Оружие вытаскивают грешники, натягивают лука своего, чтобы перестрелять нищих, заколоть правых сердцем. Оружие их войдет в сердце их, и луки их сломаются.
Владимир Мономах, великий князь киевский (1113-1125), государственный и политический деятель

Кабинетный ученый и воин по натуре

30 ноября, 2001 - 00:00


Люди более похожи на свое время, чем на своих родителей.
Забывая об этой восточной мудрости, история часто себя дискредитирует.
Марк Блок

Каждую осень в Украине отмечают кровавые события первых месяцев оккупации Киева Третьим Рейхом — трагедию Бабьего Яра: планомерное, направленное «на окончательное решение проблемы» истребление евреев. Люди, родившиеся после войны, и теперь, спустя десятилетия, иногда спрашивают: «Почему так случилось, что жертвы послушно, без сопротивления шли на смерть?» Этот вопрос зачастую имеет легкий привкус обвинения, уверенности в том, что «другие» люди в подобных обстоятельствах непременно вели бы себя иначе. В таких случаях я почему-то всегда вспоминаю имя Марка Блока, известного французского историка, хоть он и не имеет ничего общего с Киевом, с Украиной.

Марк Блок родился 115 лет назад во французском городе Лионе, в еврейской семье; отец его был ученым, университетским профессором. Марк Блок считал, что именно под влиянием отца он стал историком; кроме того, он весьма гордился тем, что его прадед был солдатом революционной армии 1793 года, защитником Франции и Свободы. С той поры семья хранила верность республиканско-патриотической традиции, отличалась патриотизмом, а еще — склонностью к историческим исследованиям; излюбленной книгой детей неизменно были «Сравнительные жизнеописания» Плутарха. А что касается национальности, об этом Блок сказал — уже во время оккупации Франции Германией — так: «Я еврей, но не вижу в этом причины ни для гордыни, ни для стыда. Свое происхождение я отстаиваю только в одном случае — перед лицом антисемитизма».

До Первой мировой войны Блок учился в парижской нормальной школе и был студентом нескольких университетов Германии, сделал первые шаги на пути научных исторических исследований. После начала войны был мобилизован, оказался в окопах, воевал, дослужившись до чина капитана и получив несколько боевых наград. 20 — 30-е годы — два мирных межвоенных десятилетия — были даны Марку Блоку для спокойной научной карьеры. Он активно занимается исследованием истории Средних веков; становится профессором экономической истории Сорбонны; издает многочисленные работы, среди которых — «Короли-чудотворцы», «Феодальное общество», «Короли и сервы» и др. В 1929 году вместе со своим другом и единомышленником Люсьеном Февром Блок начал издавать журнал «Анналы экономической и социальной истории». Издание оказало немалое влияние на традиции исторического исследования не только во Франции, но и во всем мире. Издатели «Анналов» поставили перед собой амбициозную цель — искоренить устаревшие подходы к изучению прошлого, усовершенствовать новыми подходами и методами «ремесло историка», доказать, что прошлое — это не вещь в себе и не набор отдельных событий и фактов, а действительно познаваемый феномен.

Этот «золотой период» жизни профессора Марка Блока — период творческого труда, педагогической активности, счастливой семейной жизни (жена Блока стала его научным секретарем и помощницей; в семье было шестеро детей) — закончился в 1939 году с началом Второй мировой войны. Капитан Блок был мобилизован; он чрезвычайно остро пережил разгром французской армии в 1940 году и ее эвакуацию на Британские острова, откуда он вскоре вернулся. Блок писал тогда: «Я принадлежу к поколению с нечистой совестью; пусть наши дети простят нам кровь на наших руках, кровь французов».

Когда я смотрю по ТВ кадры старой кинохроники, в которой запечатлен трагический для всех французов момент «торжественного входа победоносной армии Третьего Рейха в Париж», то всегда кажется, что среди толпы на тротуарах, подавленной горем и стыдом поражения, среди стариков, по щекам которых текут слезы, я узнаю Марка Блока.

Блок не только переживал события того времени, но и анализировал, как ученый, причины поражения, пытался повлиять на события своими научно- публицистическими произведениями. В книге «Удивительное поражение» (1940 г.) автор безжалостно обвиняет военное французское «командование стариков», «политическую и военную геронтократию» страны, которые так и не поняли разницу между Первой и Второй войнами, оказались абсолютно беспомощными перед натиском современной военной машины Германии, не учли уроки предыдущего поражения в 1871 году. Блок даже написал сатирическую поэму, в которой высмеял генерала-неудачника, под командованием которого он служил. Профессору Блоку были, однако, ясны и более глубокие причины поражения Франции — отсталость правительства, определенная инертность французов, социальные противостояния в обществе. В военные годы Блока особенно огорчало унизительное, с его точки зрения, обстоятельство: французы не смогли справиться с врагом самостоятельно, они должны полагаться на помощь союзников. Он был убежден, что «возрождение страны невозможно без самопожертвования, без усилий самих французов».

