Александр Чекменев — один из немногих фотодокументалистов Украины, лауреат и победитель европейских и международных фотовыставок, автор двух книг — «Donbass» и «Чoрно-бiла фотографiя». К выходу готовит еще одну — о людях Майдана, которая планируется на конец 2014 года. Его снимки — это портрет всего Донбасса. Фото, которые вошли в книгу «Donbass» (отснятые еще в начале 1990-х годов), показывают причины той гуманитарной катастрофы, которая сегодня происходит в регионе. Ни одно правительство и ни один президент не смогли решить эту проблему. На этих фото — жизнь обычных горняков Луганщины, которые готовы жертвовать своей жизнью ради угля.
Донбасс Чекменеву интересен еще и потому, что он сам родом из Луганской области. Его родители и друзья до сих пор находятся там. «Моя бабушка — с Западной Украины, нарушила закон, чтобы к ее 15-ти годам дописали лишние пару лет и она смогла отправиться на работу. И ее отправили — толкать вагонетки. Но позже ее пришлось уволить, так как от этого она начала кашлять кровью», — рассказывает фотохудожник.
«Мои родители понимают, что происходит. Им сейчас уже под 70 лет. Они живут в Каменобродском районе, около Стукаловой балки. На кладбище Металлиста похоронены все мои родственники, а за Металлистом — Каменобродский район, где находится дом, в котором я вырос», — говорит фотограф.
«Я ПЕРЕЖИВАЮ ЗА СВОИ РАБОТЫ И СВОИХ ГЕРОЕВ. А ИХ НИКТО НЕ ЗАМЕЧАЕТ»
— В своих фотографиях вы, по сути, зафиксировали причины сегодняшних событий...
— Совершенно верно. Я снимал Донбасс 15 лет. Все говорили: «О, да, Донбасс, Чекменев, молодец». Но за массой фотографий — масса историй, которые в современном электронном мире теряются. Мне на самом деле все равно, будет у меня как фотографа имя или нет, я переживаю за свои работы и своих героев. А их никто не замечает. Я смог опубликовать книгу в Германии, в Украину ее приходилось завозить нелегально. Но здесь она не была воспринята. Мне кажется, что хорошо было бы сделать передвижную выставку, показать фотографии в разных областях Украины — это бы познакомило людей с тем, что действительно происходило на Донбассе многие годы.
У меня недавно были гости из далекой русской глубинки, они смотрели эту книгу и, не досмотрев, закрыли — плакали. Они не понимали, как это они, бедные, там под смертью ходят каждый день и в таком положении живут.
— Какой была реакция в обществе на ваши фото тогда, и есть ли сегодня к ним интерес?
— Сейчас нет никакой реакции вообще. В этом году я стал Фотографом года, потому что сделал выставку о Донбассе. Мне дали денежный приз и стеклянный шар. Но на этом все закончилось. Продолжения не последовало, не было выставок. Могу сказать, что встреча в Донецке в Фонде ИЗОЛЯЦИЯ, которая у меня была два года назад, тоже не была востребованной. Я привез с собой несколько десятков книг, но они, по большому счету, так и остались при мне. А в зале во время дискуссии сидело человек двадцать. То есть им (дончанам. — Ред.) это неинтересно, их уже ничем не удивишь.
Все дело в том, что никому показывать такой Донбасс не интересно. У меня было два случая, когда депутаты двух противоположных фракций, в том числе и ПР, хотели выделить средства на развитие этого проекта, но так и не выделили. Ведь я мог опубликовать книгу еще до 2008 года. Мы тогда пробовали выходить на окружение президента Ющенко и просить помощи у него. Тогда депутат Топалов высказал желание помочь. Он бил себя в грудь и говорил, что «за Донбасс сделает все». Но как только мы все подготовили, он сказал, что ему «не до политики». В Партии регионов тоже побоялись это публиковать, сказали, что книгу можно понять по-разному, а им это невыгодно. Они мне предложили напечатать свое вступительное слово, но я отказал, ведь в таком случае меняется вся идея книги.
