Кризис в украинском книгоиздании — неизменная тема выступлений едва ли не всех отечественных средств массовой информации, как печатных, так и электронных. Этот кризис —действительно бесспорный факт. Но «День» хотел бы обратить внимание на одно важное, на наш взгляд, обстоятельство: решить все проблемы, накопившиеся в этой отрасли, могут только люди дела и, в то же время, высококвалифицированные специалисты.
Вот почему «День» предлагает вниманию уважаемых читателей откровенный разговор с именно таким человеком — главным редактором киевского издательства «Факт» Леонидом Финкельштейном. Возможности возглавляемого им издательства и свои личные качества Леонид Петрович убедительно продемонстрировал, издав в «Факте» в кратчайший срок и на хорошем полиграфическом уровне (а такое сочетание — довольно редкое явление!) книгу исторических этюдов «Дня» «Украина Incognita» под редакцией Ларисы Ившиной, за что газета ему искренне признательна. И еще добавим: общаться с Леонидом Петровичем действительно очень интересно, потому что имеешь дело с нестандартно мыслящим, неравнодушным и остроумным собеседником.
— Почему ваше издательство называется «Факт»? Если «Факт» — то речь идет об очень практичных, конкретных вещах. А с другой стороны, книгопечатание в Украине — это занятие для «донкихотов»: если учитывать правовые особенности в государстве, особенности рынка, и книгопечатания, в частности.
— Я, с вашего позволения, буду считать этот вопрос в какой-то степени риторическим, потому что ответить на вопрос, почему именно такое название, я даже не могу. Когда пять лет назад мы собрались и начали думать, как работать издательству, то, возможно, именно «Факт» назвали из-за того, что не нашли издательства, которое так называлось; а слово-то короткое. Я не думаю, что оно тогда имело какой-то подтекст. Сегодня это название стало абсолютно уместным. Если бы мы начинали сначала и искали название издательства, то, бесспорно, мы его назвали бы именно так. Ибо, как ни странно —
все, что мы делаем, и все, что мы говорим о себе, — действительно факт . Мы не врем себе, мы не врем читателям; пытаемся не врать государству (хотя оно очень часто побуждает нас к тому, чтобы мы его немножко обманывали — а то у нас не будет возможности издавать книги). Оно «просит», чтобы мы его обманывали...
Вообще я считаю, что книгораспространение, книгоиздание, писательский труд — это нормальное сочетание абсолютно точного расчета, прагматизма с романтикой, с тем самым «донкихотством» , о котором вы упомянули. Говорят, что для этого нужно быть изначально государственным издательством или как можно более скорее кому-нибудь «продаться». А мы хотим быть достаточно самостоятельными и не хотим иметь «папу»; то есть того, кто нас «кормит», у нас нет. Над нами нет ни одной экономической (политической — тем более) и идеологической структуры. Если не называть идеологическими структурами сотрудничающих с нами людей, то есть ведущих, с нашей точки зрения, украинских писателей и ученых. С другой стороны, нужен и здоровый прагматизм. Ведущий — это не значит — богатый; ведущий — это не значит, тот, кто может практически помочь. Но из этого следует и «донкихотство», потому что «ведущий» — это человек, который умеет работать и готов за небольшие гонорары просто нормально издать свою книгу или сделать свой научный труд (иметь возможность и знать, что ее сделают профессионально; безукоризненно профессионально). В этом и заключается «донкихотство».
— Есть одна проблема и существуют три разных взгляда на нее. А именно: что такое украинская книга? Первый: любая книга, о чем угодно, которая издана в Украине. Второй: книга, на любом языке, которая добавляет что-то новое к нашим знаниям об Украине. Третий взгляд, более жесткий: это книга исключительно на украинском языке, выполненная на соответствующем уровне, которая опять-таки добавляет нечто новое к нашим знаниям. Вы являетесь сторонником какой точки зрения?