Когда Блок вернулся в оккупированную Францию, выяснилось, что Сорбонна для «неарийца» закрыта, его персональная научная библиотека реквизирована оккупационной властью, а печататься или издавать журнал под своим именем просто невозможно. В то время Блок получил несколько приглашений переселиться вместе с семьей за границу, в Соединенные Штаты — коллеги хотели спасти выдающегося ученого от преследований, обеспечить ему возможность спокойно продолжить исследования, писать книги, преподавать — за океаном. В то время в Штаты или в другие безопасные страны эмигрировали сотни европейских ученых, писателей, актеров.


Марк Блок решил иначе — кабинетный ученый, живущий проблемами далекого средневековья, вступил в ряды подпольного французского Сопротивления. Как пишет российский историк Гуревич, «Блок, который переживал трагедию Франции, «унижение своего народа» как свои собственные, не мог не вмешаться в ход событий, не принять в них активное участие. Вскоре он становится одним из руководителей движения Сопротивления в своем родном городе Лионе. В то время Марку Блоку было почти 60 лет, здоровье его было подорвано двумя военными кампаниями, он был отцом большого семейства. Товарищи Блока по подпольной работе не знали, что «этот старик» в очках был ученым, профессором, автором научных трудов, однако очень уважали его — за мужество, а также за организованность и спокойствие даже в самых опасных ситуациях. Один молодой офицер, наблюдая поведение Блока во время бомбардировки, сказал ему: «Есть немало профессиональных военных, которые никогда не станут воинами; но есть гражданские люди, воины по натуре. Вот вы — воин». Блок, впрочем, считал, что «привычка к научным исканиям готовит человека к тому, чтобы принять вызов судьбы». Блок воевал не только оружием, но и пером. Широкоизвестным во Франции стал, в частности, его едкий памфлет «Доктор Геббельс анализирует психологию немецкого народа».

Весной 1944 года Марк Блок был арестован гестапо и мужественно прошел через ад допросов. 16 июня его расстреляли. Последними словами его завещания были: «Я умираю, как жил — добрым французом». Жена Блока, также участница Сопротивления, умерла через несколько недель после гибели мужа. Люсьен Февр написал о ней: «Все, кто знал и любил Марка Блока, ценили ее за чрезвычайно нежную заботу о нем и о детях, за самоотверженный труд в качестве его секретаря и помощницы. Она умерла за то же дело, что и ее муж, и с той же верой во Францию».

В течение последних лет своей жизни, в армии и в подполье, Марк Блок работал над своим последним научным трудом — «Апология истории или ремесло историка» — который он посвятил «памяти моей матери-друга». Сам он так писал о своей работе: «Среди страшных страданий и тревог, личных и общественных, я пытался, работая над книгой, обрести немного душевного покоя». В предисловии, обращаясь к своему другу Люсьену Февру, автор написал: «Долгое время мы с вами боролись за то, чтобы история была шире и гуманнее. Теперь, когда я пишу эти строки, нашему делу грозит опасность. Не по нашей вине — мы временно сломлены несправедливой судьбой». И продолжает: «В области духовной жизни, не менее, чем в любой другой, страх перед ответственностью ни к чему хорошему не приводит... Хотя некоторые и считают, что ставить перед собой важные вопросы весьма полезно, но отвечать на них бывает очень опасно».

Свой последний научный труд Марк Блок не успел закончить, а писал он его в таких условиях, в каких почти никогда не работают ученые. Он не имел в своем распоряжении ни библиотеки, ни своего архива, ни справочников. Собственно, не имел под рукой ничего, кроме бумаги и ручки. Он был также лишен возможности общаться с коллегами- друзьями. Книга, между тем, свидетель— коллективное сознание людей той или иной эпохи, их мировоззрение, верования, стиль мышления, социальные и этические ценности. Иными словами, он формировал «Картину мира» в сознании людей того или иного периода или страны. А воспроизведя модель коллективной психологии определенного периода, можно правильно понять мотивы поведения отдельного человека. Результаты иногда получаются абсолютно иррациональными, если оценивать их по современным меркам.

Вот один небольшой эпизод из работы Марка Блока «Феодальное общество». Описывая средневековых обитателей Западной Европы, историк характеризует их так: «Эти люди были игрушками в руках огромного количества стихийных сил, порочных представлений, суеверий. Из-за того, между прочим, что до ХIV века они не умели как следует измерять время...» И приводит, среди всего прочего, такую сценку «с натуры». Однажды некий рыцарь не явился в назначенное время (в 9 часов) на судебный поединок. Его неприятель воспользовался этим обстоятельством и предъявил законную претензию на признание себя победителем. Судьи не возражали — это было по правилам. Но как знать, что девятый час уже действительно наступил? Супраздновали дважды в год. Важно также понимать, что круглые числа абсолютно ничего не говорили человеку необразованному, незнакомому с числами и цифрами. Страшный Суд ожидали постоянно, но только по приметам: «Когда Благовещение совпадет со Страстной пятницей», «Когда будет разрушен Гроб Господень», «Когда в солнечный день станет темно, как ночью» и тому подобное.

