За последние годы для отечественных педагогов словосочетание «Болонский процесс» уже успело приобрести четкие негативные конотации. Жалобы на непродуманную «европеизацию» украинских университетов слышатся как от преподавателей, так и от тех, кому посчастливилось учиться в этот переходный период. В учебный график вводят постоянные модуль-тестирования по каждой дисциплине; степень «специалиста» ликвидируют, чтобы вместо нее предстал однолетний «магистериум», так сказать, в угоду болонским стандартам. В каждом вузе вводят изменения, причем в каждом — свои. Так что кому-то приходится страдать от поверхностного необдуманного формализма руководства, а кто-то действительно извлекает пользу из новых возможностей и подстраивается под новые требования.
На очереди реформирование третьего цикла высшего образования, то есть аспирантура и докторантура, или по-западному «PhD- программы». Засвидетельствовав свое желание быть частью единого европейского образовательного пространства, созданного до 2011 года, Украина обязалась предложить собственный аналог докторских студий. А внедрен этот PhD-екперимент именно на базе Национального университета «Киево-Могилянская академия», которая уже с сентября 2008 года предложит своим абитуриентам четыре докторские программы. Об украинском варианте PhD-программ глазами профессоров НаУКМА мы разговаривали с Михаилом ВИННИЦКИМ, Ph.D., исполняющим обязанности вице-президента по научно-учебным студиям НаУКМА, преподавателем кафедры социологии Киево-Могилянской бизнес-школы.
— Единое образовательное пространство не значит выработки какой-то универсальной модели; в каждой стране пытаются адаптировать болонские принципы к собственным образовательным реалиям, — уверяет Михаил Винницкий.
— Расскажите о своем собственном опыте получения PhD?
— Я родился в Канаде и именно там получил бакалаврское образование с так называемым двойным дипломом (double major) по истории и философии. Получать магистерскую и докторскую степени поехал в Англию, в Кембриджский университет. Моя магистерская работа была связана с политологией и некоторыми аспектами социологии (анализ конституционного процесса в Украине в 1996 году), а уже на уровне PhD диссертация шла в отрасли «Экономическая социология». Как видите, каждая степень была по другой специальности, что абсолютно естественно для западных университетов и для Киево-Могилянской академии и достаточно нетипично для остального украинского высшего образования.
— Теперь вы иммигрант, который уже почти полностью прошел все необходимые юридические процедуры. А когда же у вас все-таки возникло желание переехать в Украину?
— Впервые я приехал в Советский Союз еще в 1989 году, когда тогдашний куратор Львовского отделения МАНу, академик Юхновский, организовал обмен между канадскими и украинскими учениками. В 1989 году была настоящая романтика: весь Львов пел. Потом в 1990 году я решил, что нужно делать что-то действительно нетипичное, взял рюкзак, удивительно, но сумел получить визу в Союз и абсолютно без каких бы то ни было мыслей относительно того, где буду спать следующей ночью, полетел самолетом в Мюнхен, оттуда поездом в Вену, а уже из Вены во Львов. Я просто ездил Украиной. Дважды ночевал на вокзале: один раз на киевском, второй — на одесском. Даже побывал в Днепропетровске, куда уже через год поехал более формализированно, опять-таки по обмену, учиться на историческом факультете Днепропетровского университета, хотя больше, на самом деле, занимался там политикой.
Тогда как раз там собрались преподаватели и аспиранты, которых ректор впоследствии разогнал из-за проявления их национального сознания. Среди них был профессор Юрий Мицык и его аспирант Виктор Брехуненко, с которыми снова встретились в НаУКМА; профессор Плохий, который сегодня возглавляет Канадский институт украинских студий; профессор Ковальский, который сейчас в Остроге... С того времени, на протяжении почти что десяти лет, я по меньшей мере дважды ежегодно бывал в Украине. В 1999 году принял окончательное решение и в 2003 году, как только получил PhD, сразу приехал сюда. Но, к сожалению, вне стен НаУКМА мой кембриджский диплом абсолютно не признается. ВАК требует от меня еще «нострификации» — подтверждения соответствия уровня моего диплома требованиям украинской высшей школы. Абсурд, но это факт...
— Сегодня Высшая аттестационная комиссия (ВАК) выдает каждому кандидату наук англоязычный диплом по присвоению PhD. Для чего же тогда нострификация?
— Действительно, ВАК выдает такой диплом, и каждый кандидат наук может претендовать на звание «доктор философии» за границей. Парадокс в том, что лицо с той же степенью PhD, полученной на Западе, в Украине не может быть признано кандидатом наук. А почему так? Потому, что в большинстве стран Европы нет такой институции, как ВАК. Дипломы выдаются университетами, а не государством. Более того, на Западе третий цикл высшего образования является ответственностью и суверенным правом университетов, которые предоставляют выпускникам не только дипломы, но и свой престиж. Абсолютно логичным является вопрос: «Откуда ваш PhD? Из какого университета?». И относиться к вам будут в соответствии с тем, из Гарварда вы или из Шепетовского пединститута. Концепт государственного диплома в Европе и Северной Америке отсутствует, поэтому вряд ли ВАКовский диплом добавит авторитета нашим ученым за границей.
