Институт национальной памяти — далеко не новация в мировой практике. Например, аналогичные структуры существуют в Германии и Польше (в соседней стране он носит даже такое же название). Как разобраться с прошлым с пользой для будущего? В некоторых странах восточной Европы после волны мирных демократических революций к этому вопросу подошли со всей серьезностью. Прежде всего, они реформировали органы государственной власти путем замены старых кадров молодыми или «миксом» молодых с проверенными старыми. Тогда активизировались процессы так называемой люстрации — запрещения функционерам высокого ранга, которые скомпрометировали себя, в течение определенного времени занимать должности в государственном аппарате, баллотироваться в представительные органы, быть судьями и тому подобное. Конечно, люстрация не является панацеей от всех государственных проблем. Тем более в Украине этот вопрос давно снят с повестки дня. Однако в Германии и Польше к расстановке акцентов в истории относятся с очень большим вниманием.
ТАК БЫЛО В ГЕРМАНИИ
15 лет назад пала пресловутая берлинская стена, а вместе с ней и система надзора над гражданами бывшей Германской Демократической Республики (ГДР) — восточногерманское министерство государственной безопасности, более известное широкой общественности под сокращенным названием Штази. Его организовало советское КГБ в 1950 году. Это была довольно массивная организация. Официальный штат сотрудников насчитывал 89 тысяч человек, еще 179 тысяч считались неофициальными сотрудниками, то есть те, кто время от времени выполнял для Штази различные поручения. К слову, в восточной Германии была самая большая, так сказать, плотность секретных агентов на душу населения. На каждых 180 граждан было по одному агенту. Для сравнения в СССР соотношение было 1 к 595, в Чехии — 1 к 867, в Польше — 1 к 1574. У Штази была разветвленная сеть своих отделов по всей ГДР: 15 региональных и 209 городских отделов. Немцы сравнивают эту сеть с последней стадией раковой болезни, когда метастазы пронзают все тело больного. Берлинский офис Штази занимал целый квартал города.
После открытия архивов Штази в 1990 году в результате мирной демократической революции немцам в наследие досталось 180 километров секретных файлов. Интересно, что из одних рук в другие они перешли почти невредимыми благодаря тому, что зимой 1989 года демонстранты заняли все помещения, которые принадлежали министерству государственной безопасности, и таким образом удалось предотвратить уничтожение архивов. Уже в октябре 1990 года был создан Институт Гаука, который взял на себя полномочия привести в порядок архивы Штази.
Две Федеральные комиссии Бундестага работали над наследием социалистической единой партии Германии в 1992—1995 гг. и в 1995— 1998 гг. Было опубликовано 25 томов рекомендаций по их применению. Как следствие — немецкий парламент принял ряд законов. Один из них предусматривает расследование преступлений, совершенных восточногерманскими чиновниками, и уголовную ответственность за них. В частности, предусмотрено наказание за применение насилия на восточногерманской границе, препятствование правосудию, шпионаж, коррупцию и тому подобное. После 1989 года было открыто более 100 тысяч уголовных дел, но только 300 человек получили уголовные приговоры. Среди них были бывшие члены Политбюро, правительства, но большинство составляли так называемые маленькие люди — солдаты, которые стреляли в беженцев на восточногерманской границе, которые пытались бежать на Запад. Такое низкое количество приговоров в Германии, говорят специалисты, объясняется «справедливостью» немецкого законодательства. Чтобы наказать бывшего функционера ГДР, нужно найти статью, которую он нарушил в прошлом, и, если существует соответствующая статья в современном законодательстве, только тогда можно говорить о наказании. А это, как показывает опыт, очень сложно. Для лиц, которые подвергались преследованиям в советские времена из-за своих политических убеждений, немецкий парламент принял закон об уголовной, административной и профессиональной реабилитации.
Основной задачей Института Гаука является проверка лиц, которые работают на публичных должностях, на вероятность сотрудничества в прошлом со спецслужбами. В первую очередь это политики. Чиновник при принятии на работу заполняет специальную декларацию, в которой подтверждает или отрицает свою причастность к спецслужбам. Подобные исследования Институтом Гаука проводятся в рамках закона о файлах Штази, принятого в декабре 1991 года, с учетом аспекта защиты данных, то есть существуют довольно жесткие правила доступа к этой информации. Кроме того, Институт сотрудничает с другими работодателями, которые заинтересованы знать, работали ли когда- то их подчиненные на спецслужбы. Впрочем, сначала необходимо разрешение «подозреваемого» на такое исследование. В Институте подчеркивают, что там не занимаются принятием каких-то решений. Их цель — предоставить информацию. Возглавляет Институт федеральный уполномоченный, которого выбирает немецкий парламент. С сентября 2000 года это госпожа Марианна Биртлер. Она периодически докладывает парламенту о деятельности своего ведомства. Исследовать собственные файлы и узнать, до какой степени Штази влияло на его собственную жизнь или его ближайших родственников, может каждый гражданин. Достаточно только заполнить анкету и послать ее в одно из 13 региональных отделений Института. С момента открытия архивов больше пяти миллионов граждан подали заявки на изучение своих файлов. Право доступа к материалам Штази также предоставляется ученым, журналистам, которые занимаются исследованием министерства госбезопасности.
