних реалий. Потому что как ни назови то, что происходит сегодня на Донбассе, — это длится уже полтора года, и здания разрушаются в результате обстрелов, а не от наводнений или землетрясений. Попасную восстанавливают всем миром. Часть средств на восстановление домов выделялась из государственного бюджета. Очень большую помощь нам сейчас оказывает благотворительная организация «Норвежский совет по делам беженцев» — привозит стройматериалы для восстановления частных и коммунальных домов. У нас пострадало 115 коммунальных многоэтажек и около полторы тысячи домов частного сектора. Это не только выбитые окна — но и снесенные крыши, и дома, разрушенные полностью. Сейчас остро стоит вопрос расселения людей, оставшихся без жилья. Законодательные механизмы для таких случаев, опять-таки, отсутствуют. Так что сами находим различные варианты. Провели большую работу по инвентаризации пустующих квартир. Во время обстрелов горожан, живших в наиболее опасных районах, мы перевозили в те районы, по которым меньше стреляли, и селили их в детских садиках, тогда пустовавших. Потом, конечно, было сложно наладить работу садиков и убедить родителей снова водить туда детей. Но наш донбасский форс-мажор научил нас находить выход из самых разных ситуаций. Вот пример. Есть детсад, в который не приводят детей, его коллектив сидит без работы. Мы привлекли коллектив к уборке города от завалов. Мы также белили бордюры, убирали несанкционированные свалки. И в Попасной, при военном положении, стало чище, чем до войны. А сейчас садики работают в обычном режиме. Детки возвращаются.
— Сколько горожан погибло в результате боевых действий?
— 18 июля мы отмечали годовщину освобождения Попасной. Открывали мемориальный знак — в память о воинах АТО, погибших в городе и на подступах к нему, и о мирных жителях. Военнослужащих погибло трое, а мирных жителей — пятьдесят. Сейчас помогаем семьям погибших горожан и тем, кто был ранен тогда. Мы также добились от областного бюджета выплаты материальной помощи: для семей погибших — пять тысяч гривен, для семей, а для раненых — три тысячи. Этот знак — временный, без фамилий. Когда все закончится, надеемся поставить памятник, указать все имена, разыскать к тому времени те семьи погибших, которые выехали из города.
— Какой период Попасная находилась под «ЛНР»?
— Движение началось уже в марте 2014-го. В апреле-мае нас четыре раза приходили снимать с должности. На всех сессиях горсовета присутствовали люди с автоматами. Кульминация случилась в июне. Жители постоянно обращались в горсовет, чтобы мы помогли убрать блокпост ополченцев, находившийся при въезде в город со стороны артемовской трассы. На сессии мы приняли обращение к руководителям боевых формирований, в котором предлагали им покинуть наш город. Наш мэр, Юрий Иванович, постарался донести им это обращение. После чего его похитили, держали в плену, издевались над ним... Причем ополченцы — в основном выходцы из нашего города. Мы их знаем, мы с ними учились в школах, вместе работали, жили по соседству... В ополчение шли те, кто был без работы, или «бизнесмены», у которых бизнес строился на воровстве, но возможность воровать пропала, либо те, кто никогда не работал на государственных предприятиях.
— Я от многих людей в разных городах Донбасса слышала, что в ополчение шли в основном социальные маргиналы — получив оружие, они наконец-то обретали шанс на самореализацию.
— Так и есть.
— Но ведь были и «идейные» — сторонники «русского мира», приверженцы присоединения к России, в которой, по их мнению, зажилось бы гораздо благополучнее, чем в Украине.
— Во все времена в любом государстве были и есть люди, не довольные властью. И идея ополчения основана на настроениях именно таких людей. Какая бы власть ни была — плохая, хорошая, — они все равно будут ею недовольны, потому что у власти не они. И они рвались, прежде всего, к власти. В итоге их просто использовали — для того чтобы заставить воевать. Но не все они оказались готовыми воевать, некоторые даже пытались сбежать из ополчения.
— По дороге к вам я видела на заборе полустертую надпись аэрозольной краской — «Новороссия». Пусть жители Донбасса шли в ополчение по разным, в том числе, и сугубо меркантильным соображениям. Но все вместе они шли в формирование, целью которого была вооруженная борьба вот за это искусственное образование. И цель эту четко озвучил президент соседнего государства. Почему для части населения Донбасса Украина оказалась настолько чужеродной страной?
— Исторически сложилось так, что Донбасский регион русскоязычный. И много лет подряд нам, его жителям, целенаправленно внушали, что русский язык притесняют. СМИ регулярно поднимали вопрос о придании русскому языку статуса второго государственного. Но ведь на самом деле нам никто не запрещал общаться на русском. И даже приезжая на Западную Украину, мы могли там свободно на нем говорить. Русский язык просто выступал политическим средством, способом разжигания конфликта внутри страны. Одновременно нам преподносили определенное восприятие Донбасса Западной Украиной: мол, там считают, что здесь живут «москали», поэтому отношение к вам соответствующее. Умные люди смогли во всех этих манипуляциях разобраться, а остальные... в большинстве своем до сих пор в них верят.
А вообще, конечно, люди у нас начинают заметно меняться. Я вижу в этом и нашу заслугу — заслугу власти, потому что мы сейчас прилагаем много усилий для развития украинского движения. Раньше мы тоже это делали, но... Война — расставила все точки над «і» и определила приоритеты. Теперь мы четко понимаем, что живя в нашем государстве — в нашем, украинском, мы должны быть еще более верными ему и доказывать людям, что оно для них — единственно родное.
