«Когда прилетели казахи и, переодев робы и натянув на себя резиновые сапоги (и ничего больше — никаких средств защиты!), спокойно двинулись к платформе, у нас рты пооткрывались, — признавался Георгий Рощин, который всю последнюю неделю провел в Ожидове на месте аварии. — Казахи «ныряли» в цистерны и, как нам казалось, все подряд трогали руками. А когда возле цистерн расположились отдохнуть в тенечке, мы вообще смотрели на них очумело. Вот с кем вам нужно поговорить — с казахами! Хотя они не очень-то идут на разговоры и от цистерн отходят только, чтобы поесть…»
Ну, если профессор, директор украинского научно-практического центра экстренной медицины и медицины катастроф советует, утверждая, что для него «казахи — лучший индикатор», то стоит постараться.
И, покружив несколько минут возле одного из них (как раз невысокий, дочерна загорелый мужчина в куртке, пробитой пропалинами, отошел от цистерн для какого-то, видимо, серьeзного разговора по мобильному), я «перекрыла» ему дорогу назад. И нужно сказать, удачно, потому что неизвестный, как потом оказалось, был директором Новоджамбульского фосфорного завода, отправившего в Украину «чуму», наделавшую столько беды…
«ПАРОВ ФОСФОРА В ЭТОЙ ЗОНЕ ПРАКТИЧЕСКИ НЕТ»
Сначала Леонид Франгулиди резко парировал: «Говорить ничего не буду». А потом, пройдя несколько метров, вдруг развернулся и ответил на вопрос так мучивший всех окружающих:
— Почему вы так бесстрашно себя ведете?
— Потому что мы с 66-го года работаем с фосфором и хорошо знаем его характеристики. Сам фосфор чрезвычайно ядовит, а вот продукт его сгорания, пятиокись фосфора, во- первых, видна, во-вторых, не настолько вредна, как сам фосфор. Паров фосфора в этой зоне практически нет. Вот видите этот дым в небе? Это и есть пятиокись фосфора. А где мы с вами стоим, его нет. И здесь находиться также безопасно, как и в Трускавце.
— А где же опасность? И почему у нас столько людей оказались в больницах?
— Об опасности нужно говорить прежде всего тогда, когда долго работаешь с фосфором. Правда, зависит все от индивидуальных особенностей организма и от того, насколько близко и долго ты общаешься с фосфором. Успокойте людей. Я уверен, что немало из них просто испугались, перенервничали, возможно, что-то себе надумали. Мы-то работаем много лет, отправляем фосфор в восточную Европу, в Россию, в Европу западную и уж знаем доподлинно…
— Что произошло?
— По нашему мнению, произошел сход вагонов. И это однозначно. То, что писали вначале, дескать, был взрыв — неправда. Фосфор не взрывоопасен, во-первых, во-вторых, таких условий, которые бы привели ко взрыву, не было. Мы все цистерны, которые горели и которые не горели, обследовали, сфотографировали, и скажу, что все отверстия пробиты внутрь. Если был бы взрыв, то было бы все наоборот, наружу.
— А почему тогда произошел «сход»?
— Это вопрос не ко мне. Это железнодорожники должны сказать, а я в этом не спец. Работает госкомиссия по расследованию (и меня тоже включили туда), она и должна ответить на все вопросы. Хотя я еще ни одного дня не принимал участия в работе комиссии, потому что участвовал в ликвидации. Как только нам сообщили о катастрофе, отправились к вам ближайшим же рейсом. Мы ведь приехали для того, чтобы развеять страх, привезли сюда с собой специалистов. Приехало нас пятеро из Казахстана, один был уже здесь. Все мы и я сам лично работал, и иногда руками, без рукавиц, чтобы видели, что не так все страшно, если сам директор работает. Нужно просто знать, к чему можно прикасаться, а к чему нет. Мы же себе не враги и у всех семьи. Наша задача состояла в том, чтобы научить, как обращаться с фосфором, причем своим примером показать. Потому что никто из ваших не полез бы в цистерну ee чистить, так как не знают, как это делать, и боятся. Одну мы почистили, остатки фосфора выгребли. Все заварили сами, никто из ваших бы не заварил, потому что тоже не знал, как это делать. Химики ваши, конечно, были не готовы к аварии. Сейчас они проводят дезактивацию, как они говорят, а проще говоря, собирают фосфор. Реагентов никаких нет, и когда фосфор на земле, ничего не остается, как его собирать. Пока мы не приехали, никто не притрагивался к нему. Я не мог даже в первый день уверить пожарников, что фосфор с водой не реагирует. Они меня уверяли, что фосфор реагирует и горит. Просто, когда фосфор в жидком состоянии, от воды он разбрызгивается, но не горит. Мы его и транспортируем-то под слоем воды. Когда нам только позвонили, то мы ответили: ваше дело сейчас потушить, охладить, а мы приедем и будем дальше работать, консультировать. Консультациям, правда, не верят, и мы сами делаем. Хотя, честно говоря, эту ночь уже не работали, сил нет… Ваши уже научились. С последними двумя цистернами уже сами справились, молодцы.
