«В ПРОДАЖI ТРУНИ ЛЕСI УКРАЇНКИ...»
Нашу поездку в горные районы опутывали серые, как мысли
о невыплаченной зарплате, дожди. В райцентре Хуст строительный директор
Пыйбор Зомбор долго высматривал из джипа памятное ему кафе «Экспресс».
Потом он расхваливал его, смакуя перцовку.
Волдыреватые бесформенные зонтики с отдельными оголенными
спицами на тротуарах Хуста говорили, что крыша над головами местного общества
не очень-то надежна. Хотя местные руководители, судя по случайно попавшей
в машину районной газете, с ее страниц утверждают, что в районе все в общем-то
нормально. Вскоре после этого был паводок — «нормального» оказалось мало...
По улице — кони с возами, трактора с дровяными прицепами,
а между ними, со сдержанным раздражением, как настоящие шляхтянки, иномарки.
Но кони и трактора будут долго сдерживать их движение по этой земле: кони
независимо идут брусчаткой, везут добротные возы с дровами, а над ними
чутко, как налоговые инспектора, дремлют возницы. Глядя на все это прозревающими
глазами, мы проживаем год за годом в удивлении от чувства осознания потери
детства. С удивлением и умираем.
В еще более горном райцентре Тячево поразила прикрученная
к столбу рекламная вывеска: «В продажі труни Лесі Українки...» Что сие
значит — даже познавать не хотелось. По изношенности одежд одних и более
благообразных иных, было видно, что продолжается все более убогая, по-совдеповски
окрашенная игра в руководителей и простых людей.
Тячево — это однооконные фасадики длинных домов, которые,
как случайно потерянные таксы, вот-вот выйдут на улицу. Но не решаются
— бока ободраны, стыдно. Хотя кого стыдиться? Здесь люди рано стареют.
Даже не постаревшие быстро стареют за краткий миг нашего взгляда. Может
потому, что дождь. Серый, как лицо голодного...
ПЕРВОПЕЧАТНИКИ, ЕСЛИ БЫ НЕ ПРЯТАЛИСЬ В ГОРАХ, ФЕДОРОВА
НЕ ПРИЗНАЛИ БЫ
Грушевский монастырь на тячевщине памятен мне по целеустремленной
личности уроженца Хуста Александра Ороса, который во времена дремучего
застоя был одним из немногих кандидатов технических наук среди научной
интеллигенции края, имевший в активе страстное увлечение историей. Он решил
потеснить приоритет первопечатников Шарля Фиоля и Ивана Федорова. И доказать
первенство в книгопечатном деле славянского мира пока что неизвестного
печатника православного монастыря св. Михаила Архангела в селе Грушево.
Орос взялся за непростое дело.
— Да, — говорит он. — Шарля Фиоля принято называть «славянским
первопечатником». С его именем связывают печатание первых пяти славянских
книг («Октоих», «Часослов», «Триодь постная», «Триодь цветная», «Псалтырь»).
Они все будто бы напечатаны в Краковской типографии с февраля по ноябрь
1491 года. Но за столь короткое время это было невозможно, тем более, что
на отысканных старых книгах не оказалось исходных данных. Это и подтолкнуло
к поискам анонимной типографии.
Александр Орос на основании несомненных доказательств,
добытых в архивах и случайных местах, пришел к выводу, что рукописный «Октоих»
родился в Грушевском монастыре. На это указывают записи по краям старославянским
и румынским языками кирилличным полууставом XV века. «Триодь постная»,
«Триодь цветная» тоже напечатаны в Грушеве, уверен Орос, а первоисточником
для них послужили рукописные книги, созданные там же в XIV-XV веках.
МОНАСТЫРИ, КАК И ДЕРЕВЬЯ, ИМЕЮТ ГЛУБОКИЕ КОРНИ
Снова монастырь. Худой игумен-духовник Харитон с глубоковерующими
горящими глазами. Везде, хоть и осень, яркая зеленая трава. Монашки ходят
медленно, словно камни на дне бегущей реки. Над всем и всеми — церковь.