— Иметь формулу или определение нужно только тогда, когда нужна формула или же определение. Я абсолютно не понимаю, зачем издателям искать определение — что такое украинская книга? Действительно, существует несколько позиций. Это книга, которая издана в Украине на украинском языке, — прекрасное определение. Второе — книга, изданная в Украине на любом языке, — тоже абсолютное определение. Третье — книга, изданная не в Украине на украинском языке. Можно найти еще какие-то определения. Если определение нужно для того, чтобы давать льготы, то пусть этим занимаются, простите, должностные лица, которые думают, кому бы их давать. Но им тоже будет нелегко. Вот, например, принимается определение — украинской является книга, изданная на украинском языке и только в Украине, и на эту книгу нужно давать льготы. Представьте себе на минуточку, что мы находим неизданные тексты Николая Гоголя и издаем их на русском языке. И с другой стороны, какое-то издательство напечатало сборник докладов или статей кандидата в депутаты, скажем, по Хацапетовскому округу. И что — кандидат в депутаты, издающий свои «нетленки», нуждается в льготах? То есть и государству будет не очень просто принимать решение после выбора какого-то определения. Мы, издатели, должны пользоваться законом, который существует в государстве. Я себе представляю, что будет освобождена от налогов или получит льготы только украиноязычная книга. Присаживаюсь и считаю: есть ли смысл издавать русскоязычную книгу в Украине, на которую не будет льгот? Если же я подсчитал, что смысл есть — я издаю. Если нет — ищу украиноязычную книгу — для того, чтобы мне, извините, больше заработать. Чтобы руководствоваться законом, мне не нужно определение. Я считаю, что люди ищут определение для того, чтобы иметь процесс, а не результат. А поскольку, мы не только романтики, но и прагматики, то идем к результату, а не к процессу.
«УКРАИНСКАЯ КЛАССИКА ДОЛЖНА СТАТЬ БРЭНДОМ НАЦИОНАЛЬНОГО КНИГОИЗДАНИЯ»
— Риск в предпринимательской деятельности и в издательском деле в частности, а тем более в Украине — вещь постоянная. Насколько оправданны риски, на которые вы можете пойти? Есть ли у вас ощущение — тот или иной проект стопроцентно пройдет и будет успешным?
— Я еще не знаю, чем я больше рискую, — когда издаю книгу и думаю, что она не будет быстро продаваться, или когда я не издаю книгу, которая нужна мне, моим детям, моим будущим внукам, даже если она будет медленно продаваться. Заниматься издательским делом и думать только о сегодняшнем дне — тогда лучше заниматься водкой. Чем отличается человек, строящий свой бизнес на водке, и человек, строящий его на книгах? Я считаю, что любой человек заслуживает уважения. Но человек, строящий бизнес на водке, думает о сегодняшнем дне, а строящий на гуманитарной сфере — думает также и о будущем. Мне небезразлично, что будет после меня, более того — мне небезразлично, что будет со мной лет через десять. Я собираюсь их прожить довольно активно и хочу, чтобы спустя десять лет было лучше. А для того, чтобы было лучше, простите, нужны книги. Мы, конечно, рискуем. Ну а кто сегодня не рискует? Какой бизнесмен, какой человек, работающий в современных условиях, не рискует? Опять-таки, небольшой расчет — если я буду знать, что мне в какой-то издательский проект нужно будет заложить $500 тысяч, то я этого не сделаю, даже если это будет нужно для будущего — в первую очередь — у меня такой суммы нет! А если какая-то сумма на важную для меня книгу все- таки есть, я, конечно, рискую. И рискую любыми книгами — по школьной математике и книгами Оксаны Забужко, и украинской классикой, которая, я считаю, должна стать брэндом не только нашего издательства, а вообще брэндом национального книгоиздания. Это моя абсолютная позиция. И в этом смысле меня очень порадовала фраза госпожи Леси Коваль, президента Львовского форума книгоиздателей, которая сказала, что, может, так и должно быть: остросюжетные романы, которые раскручиваются в нашей стране больше, чем любая другая литература, возможно, и должны остаться русскоязычными; потому что если сегодня учить авторов писать так, как пишет та же Маринина?.. Я, кстати, не считаю ее хорошим писателем. Но все равно она сейчас пишет лучше, чем большинство наших так называемых писателей, издающих «остросюжетные» романы. Я не знаю, нужно ли их сначала учить? Зачем! Если есть такие пласты украинской классики, именно элитной литературы! Может быть, на них нужно обратить внимание. Конечно — это риск! Но риск, который работает на мое будущее, ваше будущее, на будущее всех людей.
