«Для современной России я — враг народа в третьем поколении», — говорит Ильченко. Его дедушку расстреляла советская власть, а сам он и его родители после аннексии Крыма первыми в Севастополе отказались от российских паспортов.
Юрию Ильченко 37 лет, он знает восемь языков и до заключения руководил школой языковых курсов. 2 июля 2015 года сотрудники ФСБ и Центра противодействия экстремизму задержали мужчину и поместили в СИЗО города Симферополя. Сначала посадили в тюрьму на два дня, в итоге это растянулось на 11 месяцев.
«Утром 2 июля проснулся от сильного стука в двери, — вспоминает Юрий Ильченко. — Отец открыл, и в квартиру ввалились около десяти человек. Провели обыски дома и в моем офисе, забрали три телефона, компьютер, фотоаппарат, даже старые видеокассеты. Сначала причиной ареста считался один из постов в Интернете, где я призывал украинскую власть действовать активнее, призывал к полной блокаде Крыма. Когда провел за решеткой месяц, инкриминировали призыв к совершению террористического акта или диверсии — за перепост со страницы Дмитрия Яроша». Юрию инкриминировали 280 и 282 статьи Уголовного кодекса Российской Федерации — публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности и разжиганию междунациональной ненависти или вражды.
В СИЗО на украинца пытались оказывать давление: не давали общаться с другими политзаключенными, которые тоже находились в этом месте, посадили вместе с ярыми уголовниками. «Хотели, чтобы я признал, якобы являюсь координатором «Правого сектора» в Севастополе или по всему Крыму, якобы я хотел подорвать памятники Ленину, — рассказывает бывший политзаключенный. — Я отказывался. Угрожали превратить мою жизнь в ад, отправить на 20 лет в Магадан. Били как сотрудники разных служб, так и сокамерники».
Через 11 месяцев, 2 июня 2016 года, Юрия перевели под домашний арест, и он, понимая, что каждый день могут вернуть за решетку, решил бежать. Сделал это накануне 12 июня, когда отмечают День России. «Надел отцовскую куртку, взял мамину палочку — чтобы те, кто сидят перед камерами наблюдения, не сразу меня узнали. А такие камеры развесили везде, даже на деревьях вокруг дома, — продолжает Юрий Ильченко. — Вышел из дома, медленно прошел перед камерами, потом побежал, бросил куртку и палку, срезал с ноги браслет для отслеживания моих передвижений. Потом бежал полтора часа лесом, до границы добрался автостопом».
Уже через несколько часов после побега в квартиру Юрия пришли с десяток силовиков с собаками. Они пытались найти мужчину, но взять след им не удалось.
А Ильченко весь следующий день добирался до границы, которую пересекал ночью, через заминированный лес. «Полагался лишь на Всевышнего: как будет, так будет, главное — опять не попасть в тот ад», — объясняет Юрий. Когда мужчина вышел на дорогу, думал, что уже оказался на подконтрольной Украине территории. Но военный, которого встретил, обратился к нему на русском. Оказалось, что это нейтральная территория, украинский военный стоял через несколько десятков метров. Ильченко быстро побежал, российский военный — за ним, но украинец смог добраться до безопасной зоны.
«Может, это немного театрально, но сначала упал на колени и поблагодарил Бога за освобождение, поцеловал украинскую землю и только потом прошел к месту, где проверяют документы», — делится Ильченко. Бывший политзаключенный рассказал историю своего побега только через два месяца, потому что его родители перебрались из Крыма на неоккупированную украинскую территорию на прошлой неделе.
Сейчас Юрий Ильченко обустраивается во Львове. С жильем, средствами, медицинской помощью и оформлением документов ему очень помогла общественная организация «Крым SOS». Бывший заключенный резюмирует: «Мне уже удается немного вставать на ноги. Думаю не столько о том, что Украина может сделать для меня, как о том, что я могу сделать для родины. Какие бы трудности ни были, я и мои родители останемся в Украине и будем делать все, чтобы наша страна процветала».
Эта история — со счастливым финалом, но сейчас, по данным кампании Let My People Go, на территории России и оккупированного ею Крыма остаются за решеткой еще 28 украинских политзаключенных. Помнить о них, поддерживать их письмами — то, что по силам каждому человеку. Ведь когда мы отстаиваем своих граждан, утверждаемся как государство.