— По вашему выходит, что опасности совсем нет?...
— Скажу, что работать непосредственно с фосфором опасно, особенно, когда он горит и попадет на одежду или тело, и вдыхать небезопасно, когда горит. Все фосфорные ожоги заживают чрезвычайно долго и болезненно. При горении, если фосфор попадет на кожу, то возникнет термохимический ожег, с которым справиться очень сложно. Если внутритермический ожег, то еще сложнее, могут и почки отказать и так далее. Мы тут видели, что люди что-то собирают в бутылочки, как сувениры, это тоже очень опасно.
— А как вы себя чувствуете? Украинцы говорят, что казахи работают, как дизеля?
— Очень устали. И фосфора «нахватались», конечно. Но это не смертельно. Больше просто устали. Сейчас приезжают проводники и мы отправляем цистерну. Обычно в поезде двоих сопровождающих отправляем. Сейчас — пятерых, потому что нестандартная ситуации.
…Вот такой состоялся разговор с казахским директором, и нужно признаться, не знаю, как мне так долго позволили с ним говорить. (То, что иностранец, может, сработало?) Потому что перед этим, как только начинала разговор с каким-то ответственным лицом, представитель пресс-службы МЧС подбегал и отодвигал это «лицо» в сторону. Те, кого знала лично и не первый год, смущенно отводили взгляд, дескать, пойми сама — не велено… Хотя, честно говоря, если бы журналистам давали больше открытой и честной информации, не возникло бы столько паники, не было бы столько личных трагедий, когда люди кидались невесть куда.
КТО БОИТСЯ ЭКСПЕРТОВ?
Пока простояла около шести часов у платформы и все-таки записала несколько интервью, меня лично тоже несколько раз психологически кидало из стороны в сторону. Кому и во что верить? Послушаешь казахского директора — и можно идти есть огурцы с грядки в близлежащем селе. А если задумаешься, чего это журналистов так «гоняют», то выходит, что есть, что прятать и скрывать… В нашем государстве вообще сегодня мало кому верят, даже если очень ответственное лицо утверждает и убеждает. Собравшихся у шлагбаума женщин из села Петричи убеждал в отсутствии опасности сам первый вице- премьер-министр Александр Кузьмук, лично пригласивший их в штабную палатку. Женщины говорили, что боятся за своих детей, что огурцы на грядках белые, что, если их залить водой и бросить соду, то она шипит. Что роса утром обжигает, а воздух имеет характерный запах… Так что детей нужно увозить. А путевки не дают. И что делать с малыми детьми, которых можно увозить только с мамами?
Александр Кузьмук убеждал, что через час все необходимое начальство соберется в центре села и все вопросы порешает. Но женщины не верили.
Когда они вышли из палатки, задала вопрос:
— Ну, если такая сложилась ситуация, что не верят у нас официальным данным о полной безопасности территории (можно и воду из колодцев пить и у коров молоко собирать), то почему не дать возможность независимым экспертам из-за границы сделать свои выводы? Как говорится, «заради святого спокою». Ведь это выйдет дешевле, чем отбиваться от общественности, вывозить детей и мам, и вообще держать тут в Ожидове столько людей? На что мне дословно ответили: «Привезешь из Польши, опять не поверят, подавай из Америки! Что мы, сами не можем?»