В европейской системе нет места для какой-то сверхуниверситетской общенациональной надстройки наподобие ВАК. Там университет самостоятельно несет ответственность за качество своих программ. Университеты конкурируют между собой, и такая конкуренция является основой западной системы контроля качества высшего образования.
Но сказав это все, нужно отметить, что целью Киево-Могилянской академии не является борьба с ВАКом. Мы должны предложить альтернативную независимую модель, которая будет существовать параллельно с традиционной ВАКовской аспирантурой, пока не будет выработана реальная модель реформирования последней.
— Западные университеты также имеют право самостоятельно организовывать защиту диссертанта, понятие постоянно действующего спецсовета там отсутствует.
— Сегодня в Украине функционируют постоянно действующие спецсоветы, утвержденные ВАКом. К тому же существуют еще и экспертные комиссии, которые проверяют эти спецсоветы. Одним словом, система очень забюрократизирована. При этом никто не обращает внимания на то, что при всем уважении к докторам наук, являющимся членами наших спецсоветов, они не могут быть специалистами во всех узкоспециализированных отраслях, в которых работают диссертанты. Они могут разобраться в какой-то общей вмонтированности данного исследования в принятую парадигму, но у них нет возможности проанализировать работу детально.
Западные университеты самостоятельно формируют спецсовет под конкретного диссертанта. Они заинтересованы, чтобы на защите присутствовали специалисты мирового масштаба из наилучших университетов, которые данный университет способен пригласить, чтобы таким образом поднять авторитет самого диссертанта, а также интегрировать университет в мировое научное сообщество.
— Насколько украинские университеты вмонтированы в мировое научное сообщество? Какие еще есть способы интеграции, кроме создания комиссий по защите при участии международных оппонентов?
— На самом деле, это большая проблема для Украины. Для того чтобы нас признавали, нужно, чтобы украинские ученые печатались в международных профессиональных журналах. Одно из требований Болонского процесса есть наличие у диссертанта хотя бы одной, а желательно до трех статей в международных изданиях. Перед тем как напечатать ваш материал, представители мировых журналов посылают его авторитетным специалистам, которым не говорят вашей фамилии. И только после такой независимой оценки вашу статью могут напечатать. Вместо этого в Украине существуют такие ВАКовские журналы, где можно просто купить полосу-две, не говоря уже об отсутствии предыдущей независимой оценки работы. И, при всем уважении к нашим издательствам, ВАКовские журналы мировое научное сообщество просто не читает . Кроме того, существует языковый барьер, ведь практически все международные издания выходят на английском языке, которым далеко не всегда владеют наши специалисты. Но я считаю, что внедрение PhD-программ даст большой толчок к разрешению этой проблемы.
— Автономия университетов, защиты диссертантов, публикации в международных журналах — все, что вы назвали, нуждается в финансировании, административной надстройке, качественной профессуре... А самое главное — критической массе, то есть в определенном количестве профессоров, которые бы работали над подобным направлением и могли обеспечить молодому диссертанту научную ячейку для общения.
— Мы определили, что на сегодняшний день в Киево-Могилянской академии уже есть четыре группы преподавателей, которые готовы взять на себя труд создания таких ячеек для молодых ученых, обеспечить их структуризацию посредством создания спецкурсов уровня европейских программ. Следовательно, уже с сентября 2008 года будут открыты четыре докторские программы, каждая из которых является междисциплинарной, или, как минимум, межкафедральной. Первая программа по исследованию массовых коммуникаций является совместным проектом Могилянской школы журналистики и двух кафедр факультета социальных наук и социальных технологий: политологии и социологии. Вторая программа по менеджменту создается усилиями Школы здравоохранения и Киево-Могилянской бизнес-школой. Третья программа по финансам будет создана на базе кафедры финансов факультета экономических наук и с привлечением нескольких преподавателей из бизнес-школы. Последняя программа будет по истории. Мы ожидаем, что уже с сентября 2009 года откроются еще три или четыре программы.
— Каковы будут условия вступления на эти программы и сколько будет длиться обучение?
— Обучение будет длиться 3—4 года. В целом в Европе сейчас принята такая формула: «4+1(+1)+3». Проблема со вторым «+1», потому что нерешенный вопрос — магистратура должна быть одно- или двухлетней. Ради достижения консенсуса принято считать второй год магистратуры автоматически первым годом обучения на докторской программе. Магистериум в НаУКМА двухгодичный и мы пока что не планируем это менять. На втором году магистратуры студент пишет «малый тезис», который впоследствии он может расширить до развернутого исследовательского предложения (research proposal), с которым он обращается в докторскую школу. На Западе молодой ученый еще до экзаменов подает профессору, которого он бы хотел бы видеть своим руководителем, свое предложение. Помню, мой будущий научный руководитель устроил мне четырехчасовое собеседование — он хотел выяснить для себя, насколько в действительности совпадают наши научные интересы, и сможем ли мы найти общий язык во время работы.
