У людей, являющихся коренными киевлянами, ряд событий, происходящих в Киеве в последнее время и приобретших форму некоей тенденции, не может не вызывать внутренней тревоги. Она связана с причудливыми гримасами градостроительства, которые в последние годы искажают лицо Киева и могут привести к потере гармонии в его архитектурных ансамблях, бережно хранящих тысячелетнее достоинство киевлян. Трудно подавить чувство тревоги за будущее города и ощущение пагубности данной тенденции.
Есть и внутренняя потребность найти объяснение существующему феномену — почему происходящая бесовщина, почти как по Булгакову, опять стала возможной в Киеве и приняла затяжной, порой необратимый характер?
Многие могут возразить, дескать, ничего страшного не происходит, пришло время коммерческих приоритетов, рынка, ломки устаревших традиций, необходимости обновления и освобождения от совкового наследия, убожества менталитета «хрущевок» и т. д.
А может, действительно, во времена советской власти и московской кабалы коммунисты обезобразили исторический центр Киева, и наконец-то пришло время нам, свободным горожанам- киевлянам, снести наследие того варварского режима и на его месте возвести новые монументы духовности, эстетического совершенства, культуры, независимости, в конце концов?
Да нет. Есть, конечно, в центре Киева архитектурные нелепости ушедшего режима — чего, например, стоит многоэтажная «вставная челюсть» напротив Оперного театра или пантеон под Владимирской горкой! Но чем дальше, тем больше у коренного киевлянина странным образом растет чувство ностальгии именно по тому Киеву, в котором он себя чувствовал, как в родном городе. Ведь образ Киева как чего- то уникального у большинства горожан начал складываться с середины 60-х, и это чувство крепло в течение многих последующих лет. Несмотря на советскую власть, именно в этот период киевского ренессанса киевляне стали ощущать себя единым с Киевом целым, с его парками, органичным единением южнорусской архитектуры с живой природой, каштанами, тополями, фонтанами, аллеями, набережными. Трепетное отношение к своему городу сформировало уникальный менталитет киевлянина, воспринимающего Киев в гармоничной взаимосвязи с живой природой и с особой философией гуманизма и терпимости, переданной от праотцев святого города и бережно материализованной в фантазиях Городецкого, Булгакова, других зодчих, писателей и деятелей культуры.
Каким же образом после обретения долгожданных демократических свобод в философии киевлян произошла глубокая деформация, приведшая к пренебрежению традициями собственного города, превращающая его центр в майдан районного масштаба с безвкусными киосками, сельпо, столовыми и прочими регалиями, присущими, простите, «лимите»? Почему чем дальше, тем больше хуторской менталитет вытесняет гармонию европейской духовной традиции, характерную для истинно киевской архитектуры? Каким образом то, что не успели подправить прежние правители, нынешние осуществляют с размахом и самоуверенностью?
Напрашивается вопрос: почему в европейских странах, где тоже существуют рыночные отношения и коммерческие интересы, где тоже случались смены формаций и катаклизмы, исторические центры городов, несмотря на их «немодность» и внешнюю обветшалость, остаются нетронутыми и бережно сохраняются в том виде, как они выглядели в течение сотен прошлых лет? В том виде, в каком они были дороги отцам, дедам, прадедам, взывая нас, живущих, к исторической традиции и освежая генетическую память ушедших поколений в сердцах и душах наших современников.
Почему даже теоретически невозможно себе представить, что в историческом центре Берна или Цюриха, или Женевы, или Базеля, или Люцерна, или Сант- Галлена, или сотни других швейцарских, французских, английских, немецких городов может неожиданно появиться новое многоэтажное строение? Или представить, что центральная площадь, на которой лежит истоптанная брусчатка и стоит обветшалое здание мэрии постройки XV века, вдруг будут переделаны на удобный современный манер? Что же не позволяет вносить коррективы в архитектурные ансамбли городов Европы и с легкостью, перманентно, по несколько раз в год с удивительной безвкусицей позволяет подправлять исторический центр одной из уникальных столиц мира — города Киева?
На самом деле ответ лежит глубже, чем просто просчеты городского руководства, желающего сделать для нас, киевлян, как лучше. Похоже, что ответ лежит на уровне принципов формирования системы управления.
Для объяснения происходящего следовало бы привести несколько наводящих примеров и начать с очень простого.
ПЕРВОЕ
Горожанин просыпается утром и узнает, что поменяли название улицы, на которой он живет, и что на этой же улице изменено движение общественного транспорта, и что рядом стоящий дом уже снесен, а на его месте будет построен новый, многоэтажный, и что его улица превращается в часть магистрального шоссе.
Горожанин неожиданно узнает, что в районном парке снесли памятник, что в его районе спортивные площадки переделали под рынки и стоянки для автомобилей, что детский сад превращен в коммерческое заведение и что районный гастроном, в котором он десятки лет покупал продукты, уже не гастроном, а магазин для продажи импортных тряпок.