«ПРИШЛО ВРЕМЯ ИНТЕГРИРОВАННЫХ КНИГ»
— Вопрос вполне конкретный. Ведь мы пришли к названиям и именам. На полке «Факта» уже семь книг из серии «Текст+Контекст», пять — в работе... Во- первых, несколько слов об истории этой идеи. Во-вторых, замысел серии заключается в том, чтобы дать какой-то принципиально или качественно новый образ украинской литературы?
— Я не боюсь слова — «принципиально».
— Насколько этот проект на сегодня успешен с различных точек зрения — с творческой, научной, с коммерческой?
— Во-первых, что касается «принципиально новый» или просто «новый» взгляд на украинскую классическую литературу. Я считаю, что здесь цель еще более глубокая — к сожалению, общий образ украинской литературы не просто плохой — он для обыкновенного читателя отсутствует. Эта серия именно «лепит» образ — его ведь не было! Ибо те произведения, которые изучались в школе — продолжать это делать так — или преступление, или самоубийство. Я знаю, как ученики в школе когда-то готовились к ответу именно на уроках украинской литературы. Не зная названия произведения, выходили и говорили: «У творі відображена тяжка доля селян ЗА часів радянської влади». И, как правило, они попадали «в яблочко»; то есть — тяжелая судьба крестьян «до радянської влади». И все — стопроцентно двойку они уже не получали. Образ классической украинской литературы нужно было (и я уверен в этом) делать заново. И я рад тому, горд тем, что именно «Факту» пришла такая мысль. Но, что касается других аспектов — я абсолютно не понимаю, почему люди, которые этого должны хотеть не меньше, чем я, помогают очень и очень мало! Я считаю, что книги серии «Текст+Контекст» просто (считайте, что я нескромный человек...) должны быть нашей главной целью; мы все должны работать над книгами такого типа. Не потому, что это книги издательства «Факт»! Они являются действительно новым прочтением украинской классической и переводной литературы, элитной современной литературы! Новое прочтение потому, что, во-первых, это действительно классика и хорошая литература. Во-вторых, время интегрированных книг должно прийти. И оно пришло, безусловно! В-третьих, люди устали видеть предисловие, послесловие и знать, что их не нужно читать. Я имею в виду не ученых, а обычного читателя. Он очень редко читает предисловие и послесловие и хочет прочитать или только текст, или все вокруг текста — от слухов (простите на слове) до каких-то интересных моментов, акцентов, красивых версий. И я думаю, что, возможно, не все книги серии «Текст+Контекст» уже абсолютно такие, как хотелось бы, но я уверен, что с каждой книгой мы делаем все больше и больше. Я даже не говорю о фамилиях, которые мы «подняли». Это — и Данте, и Мольер, и Гофман, и Франко, и Косач, и Пушкин, и Винниченко, и Леся Украинка, и Марко Вовчок, и Юрий Яновский. Последний просто изувечен всеми — и советской властью, и постсоветской властью; потому что поставить клеймо «советский писатель» и забыть об этом авторе или в школах продолжать учить его, пусть и хороший, сильный роман «Вершники», а все остальное — нет. Почему именно этот роман изучается в школе? Простите, он более коммунистический; и я отвечаю за свои слова.
«СЕРИЯ «ТЕКСТ+КОНТЕКСТ»: ДОСТИЖЕНИЕ ГОСУДАРСТВА, ЗАСЛУГА — ИЗДАТЕЛЬСТВА»
— Не только «Вершники» изучаются...
— Нет, где изучается другое — в альтернативных программах, в книгах для внеклассного чтения? Возьмите действующую общеобразовательную программу. Конечно, в Украинском гуманитарном лицее, в других интегрированных учебных заведениях изучается именно то, что нужно — я это понимаю. Но я имею в виду школы, школьные библиотеки. Даже если в школьной библиотеке, которая может этим похвастаться, стоит какой-то сборник М. Рыльского или Ю. Яновского, то читайте предисловие. И после этого вы хотите, чтобы люди хотели читать эти книги? Они будут от них «бегать». Самое страшное — лишиться своей истории, культуры и литературы. Она наша культура, и она должна быть. И если мы это делаем, то я считаю — нам обязательно должны помогать. Мы же не просим помогать деньгами, услугами или льготы какие-то делать. Не нужно! Просто дайте серьезный, объективный анализ того, что мы делаем. Сделайте, господа, акцент — не должна серия классической украинской литературы «Текст+Контекст» в газетах называться намного позже, чем, скажем, «Коронация слова»! Я не против этого проекта, пусть издают. Но, простите, что нуждается в большей рекламе?