Выходит, не можем, если всю Украину трясет и корчит. Кстати, можно кинуть кличь, и обследовать окрестные села приедут заграничные организации и за собственные средства. Если, конечно, нечего скрывать… А можно собрать журналистов, представителей общественности, при них взять пробы и при них сделать анализы. Тогда уж точно поверили б.
«ОТРАВЛЕНИЕ ГАЗАМИ, ДЫМАМИ И ПАРАМИ НЕУТОЧНЕННЫМИ...»
Хотя бывает и так: не верь глазам своим. За день до поездки в Ожидов, во Львове в военном госпитале как раз нажала на кнопку фотоаппарата, когда Александр Шевчук растерянно смотрел на свой выписной эпикриз, читая следующее: « острое ингаляционное отравление газами, дымами и парами неуточненными, легкой степени». Вот ведь как! Весь мир знает: желтый фосфор горел, а у нас медики не знают… Хотя говорят, что несколько дней тому писали именно: отравление желтым фосфором. А потом пришло письмо из Киева, от главного токсиколога с требованием писать именно «неуточненными». А для чего? И когда будут уточнять?
А, может, Шевчука там и вовсе не было? И не он приехал пожарным поездом из Здолбунова в 19.30 в Ожидов и, войдя в дым, не гасил огонь сначала в респираторе, а когда его ресурс исчерпался, и вовсе без респиратора? Никто тогда Александра и его товарищей не останавливал, не объяснял последствия. А огонь то утихал, то вновь усиливался. Потом заболела голова, стало болеть горло и глаза. Его чуть не силой запихнули в «скорую»…
Юрий Лескиян попал на катастрофу на второй день и пробыл вместо 12 часов полтора суток. Ему уже объяснили: горит фосфор. Но он даже и не думал отказываться — «работа у меня такая». Дважды падал в обморок, прежде чем перестал работать. Ему дали активированный уголь и прополоскать горло содой…
Из тех, кто попадал в больницу, никому не сказали, какой же у него состав крови, много ли фосфора попало в кровь. Ни в первый день, ни в день выписки. Причем выписывали всех тоже как-то в срочном порядке. «Теперь отправляйтесь в свои поликлиники по месту жительства и долечивайтесь дома». То есть государство на это уже денег тратить не будет. Благо, если ты милиционер — выдали по 500 гривень, если МНСник — отпустили с миром. Правда, в разговоре со мной в Ожидове прозвучало: завтра же всех ликвидаторов соберут в оперном театре, наградят и поблагодарят. Все поедут в санатории и будут под наблюдением…
Долго сказка сказывается, да не скоро дело делается. Интересно, сколько бы получили компенсации пожарники или милиционеры, если выполнили свой профессиональный долг в США или Англии? Верно, уж точно на отдых у океана, в Малибу, им бы хватило.
Конечно, нет сомнения, что и в следующий раз люди в погонах выполнят свой долг, рискуя своим здоровьем, но все-таки, неужели именно таким должно быть отношение к ним государства, а вернее высоких государственных мужей, которые, приехав после того, как пожар был потушен, получат больше командировочных, чем стоило дневное лечение каждого из ликвидаторов в больнице. И захотят ли дети тех же пожарников пойти по стопам отца?
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
После ожидовской катастрофы останется много вопросов и много обиженных. Возможно, сделают какие-то выводы. Возможно, даже узнаем правду. Возможно, даже перестанет першить в горле у ребят, которые показали мне запись на мобилке: автобус въезжает в дым, и после смеха и шуток стоит сплошной мат. Нет, не испуг в нем был, а здоровая злость мужиков, которым предстоит выполнить тяжелое задание.
Ребята смялись и смущенно отбирали у меня мобилку. Вот всегда так в жизни: первый раз — трагически, второй раз — шутя…
Честно говоря, когда, отмахав по полю несколько километров, села в маршрутку, то сразу же уснула. А проснулась во Львове от того, что у меня першило в горле и болела голова. Подумала, что казахи советовали промывать горло легким раствором марганцовки. Надо будет сделать. Хотя, наверное, придумала все себе. И все исчезнет как дым. Тот «неуточненный» дым полувранья-полуправды, который плотно стоит над нашим государством. Только когда он исчезнет?
