Окончание. Начало читайте в №175 от 29.09.2016 г.
29 сентября исполнилось 150 лет со дня рождения Михаила Грушевского. Сегодня мы попробуем разобраться, в какой плоскости — научной или политической — его миссия выполнена на сто процентов.
— Считается, что он не был успешным политиком — это проблема его индивидуальных слабостей или имеем дело с влиянием внешних обстоятельств?
— Его миссия как историка и основателя общего дискурса истории Украины — основная. До него были такие попытки, после него — нет, потому что уже не нужно. Он если не исчерпал ее полностью, то по крайней мере занял эту нишу. Если говорить о его миссии как учителя наций — то он так же блестяще с этим справился, написав «Історію України-Руси», популярные очерки по украинской истории.
Сложнее оценивать выполнение исторической миссии Грушевского как политика. Он находится в ряду профессоров, которые в первой четверти ХХ в. стали во главе государств (Т. Масарик в Чехии, В. Вильсон — в США). Можно вспомнить и российских профессоров — политических деятелей (П. Милюков). Все они по-разному, но исполняли свои обязанности лидеров нации и народов.
Некоторые исследователи пишут, что Грушевский был хорошим научным работником и плохим политиком. Другие отмечают, что он все время находился в колебаниях между политикой и наукой.
Я не думаю, что он был слабым политиком. Вокруг него сложились обстоятельства так, что он не смог долго быть во главе Украины. У его преемника гетмана Павла Скоропадского это тоже не получилось. Хоть тот и хотел быть авторитарным деятелем, сконцентрировал в своих руках все рычаги власти. Не получилось в конечном итоге и у Симона Петлюры. Такими были исторические обстоятельства. Тогда никто не знал, как нужно действовать. Это сейчас, на расстоянии, мы можем говорить, что этот шаг был правильным, а тот — нет. У наших соседей получилось. В Польше — у Ю. Пилсудского, в Финляндии — у К. Маннергейма. Государства Балтии тоже удержались. Потому что Россия может примириться с потерей Польши, Финляндии, но Украину она никогда не отпустит. Это мы в настоящий момент и видим.
— В Польше национальная история становится сегодня ресурсом дипломатии. Недавно при их МИДе создали Исторический Совет для продвижения польской политики памяти. Правда, видим, как это отображается на польско-украинских отношениях. Возможно, и мы должны научные источники применять в современной исторической дипломатии, особенно в условиях информационного противостояния с Россией?
— Любое государство выделяет деньги на научные исследования в отрасли истории, исходя из своей точки зрения. Например, исследование литовской истории. Украина когда-то была составной частью Великого княжества Литовского, и, кстати, это спорный вопрос, какой составляющей — на мой взгляд, основной. Язык был русский, князья по большей части — православные. Да, исследование может финансироваться Литвой или Польшей, но именно под углом зрения польской или литовской истории. Однако, с украинской государственнической точки зрения, мы должны сами определить, что прежде всего исследовать. Мы исследуем историю Закарпатья, но такой феномен, как Венгерская Русь, мы не изучаем. А это территориальный и народный феномен. Кто там жил, на какой территории, с какими правами? Венграм это не интересно. Они считают, что Венгерская Русь — это Венгрия. А составляющая «Русь» — им безразлична. А нам, как государству, это в первую очередь должно быть интересно. Кто должен это финансировать? Украинское государство это не финансирует. А нам как раз очень необходимо комплексное исследование — не частичное, потому что частично оно исследовано, а системное, как Украина, тогда — Русь, была разделена между государствами. Как она развивалась? Или развитие происходило вообще обособленно на этих землях? Тогда мы должны говорить, что у нас нет единой украинской народности. Там были венгерские русины, там были польские, там были молдавские, там были другие. Поэтому нет единого украинского народа — и не было... До 1991 года... Но это неправильно.
Поэтому мы должны исследовать то объединяющее и общее, что было для этих разобщенных земель. А оно было. Тот же Грушевский провел очень интересное исследование — публикацию документов Барского староства. Это пограничная территория Подолья, которая с XV ст. колонизировалась поляками. Там сидели русские непривилегированные шляхтичи. Иногда польская королевская власть их поддерживала больше, чем польскую шляхту, которая не хотела выполнять повинности. А русская шляхта несла. Она выходила с оружием, охраняла пути, строила замки. Очень интересное исследование, но на том оно и закончилось. У нас сейчас история Подолья не исследуется на таком уровне. И нового такого труда на уровне публикации документов Барского староства у нас в настоящий момент нет. А оно очень необходимо. Поэтому нас никакие гранты не удовлетворят, ведь они даются только на то, что нужно для заграницы. Как бы мы не относились к Америке, Канаде или Польше, но они исследуют интересные вопросы для себя.