— На Форуме издателей серия «Текст+Контекст» была отмечена...
— Да, во Львове специалистами она была отмечена. Но я хочу, чтобы рецензии на эти книги шли впереди всех других рецензий и считаю, что это правильно. Мое желание, чтобы украинцы, скажем, обратили-таки внимание на творчество Леонида Плюща, гениального нашего литературоведа и известного правозащитника, культуролога (он сейчас живет во Франции), которого мы вернули в Украину (книги «Екзод Тараса Шевченка», «У карнавалі історії. Свідчення» — воспоминания, мемуары выходили в Канаде, а не в Украине). Я не видел ни одной рецензии ни в одной украинской газете или журнале на «Екзод Тараса Шевченка»! Почему? Есть две причины: или потому что уважаемые господа журналисты не могут ее прочитать и отрецензировать (такое тоже бывает, к сожалению), или потому что это неинтересно. Почему неинтересно? Не знаю, может, из-за того, что есть такие проекты, которые, возможно, менее благородно рекламировать, а почему-то более полезно? Но все это факт . Видите, слово опять «сыграло»!
— Да, серия «Текст+Контекст» — это достижение издательства перед Украиной...
— Достижение государства, заслуга — издательства.
«ЗАЧЕМ ФИЗИКУ БЫТЬ ЛИТЕРАТУРНЫМ РЕДАКТОРОМ?»
— Идея сверхплодотворная — приблизить к читателю классику с достойными комментариями. Если бы все издательства Украины сделали хотя бы один шаг в этом направлении, то книжная сфера нашей культуры, и гуманитарная в целом, имела бы качественно другой вид. В газете «День» был гостем главный редактор издательства «Кальвария» Петр Мацкевич, и, в частности, он сказал такую полемичную фразу: «Книга должна стоить дорого — это однозначно». Озвучил он также такой тезис — «дешевая книга — преступление...» Кроме этого, он заявил, что в издательстве должны работать не гуманитарии, а физики, «технари» и т. п... Ваше отношение к таким интересным и, однозначно, дискуссионным тезисам?
— Я не думаю, что вообще возможно на мировом уровне здесь какое-то обобщение. Я абсолютно уверен, что когда мы с вами доживем до того времени, когда у нас будет достаточно денег, то тогда книга, безусловно, должна стоить дорого. Сегодня рассчитывать на то, что дорогая книга дойдет до читателя, — к сожалению, преждевременно. То есть спросите меня еще раз, — хочу ли я, чтобы мои книги продавались по более высоким ценам? Отвечу абсолютно откровенно — ой как хочу! Спросите меня во второй раз — хочу ли я, чтобы мои книги стоили дорого, но не продавались. Отвечаю — нет, не хочу. А что же я хочу? Искать баланс — «цена+качество». Хочу, чтобы мои книги были, конечно, прибыльными, и все делаю для того. Но, простите, я вижу, скажем, как на презентациях Оксаны Забужко к ней подходят студенты и просят подписать книгу Тане, Мане, Ане, Марьяне (то есть всей группе). Одна книга на всю группу! Потому что они «скинулись» на 10 — 15 гривен, которые у нас стоят эти книги... Я не думаю, что можно говорить так. У нас так много преступлений, что называть дешевую книгу преступлением я бы не спешил .