В Украине молодой ученый сначала поступает в аспирантуру, а уже тогда выбирает тему своей работы. Поэтому часто случается так, что у аспиранта есть формальный руководитель из своего университета, а на самом деле его вступлением занимается профессор, который сидит в каком-то институте Академии наук или в другом университете. Это не способствует созданию научной среды, поэтому, соответственно, во избежание такой ситуации, абитуриенты наших PhD программ должны будут представить свои исследовательские предложения до вступительных экзаменов. Даже если эти экзамены они сдадут на отлично, и при этом мы не сможем обеспечить абитуриента научным руководителем, то мы ему откажем или ему придется менять тему.
Также обязательным условием для наших абитуриентов будут уже сданные кандидатские экзамены по английскому языку и философии.
— Будут ли иметь ваши докторские программы бюджетное финансирование?
— Формально мы будем принимать абитуриентов в аспирантуру, поэтому они получат аспирантские стипендии, поселение в общежитии. Но вы же понимаете, что прожить в Киеве на одну стипендию невозможно, поэтому мы пытаемся сейчас получить от государства дополнительные вакансии для младших научных сотрудников, чтобы молодой ученый дополнительно к стипендии имел еще полставки научного сотрудника или ассистента. Также мы надеемся найти спонсоров для частных стипендий.
Здесь еще есть и психологический момент: в Украине аспиранта все еще воспринимают как студента, а за границей — как молодого ученого, младшего коллегу, который становится частью научной ячейки и работает под руководством старших, более опытных специалистов. Поэтому статус младшего научного сотрудника все-таки важен.
— Каким образом вы собираетесь юридически оформить этот эксперимент?
— Для того, чтобы положить начало эксперименту, мы должны дать перспективу нашим абитуриентам. Если мы скажем им, что после трех лет на программе, где будут более высокие требования, чем в аспирантуре, им придется делать две защиты, это будет несправедливо. Другими словами, если мы не добьемся официального статуса эксперимента от украинского государства, нашим докторантам PhD-программ нужно будет защитить сначала кандидатскую, а затем еще PhD- работу, или защитить последнюю и нострифицировать ее в кандидатскую. Во избежание этого, я сейчас готовлю проект постановления на рассмотрение Кабинета Министров, в котором идет речь об изменениях в одном положений о присвоении ученых званий. На сегодня Министерство образования присваивает звание доцента кандидату или доктору наук, а мы предлагаем позволить присвоение этого звания еще и выпускникам PhD-программ. Таким образом после окончания докторской программы молодой ученый для ВАКа будет фактически никем, однако уже после двух лет работы в вузе 3—4 уровней аккредитации, он сможет подавать документы в Минобразования через Ученый совет на присвоение звания доцента. Таким образом мы обеспечим возможность карьерного роста не через научные степени, а через ученые звания.
Очень надеюсь, что Кабмин все-таки примет эти изменения, поскольку процедура нострификации очень унизительна для ученого. Недавно вышла неприятная ситуация с Андреем Мелешевичем, деканом факультета юридических наук НаУКМА, который получил магистерскую и докторскую (PhD) степени в Сиракузском университете в США. Для аккредитации специальности и университета в целом ВАК требует от него подтверждения этих научных степеней — что, повторюсь, является просто абсурдом!
— Насколько мне известно, недавно, также из-за стандартов ВАКа, вам официально отказали в должности научного руководителя украинских аспирантов.
— ВАК официально отказал мне и моей коллеге из НаУКМА Татьяне Огарковой. Проблема в том, что мой PhD из Кембриджа, а Татьяны Огарковой — из Сорбонны, поэтому мы еще должны доказать ВАКу, что нашей квалификации достаточно для ввода украинских аспирантов. Как видите, это абсурд. Кембридж, Оксфорд, Гарвард, Сорбонна — это все университеты, которые ВАК не признает, поэтому в Украине мы — никто.
— Боятся, что процесс унификации третьего цикла отечественного высшего образования, в соответствии с болонскими стандартами, ускорит утечку украинских специалистов за границу. Как вы оцениваете такие прогнозы?
— Я уже почти 20 лет плыву против течения утечки кадров, поэтому мне тяжело это комментировать. Я же иммигрировал из Канады в Украину, а не наоборот... Если у ученого есть желание работать в чрезвычайно интересных условиях, где все очень быстро меняется, он соблазнится на деньги (которые, кстати, не так уж сложно, при желании, честно заработать в Украине) и он останется здесь. Украина — это уникальная страна с уникальными возможностями для самореализации, но только для тех, кто этой самореализации действительно хочет.