Мы стараемся проводить как можно больше мероприятий и акций патриотического содержания. На школьных линейках, перед началом спортивных соревнований дети всегда поют гимн. Такого раньше у нас не было. А сейчас стоят, держат руку на сердце и поют... Вот в этом поколении уже точно можно воспитать патриотов.
— Какая сейчас в Попасной ситуация с рабочими местами?
— Вагоноремонтный завод работает пять дней в неделю. Однако проблема в том, что количество заказов уменьшилось: если раньше основная зарплата рабочим шла за производство новых вагонов, то сейчас только за ремонт. Также большая проблема возникла с транспортными предприятиями, которых в нашем городе много — вагонное и локомотивное депо и еще целый ряд железнодорожных предприятий подчинялись Донецкой железной дороге. Сейчас готовится процесс их передачи в управление «Укрзалізниці». А пока они работают в трехдневном режиме. Что касается бюджетной и социальной сфер — здесь рабочих мест много, потому что люди выехали. Острый вопрос — нехватка бухгалтеров. Так что тем, кто хочет работать, работа найдется.
— Вы не считаете, что гуманитарная помощь, которая в большом количестве идет на Донбасс, в каком-то смысле развращает людей? Особенно людей трудоспособных, но не работающих. Кроме того, я слышала здесь мнение, что активная поставка продуктовых наборов, особенно от различных международных фондов, подрывает работу торговой сети. Зачем людям покупать продукты в магазинах, если у некоторых, как сказала моя знакомая из Краматорска, пакеты с гречкой лежат штабелями, как мешки с песком на блокпостах?..
— Вполне согласна. Особенно если речь идет о тех территориях, на которых не работают предприятия, банки, где не платят зарплату — то есть о тех, которые находятся, по сути, в зоне боевых действий. У нас тоже была такая ситуация — в январе-феврале, когда было крайне сложно. Например, пенсию люди получали через банки, которые, как я говорила, работу свернули. Нам пришлось налаживать получение пенсий на почте — а она тоже не работала, поэтому сначала надо было наладить деятельность почтовых отделений. Тогда гумпомощь была жизненно необходима. Но сегодня... Стройматериалы крайне нужны — безусловно. А продукты, может, уже и не нужны в таком количестве — у нас все работает. Чем наши пенсионеры отличаются от пенсионеров, живущих во Львове? Я считаю, что практически ничем. Понятно, кроме тех наших пенсионеров, у которых пострадало жилье... Разумеется, на пенсию в тысячу гривен нелегко прожить — но ведь так живут пенсионеры по всей Украине.
— Сколько в Попасной переселенцев?
— В прошлом году, когда началась АТО, было много. В основном — из Первомайска, меньше — из Алчевска и Стаханова: там, в отличие от Первомайска, не было активных боев. Сначала первомайцы приезжали к нам, чтобы получать выплаты через банкоматы. Мы их принимали, оформляли, хотя наши горожане испытывали из-за этого большие неудобства, поскольку банки завозили наличные только в расчете на наше население. Потом, когда люди из Первомайска стали уже переселяться сюда, мы старались обеспечить их жильем.
Вначале в Попасной было около пяти тысяч зарегистрированных переселенцев, в июле этого года — две с половиной тысячи, в сентябре — семьсот человек. Но «зарегистрированный» не значит «реально проживающий». Сейчас по факту осталось около ста семей, не больше. Остальные — кто вернулся в Первомайск, кто уехал дальше, в Украину, кто-то уехал жить в Россию. Вообще, если прекращаются обстрелы, многие возвращаются в свои дома — это нормальное человеческое желание.
...Я сама пережила опыт переселения. В июне прошлого года, когда началась война, у меня на руках умер муж от онкологии. В это время наша дочка поступала в Харькове в университет. Когда я поняла, что мужа скоро не станет, привезла ее домой, попрощаться с отцом. И в тот день, когда ее привезла, начались боевые действия. Я и от мужа не могу отойти, и ее надо спасать. Толкаю ее в подвал, «в подвал, — кричу, — в подвал!» — а она «висит» на телефоне. Не понимает опасности. Потом, конечно, поняла... Мне до сих пор снятся сны, в которых я выталкиваю дочь в подвал, а она не идет. Это, конечно, очень страшно... Тогда у меня уже начался нервный срыв: поняла, что если тут останусь, просто сойду с ума от этих бомбежек, от всего... И выехала в Харьков, и даже зарегистрировалась как переселенец. Но не смогла пробыть там долго, плакала каждый день — постоянно хотелось вернуться в Попасную: тут у меня дом, который строила всю жизнь и в котором мне уютно, любимая работа, любимые люди, которым радуешься, встречая на улицах, потому что всех знаешь, и они тебя тоже рады видеть... Я очень хорошо поняла, каково быть переселенцем. Все как-то получается до определенного момента. Потом все равно в любом обществе появляется определенный резонанс, ты его чувствуешь: ну, не нужен ты там, дома ты нужнее. Поэтому понимаю людей, которые возвращаются домой, как только там прекращаются обстрелы и боевые действия — на какой бы территории этот дом ни находился.
А еще хочу сказать следующее. Мы все здесь хотим только одного — чтобы война скорее закончилась. Мы все очень устали от нее. Мы просто хотим, чтобы перестали стрелять. А мы будем восстанавливать разрушенное, созидать новое. Нынешний год, который вскоре сменится новым, уже стал годом восстановления. Надеемся, что следующий будет годом развития. Мы уже хотим строить и жить нормальной жизнью. Мы хотим, чтобы весь мир знал: мы живем на украинской территории. Как бы ни было нам тяжело жить здесь, в прифронтовой зоне, мы — граждане Украины.