Теперь вторая часть вопроса. Издательство «Кальвария» — успешное, и у него есть поддержка (не знаю, хорошо ли от этого издательству или плохо). Я очень не люблю, когда наше издательство называют частным. Нет, мы — государственное издательство с частной формой собственности. И это — существенно. Что такое государственное издательство? Мы работаем на государство! Хочет ли государство, чтобы мы на него так работали? По тому, что мы такое снимаем помещение; по тому, что у нас на все проекты не хватает денег, очевидно, что государство этим не занимается и ему пока что это не нужно. Я надеюсь, что есть издательства, которым легче. Значит ими кто-то (или государство, кто-то ли другой) занимается. Я за них очень рад. Далее: «В издательство нельзя брать филологов, гуманитариев». Не знаю — водитель действительно не должен быть гуманитарием. Директор издательства? А Иван Малкович — классный поэт, который замечательно разбирается в музыке, в живописи. Он филолог — и ведь неплохо у господина Ивана все выходит. У нас директор издательства Иннокентий Выровый, как и я — не гуманитарий. Но я не очень себе представляю, зачем физику быть литературным редактором? Более того, что касается корректоров, то здесь не просто должен быть филолог, не просто гуманитарий, а филолог, тире — гуманитарий, специалист; да и еще человек, который не становится соавтором. Знаете, как характерно для литературного редактора — «а вот я написал бы так!» Если бы люди приходили ко мне и устраивались на работу, то после этой фразы для меня все было бы ясно. Если этот человек хочет быть соавтором, то пусть сидит дома. Конечно, не каждый филолог может работать корректором, не каждый математик или программист может работать верстальщиком. Вузы, которые готовят именно работников для редакций? Ну подождем, возможно через несколько лет они помогут нам. Пока что я их не видел.
«СЕРЬЕЗНОЙ СИСТЕМЫ КНИГОРАСПРОСТРАНЕНИЯ В УКРАИНЕ НЕТ»
— Есть цепь: издательство — книжный магазин. Как вы проходите этот путь? Мы знаем, что у вас есть фирменный магазин...
— Я бы его так не называл. Просто в нем наши книги продаются по ценам издательства.
— Какова сейчас ситуация (технологический вопрос в значительной степени) с системой книгораспространения в Украине?
— Вопрос это недостаточно технологический. У нас получается так, что каждый технологический вопрос обязательно перерастает в стратегический.
— Часто с политическим привкусом?
— Да, к сожалению. Конечно, мы классно сотрудничаем со всеми книжными магазинами, в которых продаются наши книги. Ведущие киевские, львовские, ивано-франковские, ровенские и другие книжные магазины с нашими книгами работают и нормально их продают. Но нет государственной системы книгораспространения! Ни государственной, ни нормальной частной. Кроме того, если где-то появляется какая-то нормальная система, то иногда удивляет и ее заангажированность, и ее существенная направленность на то, чтобы не столько книги распространять, сколько решать какие-то свои «интересы». То есть нет системы. От того, что там книжный магазин «прокручивает» на 1 — 2 тысячи гривен наших книг в месяц, от этого издательство немного заработает, да и магазину не легче от этого. Но серьезной системы книгораспространения в Украине нет. И в этом смысле я согласен с теми, кто этот вопрос поднимал (и Александр Афонин, и Константин Родик), кто говорил о том, что государство должно закупать книги не по системе госзаказа (он может повредить не только книге, но и всему государству в целом), потому что это последствия коммунистического прошлого. Если с ними не «рассчитаемся» — то мы хотим жить в этом прошлом! Но что касается формуляров и формирования школьных, вузовских библиотек, то в этом смысле, конечно, государство должно заниматься их проблемами. Книга вышла, она на полках в книжных магазинах; чиновник выбирает ту книгу, которую нужно закупить для тех же школьных библиотек. У нас это заменяется или госзаказом, или грифом Министерства образования и науки, к сожалению.
— Мы затронули очень важную, серьезную проблему. Есть такое слово «промоушен», иногда в украинском варианте его дают как «промоція», а буквальный перевод — это «проталкивание». То есть все, что связано даже не с рекламой, а с презентацией книги всему обществу. Это большая проблема, уходящая корнями в нашу национальную психологию. Иван Франко, Павел Грабовский, Леся Украинка, Пантелеймон Кулиш — они тысячу раз говорили, что «украинцы безразличны к самим себе, к своей культуре, к своим гениям». Вот вы говорили о том, что серия есть, а так мало все это резонирует в обществе. Кажется, корни в чертах, о которых говорили наши классики... Вы по профессии математик...
— Сразу поправляю, я по профессии не математик, а учитель математики...
— Да, вы теперь издатель, но остаетесь математиком. Есть у вас сентимент литературный. Как произошло, что учитель математики стал издателем, еще и с каким-то литературным уклоном. Очевидно, это связано с вашими вкусами, с кругом общения, с теми людьми, которые были для вас всегда важными, интересными, дорогими, возможно?
«ПОЛУИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ — ОЧЕНЬ СТРАШНАЯ ВЕЩЬ»
— Я еще раз отмечаю, что я именно учитель математики. Математиком никогда не работал. То есть я — гуманитарий. Профессия учителя — гуманитарная профессия. И я не могу сказать — мне было все равно, что преподавать — математику или литературу. Я любил, люблю и буду любить свой предмет — школьную математику, в которой я специалист, но для меня общение с моими учениками (я понимаю, что слово «бранное», но воспитание моих учеников) очень и очень важно. Я делал так, чтобы на макете науки (а школьная математика не является наукой, это макет науки) учить, и я все-таки и сейчас учу своих учеников тому, чтобы они стали людьми, которые умеют или в будущем сумеют быть учеными. Чтобы это были люди порядочные, которые будут работать над собой; чтобы эти люди опять-таки думали о своем будущем, своей семье, своих детях, то есть своем государстве. И этому я их учил, учу и собираюсь учить и впредь. Это первое.
Второе. Конечно, на меня многие люди влияли. Кстати, это и мой учитель математики, сегодня мой соавтор Исаак Аркадьевич Кушнир, которому я благодарен за многое — и за школьную математику, и за общее образование и культуру. И я благодарен ему за книги, которые издаются в «Факте» без грифа Министерства образования и науки (но в них заинтересованы ученики, дети, их родители — и это для меня очень и очень важно). Меня учили, конечно же, мои родители, которые всю жизнь читали, любили книгу и покупали книги. Мы учились вместе с друзьями, ходили на концерты, встречались на презентациях с писателями, поэтами, мы любили это. Сейчас очень много идет разговоров по поводу того, что же такое слово «интеллигенция» — русское или украинское оно? Не знаю! Я знаю одно — всю жизнь хотел быть интеллигентным человеком. И все делал, чтобы таковым быть, — читать, знать, думать... Я очень не люблю «полуинтеллигенцию»; и очень не люблю, когда рабочий класс и трудовое крестьянство вместе «объединились» и у них «интеллигенция» родилась. Страшное дело! «Полуинтеллигенция» — это очень страшная вещь. А что касается тяги к настоящей интеллектуальности (точнее будет слово — интеллигентности), то я считаю, что и учителю (извините, математики), издателю и просто нормальному человеку, с которым, считаю, более или менее приятно общаться и есть о чем поговорить, это просто необходимо.
— В этом круге вашего общения есть Калинцы, тот же Леонид Плющ...
— Я действительно с большим наслаждением общаюсь со всеми этими интеллигентными людьми — с Калинцами, Л. Плющом, Оксаной Забужко... Я познакомился с О. Забужко как раз тогда, когда уже начал заниматься издательским делом. Но мне, простите, было легче, чем, возможно, многим издателям. Почему? Потому что, когда мы начали издательское дело, я уже тогда кое-что прочитал. И Игоря Калинца поэзию, и Оксану Забужко, и даже Леонида Плюща, которого в Украине в то время, к сожалению, не знали и некоторые филологи. Пришел я в это дело более-менее образованным человеком. Хотя, поверьте, мне очень не хватает образования. На сегодня — очень. Мне стыдно, когда кто-нибудь, например, из Киево-Могилянской академии, рассказывает о каком-то литературном произведении, которое я пропустил, не читал. Пробую догнать, но ведь вы знаете, что догонять намного сложнее, чем делать это последовательно.
— Леонид Петрович, вы подсказали исключительно интересную тему для разговора — «полуинтеллигентность». Вот и есть огромная проблема — с Солженициным можно спорить, но он как- то дал русское слово — «образованщина»... Человек грамотный, однако далекий от настоящей культуры возьмет «Чотири шаблі» Ю. Яновского — он не будет читать, отложит. Более того, такой человек враждебен, по существу, не только культуре, но и политической свободе. Отсюда вот и берется тоталитаризм. Образ Швондера...
— С Швондером было намного легче — он не был даже и «полуинтеллигентом».
— Во всяком случае, что-то там читал...
— Я понимаю, что это не вопрос, а просто реплика.
«Я СОВЕТУЮ СЕБЕ ИЗДАВАТЬ ХОРОШУЮ ЛИТЕРАТУРУ»
— Миссия вашего издательства. Вы ведь защищаете настоящую культуру, с большой буквы. Что можно сделать относительно этого в книжной сфере?
