Замысел построить в городе памятник Т.Шевченко возник в начале ХХ века, когда в Украине едва только стартовал процесс увековечивания личности поэта. Немного позже этой идеей прониклась не только полтавская интеллигенция, но и губернское земство, председатель которого Михаил Токаревский по мере своих сил продвигал украинские ценности в общественно-культурную жизнь края. Соответствующие стремления поддерживал и Полтавский союз потребительских обществ, который заказал художнику Михаилу Гаврилко создать бюст Шевченко и изготовить форму для массового производства его железобетонных бюстов. Скульптор выполнил бюст Кобзаря для Полтавского театра, однако до повсеместной «шевченкизации» Полтавщины дело не дошло, поскольку вскоре, в октябре 1920 года, Гаврилко арестовали и расстреляли как руководителя антибольшевистского восстания на Диканьщине.
Впрочем, от идеи увековечения памяти Шевченко не отказалась и новая коммунистическая власть, которая стремилась использовать личность «поэта-революционера» для своего политико-идеологического утверждения. Создать высокий монумент из бетона пригласили скульптора Ивана Кавалеридзе, который перед тем создал памятник поэту в Ромнах. Собственно, его он и взял за образец для своего полтавского детища, придав ему стилевые черты конструктивизма и кубизма. Памятник с лозунгом «...і вражою, злою кров’ю волю окропіте» должны были воздвигнуть в Полтаве под дату, к очередной «революционной» годовщине в октябре 1925 года. В марте все было готово, однако открытие монумента затягивалось, поскольку в СССР уже господствовал метод социалистического реализма, основатели которого, мягко говоря, неблагосклонно относились к разнообразным «кубизмам». Поэтому пока компартийные функционеры от культуры тормозили дело, Кавалеридзе сделал точную копию бетонного Кобзаря в Сумах. Это, возможно, побуждало полтавцев зашевелиться и, наконец, установить в марте 1926 года оригинальный памятник поэту.
«Что собой представляло открытие? Толпа была огромной, собрались люди из Полтавы и окружающих сел. И когда под мелодию «Заповіту», которую написал Гордей Гладкий, с памятника сняли покрывало, грянул многотысячный хор. Все, кто тогда приезжал в Полтаву, были певучими людьми и знали творчество Шевченко, — рассказывает заведующая научно-исследовательским отделом этнографии Полтавского краеведческого музея Галина Галян. — Особенность памятника заключается в том, что фигура Шевченко как будто вырастает из земли, а сам поэт сидит на возвышении. Думаю, что Кавалеридзе неслучайно сделал привязку к месту в центре старой Полтавы, ведь Шевченко, вероятно, бывал там, когда ходил писать Воздвиженский монастырь и дом Котляревского (кстати, говорят, именно по картине Тараса Григорьевича воссоздали вид усадьбы автора «Енеїди». — Ред). Допускаю, что неслучайным было и расположение памятника напротив здания бывшего губернского земства, которое скульптор рассматривал как Парфенон».
Хотя, как позднее показала история, судьба полтавского Кобзаря не была легкой: во время немецкой оккупации города фашисты, не углубляясь в детали, едва не уничтожили монумент, ошибочно приняв Шевченко за враждебного им коммунистического вождя Ленина. Да и в послевоенное время поврежденный памятник украинскому поэту, из которого торчали куски арматуры, не был в большом почете. Советская власть не спешила его восстанавливать не только из-за того, что Полтава вроде бы благосклонно встретила гитлеровскую армию, но и потому, что сам стиль выполнения, по словам Никиты Хрущева, был непонятен народу. Следовательно, руководитель Советской Украины, который приезжал в город в октябре 1947 года, предложил оставить памятник как красноречивое свидетельство фашистского вандализма и создать что-то похожее на бронзового киевского Кобзаря (воспоминания об этом сюжете оставил бывший главный зодчий Полтавы Лев Вайнгорт в «Записках провинциального архитектора», где есть небольшой раздел «Встреча с Хрущевым»). Впрочем, новый «правильный» монумент поэту в Полтаве так и не возвели, однако и старый около десяти лет не спешили реставрировать, а его сумского «побратима» — во время борьбы с формализмом в искусстве — вообще демонтировали в 1960-х годах. Пытаясь спасти свое полтавское детище, Кавалеридзе предлагал заменить его бронзовым, соответствующим полтавскому, и даже выделил на это 100 тысяч рублей. Однако, к счастью, аутентичного конструктивистско-кубистского Кобзаря таки удалось сохранить. Возможно, не последнюю роль в этом деле сыграл один из местных компартийных «боссов» — Максим Онипко, который не был совсем лишен украинских сантиментов и способствовал восстановлению памятника.
Несмотря на то, что Шевченко хорошо вписали в советский идеологический контекст, он так и не стал для системы действительно «своим». Его почитали скорее ритуально, чем по зову сердца. Цветы у подножия монумента можно было увидеть разве что 9 марта, в день рождения поэта, или после какой-то научной конференции по гуманитарным вопросам. Тогда как появляться у памятника в день перезахоронения Шевченко, 22 мая, было категорически запрещено и опасно, за чем пристально следил недремлющий глаз спецслужбы. Ослабление этих тенденций произошло только в конце 1980-х — начале 1990-х, когда по Украине прокатилась новая волна национального возрождения. Обретение независимости сделало нормой встречи и официальные торжества у Кобзаря, который остается мощным символом неискоренимого украинского духа Полтавы и, конечно, является одним из наиболее интересных монументов города.