Горожанин неожиданно узнает, что центр его родного города полностью перестраивается по непонятному для него проекту и с непонятной целью; что рядом с культовыми местами, которые были дороги его отцам, дедам и прадедам, открыли казино и строят бетонную громаду новой гостиницы. Горожанин с ужасом наблюдает, как для расширения площадей и улиц массово вырубают деревья, парки, газоны, розарии и закатывают все это в бетон и асфальт. Горожанин с недоумением наблюдает, как в центре города, пронизанного атмосферой единения живой и неживой природы, как грибы вырастают железобетонные многоэтажные исполины, место которым разве что в новых районах города или на его окраине.
Примечательно, что горожанин узнает обо всем этом точно в таком порядке, как и про то, что не имеет к нему действительно никакого отношения — о последствиях наводнения в Будапеште или решениях мэрии Нью-Йорка и т. д.
ВТОРОЕ
В фильме А. Тарковского «Ностальгия» есть один эпизод, в котором герой фильма рассказывает историю, как некто пытался помочь другому человеку выбраться из грязи и вынужден был отказаться от этого, услышав в ответ: «Отстань, живу я здесь».
Это к тому, что многие явления познаются только в сравнении, и часто для решения проблемы надо иметь возможность анализировать ее со стороны, используя альтернативные примеры в иных условиях. Этот сравнительный прием и хотелось бы применить, взяв в качестве примера Швейцарию как одну из наиболее развитых и процветающих стран мира.
Так вот, в Швейцарии невозможно предположить, что какие- либо изменения на любой из улиц города будут проведены без опроса общественного мнения жителей этих улиц и без их волеизъявления в отношении предложенных изменений, какими бы они хорошими ни были. И изменения будут сделаны только в том случае, если большинство жителей улицы их поддержит прямым голосованием или через представителей в совете коммуны. Даже самые хорошие, самые передовые решения нелегитимны и неисполнимы, если их не поддержит проживающее тут население.
В Швейцарии невозможно предположить, чтобы какие-либо изменения в масштабе района (изменения в расположении продовольственных магазинов, детских садов, спортивных площадок, парков, домов для престарелых, больниц и т.д.) были бы осуществлены без опроса общественного мнения и волеизъявления жителей этого района на районном референдуме.
В Швейцарии невозможно предположить, чтобы какое-либо решение в масштабе города, касающееся работы общественного транспорта, магазинов, соцкультбыта, системы образования, медицинского обеспечения, спортивных учреждений, жеков, строительства, благоустройства города и т. д., было бы принято без проведения голосования по этому вопросу в городском парламенте и, при необходимости, последующего референдума горожан.
В Швейцарии невозможно предположить, чтобы в структуру местного самоуправления (совет местной общины, района, городской парламент) были избраны представители, которые не являются жителями этой общины, района, города, по крайней мере, в двух-трех последних поколениях.
В Швейцарии невозможно предположить, чтобы органы, отвечающие за градостроительство (главный архитектор города и т. д.), возглавляли некоренные жители этого города.
Кто-то может возразить против целесообразности таких процедурных сложностей в принятии решений по столь «несущественным» вопросам или резонно заметить, что это очередная швейцарская выдумка в связи с царящими в стране благоустройством, стабильностью, гармонией и отсутствием более серьезных проблем. Правда же состоит в том, что это и произошло благодаря такому, действительно демократическому механизму городского управления в масштабе страны. Гражданская демократия начинается с улицы, с района, со своего города — с того, что определяет человека личностью через его права жителя улицы, горожанина, а уж потом — гражданина страны. Даже в Швейцарии жителя Цюриха мало волнует, что происходит в Женеве, но он уверен, что без учета его мнения ничего не может быть изменено в Цюрихе, ибо его прямые интересы в первую очередь лежат в плоскости улицы, на которой он живет, района, города. Таковы швейцарские законы, начиная с Конституции и заканчивая законами, определяющими принципы самоуправления на уровне города, района, общины.
Не менее важным является бережное отношение горожан к городской традиции и генетической памяти предков и праотцев города. Никто не спорит, что, скажем, в Новосибирске есть архитекторы или скульпторы талантливее, чем в Киеве. Но без генетической памяти человека, род которого в нескольких поколениях прожил в Киеве, невозможно понять, почему нельзя трогать то, что имеет глубокие исторические корни, и почему даже гениальный прогрессивный замысел может привести к разрушению внешне менее презентабельной, но более одухотворенной, сложившейся исторически гармонии пространства.
Хотелось бы надеяться, что такой взгляд со стороны даст пищу для размышлений неравнодушным к данному вопросу киевлянам и поможет разобраться, как выходить из создавшегося тупика.