— Во-первых, я бы очень осторожно даже относился не только к слову «интеллигентность», «образованность» или «культура», а даже к слову «грамотность». То, что Швондер прочитал Каутского, не означает, что он был грамотным человеком! Он просто мог читать и спекулировать фразами. Таких людей в советские времена было намного больше, чем просто грамотных людей. «Каждая кухарка может управлять государством». Я считаю, что кухарка должна варить еду, а руководить государством должны люди, которые учились именно этому. Это другой вопрос. А что же касается «Что делать?». Я вообще не знаю, что делать. Сегодня — «Что нужно делать?». Завтра — «Кто виноват?». Послезавтра — «Государство и революция»... Я не знаю, что нужно делать всем; знаю только, что сам делаю. У меня нет ни одного стратегического совета. В меня есть конкретные советы, скажу больше, советы только для себя. Я советую себе издавать хорошую литературу, читать хорошие книги; советую себе при общении с авторами, составителями разговаривать на их языке (имею в виду не украинский язык — потому что это понятно, а я имею в виду возможность находить общий литературный язык), если хотите...
— В одном контексте...
— Благодарю за подсказку. Я себе это советую. А советовать людям, что нужно делать? Я бы сказал так: «Что хотят — пусть это делают, но делают то, что хотят». Вот единственное, что я советую. Я вообще далек от вопросов, которые мне неинтересны, в которых я мало что понимаю. «Нам своє робить», — как писал Павло Тычина.
— Но он там писал и такое: «Всіх панів до одної ями...»
— Ну писал, но ведь не будем жечь из- за этого его стихотворения, что он именно так писал. И Тычина, и Маяковский, и Сосюра так писали. И Иван Франко был у нас «вечным революционером», и мы забыли о литературном наследии Франко, потому что запомнили только: «Вдарив революціонер — захитався світ!» А нужно прорабатывать все его литературное наследие.
— Немного абстрагируемся, слишком много политики, по-видимому... Вопрос несколько анекдотичный — что, на ваш взгляд, читают наши власть имущие?
— Да не знаю я! Отвечу так. Поскольку те 2000 экземпляров «Текст+Контекст» изданы и еще не распроданы, значит они еще не посоветовали их купить. «Партия сказала — надо. Комсомол ответил — есть!», — помните еще? Если их не купили, то они не посоветовали. Если они это не сделали, то мои книги не читают! Значит они им не нужны.
— Какое место в работе вашего издательства занимает книга «Украина Incognita», вышедшая в «Факте» в начале сентября?
— Вообще я думаю, что это не секрет — любое издательство выполняет так называемые заказные работы. То есть издательству что-то заказывается, оно не очень переживает, что там в содержании, и просто делает более-менее качественно свою работу. Но я могу сказать, что к книге «Україна Incognita» в «Факте» было абсолютно иное отношение. Дело в том, что хотя нам и было очень тяжело книгу эту делать, потому что сроки слишком жесткие, нужно было ее сделать и качественно, и быстро. Но самое главное заключается в том, что когда приходят даже с заказной работой, за которую платят деньги; даже тогда, когда просматриваешь книгу, отношение к ней бывает разным. И вот когда «Украину Incognita» я просмотрел (а я эти тексты читал в газете «День», потому что мне действительно это интересно), то обратил внимание — выйдет (неважно, мы готовили этот проект или нет) нужная для всех читателей книга, и она весьма интересна. Могу сказать, что мы над ней работали с большой охотой и, я считаю, качественно — и компьютерщики, и литературные редакторы, и корректоры... Работали с уважением к теме (не боюсь сказать — с уважением к заказчику). И я считаю, что эта книга, на которой стоит гриф нашего издательства, соответствует духу «Фактов», то есть она уместна в перечне издаваемых нами книг. «Украина Incognita» — еще одно событие, еще один шаг в том направлении, чтобы издавать качественные, полезные, нужные для государства, людей, читателя книги .
— Издательство «Факт» — это, кажется, больше, чем просто издательство. Я имею в виду, что здесь часто бывают студенты, мои коллеги из Киево-Могилянской академии, и они приходят потому, что «Факт», по-видимому, не просто издательство...
