Дед Василий сидел возле окна и смотрел на дождь. Хотя жена
и грызла его утром, что не шел выбирать свеклу, он еще последний ломоть
хлеба не сьел, чтобы копаться в грязи в такую непогоду. Вчера в газете
деду пообещали отдать заработанные во время войны марки. Может, он и не
получит к тому времени, но все равно отдадут. Значит, наконец будет справедливость.
Деда освобождали американцы. Красивые парни были, веселые.
Подарили деду, который еще тогда был парнем, всякого добра с завода, на
котором они работали, как и другим, говорили, что это все они заработали.
Потом переходили через английскую зону. Рыжие англичане смотрели на них
исподлобья, словно сердито, но ничего, миновали их. Наконец попали к «своим».
«Свои» напихивали их в телятники, все перед тем отобрав, и поехали они
назад, как и приехали. Теперь дед брал в библиотеке книжки и читал, хотя
старуха и ругалась что он не видит работы. В романе Ю. Яновского «Мир»
описывалось, как война у нее все разрушила, даже кот одичал, а она все
бросила и пошла работать в колхоз. Какой-то американец скажет — такого
не бывает, это коммунистическая пропаганда, а дед знает аж несколько таких
женщин. Вот его жена — первая.
Теперь по телевизору придумали новый способ, как выдурить
у людей деньги, новая пенсия называется. Рассказывают, что прожить на две
с половиной гривни — это подвиг какой- то. Хотя это большие деньги, многие
из молодых живут и на меньше, хоть и работают. А он вот теперь и не знает,
что делал бы с теми марками. Нет, конечно, знает, что отдаст детям, а вот
когда бы все на себя, то сразу бы и не придумал. Так бросят гривен сорок
в месяц, словно он ничего большего не заработал, и знают наверняка, что
нужно заплатить за свет, купить муки ржаной, сахара, масла, крупы перловой
на огуречный борщ, ну и что там останется — на спички, дрова, соль. А на
марки что ты купишь теперь? Одежду шикарную разве на смерть, да теперь,
говорят, кто в хорошем костюме, того с гроба вытягивают и раздевают. Памятник
тоже при жизни еще не годится заказывать. А еды хорошей накупить, то ее
теперь не покупает никто, ибо дорого, а за 20 гривен колбасу покупать у
него не поднимется рука. Теперь, говорят, новые черви вывелись, которых
невооруженным глазом не видно, вот они, наверное, в той колбасе и сидят,
не может же такого быть, чтобы колбаса стоила половину пенсии и была нормальной.
А уж совсем не годится тащить деньги в аптеку: настоящих лекарств на свете
есть только два — водка и сало, другим как начнешь лечиться, то уже тебе
конец. Ведь даже людей выдушить не могут, а колорадов специально отравляют,
но ничего не помогает. Микробы же и еще меньше жуков.
Если бы раньше, можно было бы еще и хороший телевизор купить,
японский. А теперь, как доползли к нему вечером, наработавшись, то уже
безразлично, какая передача и как идет, лишь бы мигало. Но, по-видимому,
никаких денег уже никто не отдаст никогда, только расскажут, что, мол,
сам и виноват, не обеспечил. Как вот когда-то еще тетка Кладя приходила
к матери погулять. «А что, — говорила, — ты, Арина, на смерть деньги собираешь?
«
— Собираю, Кладя, и никто не теряет.
Дед Василий еще долго сидел возле окна и смотрел на дождь.