А ТАК — В ПОЛЬШЕ
В 1989 году ситуация в Польше была несколько иной. По мнению специалистов, в первую очередь потому, что в Польше не было двух государств в одной стране, как это было в Германии (ФРГ и ГДР). Одним махом освободить всех сотрудников спецслужб было нецелесообразно, потому что иначе в новый штат пришлось бы набирать детей, незапятнанных коммунистическим прошлым. Тогдашний министр внутренних дел Кшиштоф Козловский решил провести реформу на основе верификации (проверки). Служба государственной безопасности была значительно сокращена. От старого гиганта оставили отделы разведки, контрразведки и технический отдел, милиция стала полицией. Главным цензом для работы в новых структурах был возраст. Лица, старше 55 лет, автоматически теряли право на получение должности. Таким образом удалось отсеять большинство бывших руководителей спецслужб. В каждом воеводстве были созданы верификационные комиссии из представителей оппозиции и общественных организаций, которые рассматривали представления новых кандидатов на работу в правоохранительных органах. Однако на многих из них не было достаточно информации, а поэтому каждый из проверяющих подразделений брал на вооружение собственный принцип, на основании которого и выносился «вердикт». Например, в Гданьске, где пользовались правилом: «не нашли компромат, значит невиновен», верификацию не прошли всего 12% бывших сотрудников советских ведомств. Зато в некоторых других областях отсеяли 89% чиновников, поскольку опирались на правило: «не нашли ничего хорошего, значит виновен». В целом реформу советских спецслужб в Польше считают успешной, поскольку удалось избежать вооруженного сопротивления их бывших сотрудников.
Пертурбации с секретными службами на довольно долгое время оттянули решение судьбы секретных архивов. Более того, в течении ряда лет бывшие агенты польского КГБ продолжали уничтожать секретные материалы. По различным оценкам экспертов, было уничтожено до 40% архивов. Сегодня это сильно осложняет работу исследователей. В 1998 году польский сейм принял закон о создании Института национальной памяти, но начал он свою работу только 1 июля 2000 года с избранием своего первого президента. Говорят, что, к сожалению, с этим решением опоздали на 10 лет. Хотя это и государственный институт, ИНП подчеркивает свою политическую незаангажированность, поскольку ни его президент, ни один из сотрудников не входят ни в одну из партий. Кроме исследования архивов, Институт занимается проверкой деклараций, представленных лицами, которые претендуют на публичные должности. В отличие от немцев, поляки дают ход делу в том случае, если претендент солгал о своей причастности в прошлом к спецслужбам. Дело передается в Люстрационный суд, который, пользуясь Уголовным кодексом, выносит приговор. Впрочем, это решение носит только рекомендательный характер. Зато настоящее наказание, которое может получить лжец, это лишение права на публичную деятельность сроком на пять лет. На сегодняшний день проверены более 22 тысяч подобных деклараций. Среди них выявлено только 63 неправдивых. В практике Института национальной памяти были случаи, когда еще до того, как дело попадало в суд, человек отказывался от своих претензий на публичную деятельность. Существует и другая процедура, так называемая автолюстрация. Если человек считает, что на него публично клевещут, тогда есть возможность «навести справку» на собственную персону. Но такую услугу выполняют только для представителей публичных профессий. Депутаты партии «Право и справедливость», которая составляет большинство в нынешнем польском парламенте, считают, что люстрация на сегодняшнем уровне не покрывает всех причастных к бывшим советским спецслужбам, и настаивают на необходимости расширить круг профессий, которые бы подлежали люстрации, до уровня, в частности, органов местного самоуправления. В то же время депутаты «ПиС» предлагают ввести еще и имущественную люстрацию. Эта идея предусматривает создание антикорупционного подразделения, подконтрольного парламенту. В его компетенцию должна входить проверка доходов не только власть имущих, но и их родственников. Таким способом польские депутаты надеются искоренить политический «клиентизм».
«День» выражает благодарность Польско-украинской фундации сотрудничества (ПАУСИ) за организацию поездки и содействие в подготовке материала