— Вы знаете, поверьте, я к этому отношусь, как к большой беде, когда нам нужно быть больше чем издательством. Мы действительно больше, чем издательство. Но я вспоминаю Евтушенко — «Поэт в России больше чем поэт». Ну зачем быть «больше чем поэтом», достаточно просто быть гениальным или просто хорошим поэтом! Мы, к сожалению, из-за нашей нищеты, неправильной постановки вопроса (не нашего издательства, а вообще) — действительно больше, чем издательство. Однако это плохо. Издательство должно быть издательством, парикмахерская — парикмахерской, школа — школой, поэт — поэтом, человек — человеком, государство — государством.
«ВСЕ ИЗДАННЫЕ НАМИ КНИГИ — ЭТО ЭТАП ОТ МЕЧТЫ ДО РЕАЛИЗАЦИИ»
— Есть ли у вас книга-мечта, которую вы еще не издали, но так хотите ее издать, что готовы пойти на огромный риск (коммерческий в том числе), чтобы она появилась?
— Как ни странно, нет по одной причине — если бы она была, то уже была бы издана. Очень просто — все изданные нами книги — это этап от мечты до реализации.
— Книги — ваши дети?
— Нет, по-видимому, все-таки друзья. Дети, как правило, не стают сразу умнее отца, может быть, со временем. А они, мои книги, изначально умнее меня. Это — друзья, причем старшие друзья.
— У вас очень широко издавалась и издается такая известная писательница, как Оксана Забужко...
— Действительно. Оксану Забужко кроме нас издавали и другие издательства, и вероятно будут еще издавать — хотя я этого и не хотел бы. Я считаю, что феномен (а я не боюсь подчеркивать это слово) Оксаны Забужко заключается не только в том, что это высококлассная писательница. Но еще и в том, что она единственная (десять раз подчеркиваю слово единственная) сделала попытку привлечь русскоязычного читателя к украиноязычной книге . Я знаю лично большое количество людей, которые первую (не имею в виду в школе — во времена советской власти) украиноязычную книгу прочитали именно Оксаны Забужко. Давайте скажем правду, русскоязычный читатель был намного квалифицированнее во времена советской власти, нежели украиноязычный (в большинстве своем). И никуда от этого не денешься — и книг было больше, и не говорили на уроках украинского языка — «не говоріть непонятно» (кстати, на уроках русского языка так не говорили), и государство поддерживало русский язык, и отнюдь не украинский. И потому, конечно, квалификация русскоязычного читателя в Украине была довольно высокой. И нужно было сделать поступок, «запустить» что-то на украинский книжный рынок. Для того, чтобы русскоязычный читатель увидел — здесь, на нашей земле, что-то есть, и что- то все-таки можно читать. И для этого нужно было сделать роман-провокацию, роман-поступок. Именно так сделала Оксана Забужко. Я считаю (как это ни странно), что серия «Текст+Контекст» — украинское литературное наследие, идет сегодня к русскоязычному (да и к украиноязычному, конечно) читателю в какой-то степени на плечах Оксаны Забужко. Она возвратила интерес! И я действительно горжусь тем, что понял это через 1,5 — 2 года работы с издательством «Факт».
— Сколько людей работает в издательстве?
— Я бы не хотел, чтобы эта цифра была озвучена. Я бы назвал ее коммерческой тайной. В издательстве среди постоянно действующих работников есть не только люди, которые ножками книжки развозят, не только компьютерщики, главный редактор и директор, а есть профессиональные литературные редакторы и корректоры. Это люди, которые работают над книгой, понимая при этом, над чем они работают. У нас очень хорошая компьютерная база и действительно работают профессионалы. Но я горжусь в первую очередь именно литературными редакторами.
— Работа в издательстве — это способ или стиль жизни?
— Вы знаете, я когда-то об этом даже писал. У нас был такой лозунг: «Издательство «Факт» — не место работы, а способ жизни». Сегодня мы много делаем, чтобы этот лозунг был (хотя времени вместе проводим не меньше) немножко не с таким ударением. Когда появляется профессионализм — возможно, больше появляется и выходных. Сегодня действительно приходится работать семь раз в неделю, когда шесть — то праздник. Нам еще не хватает профессионализма, аврал не есть профессионализм .
— Благодарим за беседу. Желаем вам новых удачных проектов, большей поддержки государства в нелегком, кропотливом деле.
