Теперь, когда мы научились летать по воздуху, как птицы, плавать под водой, как рыбы, нам не хватает только одного: научиться жить на земле, как люди.
Бернард Шоу, английский драматург

«Мир разделится на тех, кто экспериментирует, и тех, над кем проводятся эксперименты», —

утверждает академик Виталий КОРДЮМ
21 октября, 2003 - 00:00


Не так давно Институт молекулярной биологии и генетики НАН Украины отпраздновал 30-летие. Обсуждать плюсы и минусы новых технологий сегодня стало своеобразной модой. То и дело страны с хорошим научным потенциалом заявляют об очередном открытии в данной сфере. О том, каким образом в это многоголосье вписываются украинские генетики, и о перспективах нашей страны в этом направлении — в разговоре с академиком АМНУ, членом-корреспондентом НАН Украины Виталием КОРДЮМОМ.

— Действительно, сегодня стало возможно выращивать человеческие органы, а значит, не за горами и тот момент, когда фактически можно будет реконструировать человека. К сожалению, Украина сейчас находится на том этапе, который развитые страны уже давно миновали. Мы интенсивно работаем разве что с фетальными клетками, то есть с абортированным материалом. Двигаться же дальше практически невозможно. Судите сами: для работы, скажем, со стволовыми клетками необходимо в среднем до 10 факторов. Фирмы, которые их производят, на ажиотаж вокруг работы со стволовыми клетками отреагировали четко: сегодня одна миллионная грамма многих таких факторов стоит около $100. Разумеется, себестоимость исследования формируют не только они — необходимы специально оборудованные лаборатории и посуда. Обиднее всего, что именно ученые Украины были одними из первых во многих сферах молекулярной биологии и генетики. В частности, генной терапии массовых патологий — медицинского подхода, основанного на введении в организм генных конструкций с целью лечения распространенных болезней. Инициаторами таких работ в СССР в свое время были именно киевские ученые. А в Российской академии медицинских наук это сегодня одно из приоритетных направлений медицинских исследований. К примеру, согласно экспертным оценкам, к 2010 году в мире будет насчитываться более 250 млн. больных диабетом, из которых 20% — инсулинозависимые. Инсулинотерапия, как известно, далеко не безупречна, поскольку не всегда может обеспечить уровень глюкозы в физиологических границах. Радикальное же лечение можно осуществить с помощью технологии генной терапии, а именно, — введения больному гена препроинсулина в составе специальных молекулярных конструкций. Или, скажем, возьмем атеросклероз — главную причину инфарктов, инсультов и артериальной гипертонии. Важнейшим фактором риска развития атеросклероза является повышенный уровень холестерина в организме. А при помощи генной терапии было бы вполне возможно разработать антиатерогенное лекарство.

О том, что же происходит на самом деле, свидетельствует только один факт: в 1990— 1995 гг. в рамках программы, которая выполнялась под эгидой Национального комитета борьбы со СПИДом при Президенте Украины, был разработан прототип генной терапии СПИДа. В одном из отделов института внедрили в кроветворные клетки генноинженерные молекулярные конструкции, способные подавлять размножение вируса. Лабораторные испытания показали высокую стойкость этих клеток к возбудителю СПИДа. Тем не менее после прекращения финансирования программы работа была приостановлена. Заготовленный клеточный материал законсервировали, а значит, и предшествующие затраты оказались напрасными.

— Многие украинские НИИ выживают за счет сотрудничества с зарубежными коллегами...

— Когда речь идет о фундаментальной науке, мы, понятно, сотрудничаем. Но ведь эксперименты с клонированием, генной терапией и прочим пахнут очень большими деньгами. Наш институт живет на научных проектах, но технологии же нам никто не отдаст. Вы, скажем, можете сотрудничать с фирмой по производству лекарства, но она вам в жизни не отдаст технологию производства медикамента. Поскольку платит вам не для того, чтобы вас научить или чтобы вы сами научились, а потому что вы на них работаете. То, что мы делаем вместе с западными учеными, мы все равно не можем применить на практике. На Западе это знают и используют сами.

— Но существуют гранды, программы, наконец, богатые люди, которые бы захотели продлить себе жизнь...