— Что в таком случае делали другие народы, чтобы сохранить свою национальную целостность и государственную историю?
— История археографии предоставляет интересные примеры, когда собрание и обнародование исторических документов становилось весомым вкладом в формирование модерных наций и государств. Так, формирование итальянской нации, которая сложилась только в середине ХІХ в., было подготовлено еще с XVIII в. в том числе грандиозным археографическим проектом Rerum Italicarum scriptores (25 томов), осуществленным в 1723—1751 году миланским ученым Лодовико Антонио Муратори. Этот историк опубликованными документами засвидетельствовал единство итальянской нации, невзирая на ее тогдашнее политическое разделение на отдельные мини-государства. Путь итальянской нации к объединению был долгим, занял практически все ХІХ в., но свою роль в этом сыграла подвижническая деятельность историка-археографа. В ХХ в. сборник дважды переиздавался, что засвидетельствовало его чрезвычайную роль в консолидации итальянской нации.
Аналогичную картину имеем в Германии. С 1819 г., когда еще даже не шла речь о единой немецкой нации, прусский реформатор Гейнрих Карл фон Штейн положил начало своему частному проекту публикации источников по немецкой средневековой истории Monumenta Germaniae Historica. С 1826 до 1874 гг. это издание продолжил прусский архивист Георг Гейнрих Перц, а после его смерти — Георг Вайтц. Неофициальным девизом такого издания было Sanctus amor patriae dat animum, то есть «Святая любовь к отчизне вдохновляет». С 1875 г., когда была создана объединенная Немецкая империя, изданием корпуса исторических источников занималось уже отдельное учреждение, размещенное в Берлине. Собственно, эти сборники документов выходят и до сих пор, в том числе в электронном формате. Не будет преувеличением утверждать, что значение серийных документальных изданий исторических источников Monumenta Germaniae Historica в формировании единой немецкой нации и последующей ее консолидации имело исключительный характер.
Этому примеру следовали наши ближайшие соседи — поляки. Не так масштабно, но так же эффективно был подготовлен и выпущен в 1864—1893 годах корпус источников Monumenta Poloniae Historica (6 томов). Первые три тома оформлены как частная инициатива Августа Биловского, а следующие готовили научные работники Академии науки и искусств в Кракове — общественного института, объединявшего польских интеллектуалов. Самим фактом своей публикации эти источники доказывали историчность польского народа, его государственные достижения, что на фоне тогдашней бездержавности Польши, разделенной между Пруссией, Австрией и Россией, способствовало идейной консолидации нации. В том числе вследствие этого в 1918 году Польша предстала как независимое государство.
— Наши же, украинские, исторические корни, поскольку мы их вовремя не задокументировали, кто-то выдернул и искусственно привил к российской государственности. Тогда, возможно, российско-украинская война идет в первую очередь за историческую память?
— В определенной степени это так. И Грушевский примкнул здесь не случайно. Потому что его схема фактически исключает Россию из формирования исторических корней Украины. Исключает. И этого ему российская историческая наука никогда не простит. И современная, кстати, также. Я сейчас листаю труд С. Плохия, где он пишет интеллектуальную биографию Грушевского, который подорвал российскую историческую концепцию и учредил украинскую. Россияне, конечно, оценивают его совсем иначе. Уже в конце ХХ в. они выпустили масштабную хронологию тысячелетней России и начинают свое государство именно с Киева. Как можно собственное государство начинать с другой территории, населенной совсем другим народом? Почему же тогда Киев сегодня не в России?
— Кажется, Россия только того и хочет...
— Однако исторические источники, которые заслуживают внимательного прочтения и, самое главное, понимания, являются фактом неопровержимым. Можно их толковать по-разному, можно по-разному подбирать, замалчивая одни и подчеркивая другие. Собственно, российская историография, впоследствии советская, именно так и делала. Она предприимчиво учила украинцев, какими им стоит быть: покорными «младшими братьями». Поэтому ее ненависть к Михаилу Грушевскому как «главному украинскому националисту» была постоянной. Он, как человек и научный работник, который рассказал украинскому народу его историю, показал источники его несхожести, национальной памяти, который своим неутомимым государственническим трудом поднял Украину до уровня европейских государств, заслуживает уважения всегда и постоянно, не только в год своего 150-летия. Но в нынешнем сентябре — особенно.