Ниже дом, где живет главная игуменья Екатерина. Он построен в 1994-м. Место
— открытое всем ветрам. Высокое, откровенное, красивое... Над ним, на взгорке,
ряд берез, как строчка в поддержку православия. Перед Углянским Свято-Успенским
женским православным монастырем был прежде такой же, — и сохранился в монашеской
памяти под названием Зановского. Там осели выходцы из Панонии, рассеявшиеся
по Карпатским горам от гонения на православие, когда начали активно произрастать
новые христианские течения. От Угли 20 километров к границе с Румынией,
то есть к райцентру Тячево, где и проходит кордон. В других районах живут
еще своей жизнью десять закарпатских православных монастырей... А мы пока
в Углянском просветленно шествуем сквозь ставшую вдруг вовсе незаметной
сетку дождя. Заходим в столовую — длинные дощатые столы, миски с кукурузными
зернами, ведра с помоями для животных, швейные машинки для монастырского
труда, три коровки за окном, двое телят.
Рождение Углянского монастыря современные историки относят
к раннему домонгольскому периоду. По другим преданиям, Углянский монастырь
основали монахи Сазовского монастыря — ученики Кирилла и Мефодия. Сначала
монастырь имел деревянную церковь, потом ее заменили каменной. Фундамент
посвященного св. Николаю строения сохранился и доныне, он имеет форму лежащего
креста и похож на церкви Панонии. Историк Востоков в хронографе XVII века,
хранящемся в бывшем Румянцевском музее, рассказывает, что в монастыре на
реке Угле проживало 330 монахов. Это был самый большой монастырь Мукачевской
епархии. По пути к названию — Углянский — было два названия: Полонина,
Зановский. Церковь там постоянно разрушалась и возрождалась. На новом уровне
монастырь возродился в 1933 году. В 1959 году социализм ликвидировал монастырь.
Внутренних монашеских протестов никто не заметил. Прессинг продолжался
до 1989-го. После писем в Москву и Ужгород — отворили шлюзы в веру — идите!
До тех пор монашки ютились в других монастырях. Сегодняшняя игуменья Екатерина,
а в миру Кристина Михайловна Стан, работала в колхозе и ходила к монастырю
подумать о жизни. Старая церквушка тем временем разрушилась от ветров и
дождей. С 1990-го духовно обновились снова. В храме есть 26 послушниц и
новички. Одна пришла в прошлом году. Коровы и куры способствуют самообеспечению
физическому. Власти помогают со скрипом...
В Углянском монастыре монашка имеет 40 гривен пенсии. «Люди
ничего не имеют и мы не имеем, — объясняет одна из них вслед листьям, срываемым
ветром. — Если бы мы жили дома — субсидия была бы, а тут платим за свет
и огонь без субсидий».
КАРПАТЫ — АМАЗОНКА ЕВРОПЫ... ПОСЛЕ ИХ УНИЧТОЖЕНИЯ ПОЙДУТ
НА ЕВРОПУ ТЕМНЫЕ ВОДЫ
Продолжался дождь... Шли машины с лесом. Элитным. Это при
том, что еще коммунисты «звонили», что рубить леса Карпат больше нельзя.
Но коммерческие структуры, у которых сегодня никакой структуры,
а лишь к деньгам вожделение, рубят почти не восстанавливаемые даже за несколько
десятилетий приполонинские леса. Нацкомы (национальные коммерсанты. — Авт.)
берут на себя обязательства следить за отведенными участками, но Бог для
них в лесу — контролер недостойный. Лесники без денег. Зарплата — кругляком,
который за пределы района вывозить запрещается без лицензий. Да за 100,
200, 300 баксов лесорубы, ради семьи, покажут для вырубки любому нацкому
любую элитную делянку.
Кому-то и зарплатного кругляка не достается. С линии телефонной
связи между столбами исчезли провода. Куда они исчезли, милиция так и не
узнала... Хата. Три комнаты. Первая — дрова, ящик угля. Вторая, она же
основная — четыре койки, дощатый стол, восемь табуреток, шестеро детей.
Третья — две свиньи. Пол во всех трех — земля. Вокруг еще живой лес.
Стало интересно, что здесь едят:
— Давай поменяемся завтраками?
— Давай.
У них в котелке — горох, кукуруза, пшеница, ячмень. Все
вместе запарено, каким-то жиром залито. Мы есть не стали. Дети набросились
на наши «тормозки», забыв обо всем. И о нас. Мы ушли в лес.
...И вообще пенсии получают здесь без всякой очередности.
Дети до сих пор рождаются. Раньше были дороги, а теперь смыло. Монахи спасают
монастыри, чтобы в далеком будущем там могли спастись сами от навязчивых
потопов, отпущенных судьбой ради всеобщего национального безумия.
