Знаменитые литераторы Петр Вайль и Александр Генис, уже тридцать лет живущие в эмиграции (один в Праге, другой — в США), приехали в Москву, чтобы представить новое издание своего совместного труда по кулинарии и культурологии «Русская кухня в изгнании». Авторы книги рассказали корреспонденту NEWSru.com Елене Скипетровой о замысле книги, о первых кулинарных опытах, своем отношении к современной журналистике, российскому кино и о русской классической и современной литературе. Предлагаем вашему вниманию этот текст с небольшими сокращениями. «Русская кухня», по мнению авторов, это в первую очередь сборник очерков и эссе на гастрономические темы, а вовсе не поваренная книга. Хотя почти каждая из ее глав содержит кулинарный рецепт. Новая книга содержит роскошные, между прочим, реальные иллюстрации тех блюд, о которых вдохновенно рассказывают авторы.
— Помните ли вы свой первый кулинарный опыт: что и когда вы в первый раз приготовили и кого этим кормили?
ГЕНИС: — Вспомнить свой первый кулинарный опыт — это как свои первые шаги вспомнить. Но я помню тот момент, когда понял, что могу приготовить все что угодно. Это было тогда, когда у меня получились котлеты. Они были воздушные и таяли во рту, и я съел четыре штуки, не останавливаясь. Те первые котлеты, которые мне удались, — это был такой решающий, не первый, но решающий этап.
ВАЙЛЬ: — А я хорошо помню, что было у меня первым кулинарным опытом. Я начал готовить примерно тогда, когда начал выпивать. Ни у кого из нас своего жилья не было, мы выпивали в основном в парках или на улицах, на Рижском взморье (оба писатели выросли в Риге. — Прим. NEWSru.com ) или в старом городе. Но когда удавалось собраться у кого-нибудь в домашней обстановке, мне хотелось разнообразить нашу жизнь, и у меня было фирменное блюдо — фаршированные помидоры. Я покупал фарш, выковыривал из помидоров внутренности, набивал фаршем, сверху засыпал сыром и задвигал на противне в духовку. Это имело оглушительный успех — особенно нравилось девушкам.
«АНГЛИЙСКИЙ БЕКОН — САМЫЙ ВКУСНЫЙ В МИРЕ, ПОТОМУ ЧТО К СВИНЬЕ ОТНОСЯТСЯ ПО ЧЕЛОВЕЧЕСКИ»
— Как вы думаете, какое значение имеют кулинарные стереотипы для понимания особенностей национального характера? Например, что о Великобритании может сказать знаменитый английский завтрак, о России — пироги, об Америке — McDonald’s?
ГЕНИС: — Это очень интересный разговор, потому что из правильного понимания кулинарной идеи, из простейшего кулинарного рецепта можно вывести всю национальную культуру. Поясню: в каждой стране есть свой иероглиф еды, который связывает географию с историей, то, что свойственно этой среде, этой широте и географическим условиям с историческими традициями.
Вот вы говорите «английский завтрак» — это справедливо. Настоящий англичанин хотел бы завтракать трижды в день, потому что лучшее в английской кухне — это знаменитый завтрак. За ним стоит великая культура выращивания свиней, и английский бекон — действительно, самый вкусный в мире, потому что к свинье относятся по-человечески и делают ей специальные «хатки», чтобы она жила в тени. И когда за ней ухаживают триста лет, как за газоном, то получается английский завтрак.
Это можно сказать о каждой кухне, в том числе и об американской, которую все презирают и ненавидят за фаст-фуд. Но за ней стоит такая культура мяса! Я не большой поклонник стейка, но вообще каждый американец умеет поджарить стейк. Его обычно делают мужчины, но стейк надо не столько уметь поджарить — это чисто американское дело, но и выбрать кусок мяса, разобраться в нем — это в крови у каждого американца.
Собственно об этом я написал книжку «Колобок. Кулинарные путешествия», в которой пытался рассказать об иероглифе каждой культуры. Например, все, что связано с мукой, — это чисто русская еда. Причем, в отличие от мяса, мучное лучше готовят женщины, потому что тесто — оно подвижное, поднимается. Это сродни процессам у беременной женщины. И вообще русские пироги — это большое искусство.