Блок считал, что сильно ошибаются те ученые, которые обращают внимание только на так называемое рациональное сознание людей прошлого: «Читая некоторые исторические труды, можно подумать, что человечество всегда состояло из логично действующих личностей, для которых были ясны все причины их поступков». В научной практике историку часто приходится сталкиваться с представлениями, поступками, не поддающимися какой бы то ни было логике.

Но не дело историка, убежден Блок, осуждать людей, живших и действовавших в прошлом. Вот его размышления по этому поводу: «Какова задача историка — осуждать или понимать? Историк издавна слывет каким-то судьей подземного царства, Царства мертвых; судьей, обязанным превозносить или осуждать погибших героев. Но неужели мы насствует о феноменальной эрудиции автора, она наполнена научной «премудростью» — цитатами, ссылками на десятки произведений и авторов, начиная от античности и заканчивая современникам Блока. С последними он дискутирует, цитируя большие отрывки из их произведений. «Апология истории» впервые издана — в таком виде, в каком ее оставил автор — в 1949 году. Издана стараниями Люсьена Февра, которого Марк Блок считал почти своим соавтором и в посвящении к книге отметил: «Среди идей, которые я намерен отстаивать, ни одна исходит напрямую от вас. О многих других я и сам, по правде, не знаю — ваши они, или мои, или принадлежат нам обоим».

Блок изучал прошлое не на основании анализа мыслей и поступков отдельных личностей (королей, полководцев, писателей, князей церкви), а искал и исследовал признаки, следы общественного сознания того времени. Этим он и отличается от многих древних и современных историков, тысячелетиями занимавшихся историей государства — с его деятелями и героями — а не общества. Блок всегда пытался понять психологию, менталитет людей, живших сотни лет назад. «Наибольшим грехом» ученого, по мнению Блока, является склонность приписывать людям иного времени, иной культуры несвойственные им представления, эмоциональные реакции, нормы поведения. Когда от разнообразия общественных фактов прошлого Блок переходит к синтезу, он получает в результате единство дьи начали совещаться, смотреть на солнце, вспоминать различные приметы, а потом послали за настоятелем монастыря — духовные лица лучше ориентировались во времени благодаря богослужебной периодичности. Наконец, проголосовали за то, что назначенный час все-таки миновал, и определили победителя. Такая вот история. Блок утверждает, что средневековые люди вообще были глубоко безразличны ко времени, о чем свидетельствуют многочисленные исторические документы — они либо датированы абсолютно свободно, либо совсем лишены дат. Даже когда речь шла о рождении членов королевских семей. «Мрак окутывал не только временные промежутки, но и вообще сферу чисел. Вкус к точности и уважение к числам были абсолютно несвойственны людям средневековья». Удивляться нечему — всего несколько веков назад большая часть населения Европы, включая князей и королей, была необразованной, более того — относилась едва ли не враждебно к экзотическому искусству письма. Марк Блок приводит презрительное изречение: «Каким угодно пером можно писать все, что угодно».

Другой пример. В конце первого тысячелетия ожидание Конца света только потому не стало эпидемическим явлением, что каждая страна, каждый народ считали время по-своему, со своими точками отсчета, по своим календарям. Среди них попадались такие календари, согласно которым в иные годы Воскресение Христово только уверены в себе, чтобы сонм наших предков разделять на праведников и злодеев? Не вздор ли — абсолютизировать критерии своего собственного времени, своего поколения или партии и применять их, скажем, к деятелям римской эпохи или средневековья? Это тем более опасно и ненаучно, что привычка осуждать, как правило, отбивает охоту понимать, объяснять. Насколько проще выступать «за» или «против» Мартина Лютера, чем понимать его душу, его время, его современников».

Закончим словами Марка Блока из его последней — незавершенной — книги «Апология истории или ремесло историка»: «В отличие от других, наша цивилизация всегда опиралась на собственную память. Этому благоприятствовало все — как античное, так и христианское наследие. Ведь христианство — это религия историков. Другие религиозные системы основывали свои верования и ритуалы на мифологии, почти неподвластной человеческому времени. У христиан же священными книгами являются книги исторические; христиане отмечают хронологические события священной истории, а также события из истории церкви, из жития святых. Судьба человечества — от грехопадения до Страшного Суда — отражается в христианском сознании как длительное путешествие во времени. Может, из-за этого извечная склонность, подобная инстинкту, заставляет нас требовать от истории, чтобы она руководила нашими действиями».

Клара ГУДЗИК, «День»
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