— Представьте себе человека, который стоит на улице с протянутой рукой и просит миллион. Ну, дадут ему 10 копеек, но разве это его спасет? Украинские генетики находятся как раз в таком положении. Что же касается богатых людей, то никто у нас пока не хочет вкладывать деньги в туманное будущее. Бытует мнение, что ученым доверять нельзя: мол, они расскажут о чем угодно, только бы денег получить. Но это исключительно постсоветский комплекс — комплекс среды, где финансирование науки не соответствует ее уровню. Понятно, что нам никто не выделит $7 млрд., которые даются западным генетикам, но хоть что-то, что бы позволило нам не ползти, а хотя бы медленно идти... Нынешнее отношение к генетикам в Украине ярко иллюстрирует недавняя ситуация. Как известно, существовал интернациональный проект под названием «Геном человека». Сотрудники нашего института в советские времена принимали в нем непосредственное участие, но после независимости преемником проекта стала Россия. Руководство проекта «Генома» предложило нам участие уже как независимой стране. При одном условии: чтобы в стране существовала государственная программа по геному человека. Я лично писал во все инстанции, просил: сделайте это символически, дайте нам хоть копейку, ведь главное, чтобы был документ. Однако мои старания не увенчались успехом.

— Вы говорите, что институт работает с абортированным материалом. А чем же он может быть полезен?

— С абортированным материалом работают уже многие учреждения. В институте он используется очень редко и только для научных работ. В этом вопросе очень много непонятного. Я знаю наверняка, что он используется в нейрохирургии — при серьезных черепно-мозговых травмах фетальные клетки внедряют в головной мозг. Знаю, что для детей это дает очень хороший эффект, а для взрослых — лишь временное улучшение. Вообще, у нас эта сфера излишне коммерциализирована, и поэтому понять, что помогает, а что нет, сложно. Каждый утверждает, что его изобретение — панацея, но только конкретные доказательства мало кто предъявляет. К слову, с абортированным материалом, кроме Украины, работают всего несколько стран — остальные от этого отказались. И я думаю, причина не только в этической стороне дела.

— Кстати, этика — один из самых спорных вопросов в современных генетических и молекулярных исследованиях. Действительно, каким образом можно провести грань?

— В данном случае она очевидна. Если технология отточена и приносит пользу человечеству — это этично. Да и понятие нормы, как известно, с годами меняется. Помните, когда впервые сделали так называемое экстракорпонарное оплодотворение (вне тела матери), все кричали, что это аморально и противоречит всем нормам. Теперь же эта процедура — обыденность, которая позволяет очень многих женщин, для которых иной возможности нет, осчастливить ребенком. Я думаю, вскоре так произойдет и со многими, сегодня «неэтическими», генетическими исследованиями. Что же касается Украины с ее развитым сельским хозяйством, то здесь все надо решать не вообще, а конкретно.

— Как вы смотрите на дискуссии о вреде и пользе генетически модифицированных организмов?

— Если корректно проводить исследования под каждый ген, то, думаю, здесь вообще не должно возникать вопросов. Говорить же о ГМО в целом, что это вред, — абсурдно. Чем плохо создать более урожайную кукурузу или устойчивый к вредителям картофель? Тем более, что большая часть африканских стран умирает от голода.

— В свое время в Украине говорили о целесообразности проведения генетического скрининга и внедрения так называемых генетических паспортов с целью профилактики тех или иных наследственных заболеваний. На какой стадии сегодня находится решение этого вопроса?

— На сегодняшний момент в мире геном человека расшифрован и большая часть генов человека идентифицирована, то есть определена их функция. Уже очень многое понятно с онкологическими заболеваниями: если в определенном гене имеются те или иные отклонения, то у человека больше шансов заболеть раком. Если у него генетические нарушения в системе синтеза липопротеидов низкой плотности, это значит, что он рискует больше, чем остальные, заболеть ишемической болезнью сердца и т.д. Но ведь, зная об этом, болезни можно либо вообще избежать, либо отодвинуть срок ее появления, скажем, при помощи определенной диеты и спортивных занятий. По-моему, генетический паспорт — это очень нужная и полезная вещь. Но в Украине нет возможности проводить подобные исследования, да и нет соцзаказа на генетический мониторинг. Правда, кое- что у нас все-таки делается. В нашем институте, например, изучали нарушения гена, приводящее его к повышению уровня железа в организме. Оказывается, достаточно часто многие нарушения, возникающие обычно после сорока, связаны с избытком железа в организме. Для профилактики этого явления нужно всего ничего — просто выбрать диету с низким содержанием железа.

— Недавно в интервью «Дню» президент Академии медицинских наук Украины Александр Возианов сказал, что, если в нашей стране не начнут активно вестись генетические исследования, в скором времени мы, по сравнению с другими странами, окажемся в средневековье. Не слишком ли это, на ваш взгляд, радикально?

— Я думаю, что Александр Федорович даже несколько смягчил краски. То, что сегодня делают в мире, — это революция в сфере медицины. Просто все закончится тем, что мир разделится на тех, кто экспериментирует, и тех, над кем проводятся эксперименты не только без их согласия, но и вообще без их ведома.

Оксана ОМЕЛЬЧЕНКО, фото Николая ЛАЗАРЕНКО, «День»
Газета: 
Рубрика: 




НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