ВАЙЛЬ: — Обратите внимание, что любой народ тяготеет к сырому потреблению любимого продукта. Неслучайно у японцев — сырая рыба, а единственное место в мире, где едят непропеченный хлеб — это Россия (черный хлеб кажется иностранцу кислым и тяжелым). Неслучайно ирландцы недоваривают свою картошку (есть даже такое выражение — «кость внутри картошки»), итальянцы — пасту (это называется альденте), а англичане жарят мясо с кровью (ростбиф) — и это все складывается в довольно интересную картину.
ГЕНИС: — Русская кухня своеобразно распространилась на Восточную Европу. В частности, есть такая «зона солянки». Она очень полюбилась в странах Восточной Европы. Солянку от русской кухни взяли Восточная Германия, Болгария, Румыния, Югославия — там были русские солдаты.
ВАЙЛЬ: — Но, к примеру, испанцы и итальянцы о русской кухне не знают ничего.
ГЕНИС: — Жаль, но это не потому, что она чем-то не удалась, а потому что есть объективные препятствия. Но интересно, что русские закуски (а русский закусочный стол — самый богатый в мире, гораздо богаче, чем испанские тапас, которые знают во всем мире как закуски) — в словаре «Ля русса» (французская энциклопедия. — Прим. ред. ) так и записаны латиницей — zakuski.
«ЛИТЕРАТУРА УШЛА ИЗ ЛИДЕРОВ КУЛЬТУРЫ»
— В 1983 году, будучи журналистами газеты «Новый американец», вы брали интервью у Бродского. Назвав его одним из немногих в эмиграции двуязычных литераторов, вы спросили, как американская культура влияет на русского поэта Бродского и как русская литература влияет на американскую? А как вы сами ответили бы на такой вопрос?
ВАЙЛЬ: — Американская литература воспитала большое количество русских литераторов, например Довлатова. Его не существовало бы без американской культуры как литературного явления. А вот обратного влияния я не замечаю. Конечно, каждый культурный иностранец знает и читал Достоевского, Толстого, пьесы Чехова — на этом список исчерпывается.
ГЕНИС: — Пожалуй, к этому надо добавить еще Булгакова, ведь «Мастер и Маргарита» — единственная по-настоящему успешная русская книга в Америке, которая была трижды переведена, вошла в классику и ее, действительно, читают. А из новой русской литературы был короткий всплеск интереса к Пелевину, когда он появился. Что меня особенно обрадовало, что Пелевин вошел в американскую литературу не как русский писатель, а как писатель вообще — его читала молодежь, даже не зная, что он русский. К сожалению, это период кончился.
Но надо сказать, что американская литература сейчас не влияет на русскую, и вообще и американская, и русская литературы переживают сейчас паузу. Все дело в том, что литература ушла из лидеров культуры, поэтому сейчас гораздо важнее кино. На американскую культуру влияет, например, Тарковский.
ВАЙЛЬ: — Без Тарковского не было бы Джармуша (Джим Джармуш — американский кинорежиссер. — Прим. ред. ).
ГЕНИС: — В общем, надо шире все это дело понимать, потому что собственно даже американская литература не слишком сильно влияет на Америку.
ВАЙЛЬ: — Бродский высказал как-то очень забавную и остроумную мысль. Он сказал, что классическая русская литература была полностью понятна. Вот это доктор, инженер, юрист, помещик, купец-делец — все это соотносится с жизнью француза, американца и так далее, а после 1917 года с кем соотнести секретаря райкома? Ну, нет такого!
ГЕНИС: — Это, конечно, остроумная идея, но на самом деле экзотика никогда никому не мешала: Маркеса тоже никто не понимал, тем не менее, он стал любимцем в Америке и изменил все ее студенческое сознание. А ранее — кто знал, что такое Колумбия?! Но дело еще в том, что есть гигантская преграда — русский язык, очень трудно переводить с русского на английский. До тех пор, пока в Америке не научатся переводить с русского, нам не ждать большого интереса к русской литературе, который она имеет право получить, ну, например, Платонова так и не перевели толком на английский.
ВАЙЛЬ: — Его и на современный русский-то не переведешь!
«РОССИЙСКОЕ КИНО СЕЙЧАС, ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, ИНТЕРЕСНОЕ»
ВАЙЛЬ: — Меня как-то порадовал недавно год, когда было несколько дебютов, на мой взгляд, очень значительных — когда появился фильм «Последний поезд» Алексея Германа-младшего, «Коктебель» Хлебникова и Попогребского, «Старухи» Геннадия Сидорова, «Бумер» Петра Буслова, «Возвращение» Звягинцева. Это были значительные работы людей молодых, до 30 лет, которые сделали по своему первому фильму, и некоторые из них продолжают подтверждать этот класс. Однако же российское кино сейчас, по крайней мере, интересное. Опять-таки все еще не мировое, что и показывает фестивальная жизнь.
ГЕНИС: — Я русское кино очень мало смотрю, потому что, на мой взгляд, последние 15 лет оно либо унижает, либо унижается. Есть один фильм, который мне по-настоящему нравится, — это «Кукушка» (Александра Рогожкина. — Прим. ред. ). А, например, «Остров», который так нагремел, — какое-то все-таки унылое бытие. Не хотел бы я ни жить так, ни смотреть на это. Что касается Петра Мамонова (сыгравшего в фильме роль старца Анатолия. — Прим. ред. ), то я его безумно люблю и считаю гениальным. Я видел его сольные спектакли, я считаю, что это «русский Беккет». Его используют в фильме не по назначению.
«ОБЪЕКТИВНУЮ ИНФОРМАЦИЮ О РУССКОЙ ЖИЗНИ ЛУЧШЕ ПОЛУЧАТЬ ИЗ ЗАГРАНИЧНЫХ ИСТОЧНИКОВ»
— Откуда русские люди на Западе черпают информацию о России? Недавно Кремль запустил телеканал Russia Today: его смотрят? Ваш топ- лист российских СМИ во всех сферах — печать, интернет, радио, телевидение?
ГЕНИС: — О русской жизни я узнаю из американских газет, в первую очередь, из New York Times. К сожалению, объективную информацию о русской жизни лучше всего получать из заграничных источников. Я сотрудничаю с некоторыми изданиями, которые мне нравятся, в частности с «Новой газетой», которая устраивает меня во всех отношениях, в первую очередь, по идеологическим понятиям, а также по тому, как они обращаются со мной и со словом в целом. Что касается того, смотрят ли на западе Russia Today, я могу ответить честно и прямо — нет и никогда.
ВАЙЛЬ: — Я поставил бы на первое место интернет-сайты, в частности NEWSru.com, к которому отношусь с необычайным уважением, также я смотрю Lenta.ru и Грани.ru. Пожалуй, для информации больше ничего. Из газет — осталась одна, безусловно, хорошая — «Новая газета», еще две-три газеты, есть радио «Эхо Москвы» — и дальше печаль начинается. Телевидение как источник информации для меня не существует. Я довольно хорошо знаю российские каналы, не только центральные, просто потому что я последние несколько лет принимал участие в жюри телевизионных конкурсов провинциального телевидения. Так что, действительно, источник информации — это или иностранные газеты, или интернет-сайты.
«ОДНОЙ ЭМИГРАЦИИ НА ЖИЗНЬ ХВАТИТ»
— Если бы вам сейчас было столько же лет, как тогда, когда вы покинули Россию, вы бы уехали из современной России? Если нет, чем бы пытались заниматься, к чему стремились бы, с чем боролись?
ВАЙЛЬ: — Я думаю, что я бы не уехал из России после 91-го года, потому что все, что я умею, как мне кажется, — это язык. Что же я буду уезжать из страны языка! Но если дальше последует вопрос: «А не хочется вернуться?» — нет, одной эмиграции на жизнь хватит.
ГЕНИС: — Я уехал из России по одной причине — чтобы заниматься тем, чем я сейчас занимаюсь. Если бы я мог этим заниматься в России, я бы никуда не уезжал.
— Вас не пугает нынешняя тихая эмиграция из России?
ВАЙЛЬ: — Почему должна пугать? Это свободное волеизъявление. То, что делается свободно и без принуждения, пугать не может.
ГЕНИС: — Как уезжают, так и возвращаются — это как круговорот воды в природе.
— Есть что-нибудь такое, что вы на этот раз забыли взять с собой в Россию?
ВАЙЛЬ: — Совесть. Как всегда. (Смеются.)