— Есть же несколько фотопроектов о Донбассе. К примеру, Виктор Марущенко...
— Витю я уважаю, он мне помог в 1999 — 2000 годах, когда отправил мою заявку на Международный фотоконкурс в Швейцарию, где я одержал победу. Витя побывал в тех же домах, где был и я. Он действовал как камера-фотограф, отсняв все из-за плеча, и все. Витя сделал тонюсенькую книгу, которая на самом деле — брошюра. Поэтому, мне кажется, что работа не вышла такой сильной, какой могла бы быть.
«ЛУГАНСК НА НАЧАЛЬНОМ ЭТАПЕ МОЖНО БЫЛО ОТВОЕВАТЬ ОЧЕНЬ БЫСТРО. ДРУГОЙ ВОПРОС: ПОЧЕМУ ЭТОГО НЕ ПРОИЗОШЛО?»
— Говоря об ИЗОЛЯЦИИ. В самом начале, когда Фонд только захватили, в Интернете ходило видео, где террорист-ополченец комментирует фотографии Бориса Михайлова, мол, они развращают население...
— Мое личное мнение: гуманитарную катастрофу придумали не просто так. Она была создана для того, чтобы был повод для ввода «дружественных» российских войск. Я больше всего этого боюсь. В Луганске об этом говорили много. Причин для таких разговоров было много. Одна из них — это бывший мэр города Кравченко, народный депутат от ПР (теперь «Оппозиционный блок») Ефремов и бывший губернатор, которые ходили с «георгиевскими ленточками». В Луганской области действительно катастрофа. Однако для тех людей, которых я назвал, это не имеет значение. Их вина тут очевидна. Ведь когда «захватывали» отделения СБУ и милиции, в здания первыми заходили люди олигархов — Ахметова и Ефремова. И мне кажется, Луганск на начальном этапе можно было отвоевать очень быстро. Другой вопрос: почему этого не произошло?
— А среди местного населения насколько велика поддержка боевиков?
— Нет никакой поддержки. Недавно мне звонил мой знакомый. Говорил, что в его дом попал снаряд. Я спросил, вывез ли он свои удочки. «Конечно, Сань, семью и удочки я вывез первыми», — сказал он. Так, по его словам, террористы в селе хотели поставить установки «Град» перед жилым кварталом, жители пытались их выгнать, посылали на чистом русском, однако террористы так и не ушли — требовали денег и угрожали оружием. С тех пор в этом населенном пункте их не поддерживает никто. Но, к слову сказать, негатив к нашим войскам тоже есть. Ведь, они дают «ответку», и часто знают, куда эта «ответка» летит.
Вы знаете, у нас очень стойкие люди. Я был в Николаевке под Славянском, там люди сами все восстанавливают, не дожидаясь городских и областных властей. Так же и в Семеновке, которая тоже сильно пострадала. Мне знакомый художник рассказывает, как сел с друзьями смотреть Финал ЧМ по футболу, а тут «Град» лупит страшно. Футбол смотреть невозможно — помехи идут. Так один не растерялся, говорит, пойдем ко мне домой, в другой район. Так и пошли. Таких случаев было много. Я спрашиваю: «Ну почему?..» А мне отвечают: «Ты знаешь, Саша, мы просто устали. Устали от всего».
«ПОСЛЕ ОСВОБОЖДЕНИЯ Я ХОЧУ ПОПАСТЬ К СЕБЕ ДОМОЙ, К СВОИМ ДРУЗЬЯМ, У КОТОРЫХ ТЕПЕРЬ НЕТ МАШИН, ЧЬИ ДОМА ПОСТРАДАЛИ...»
— Что вы в последнее время снимали, и какие проекты готовите?
— Я готовлю сейчас новую книгу, презентация которой состоится в Германии. Эта книга о Евромайдане. Я считаю, что это очень важный этап, который является нашей точной отсчета для изменений. Обратного пути уже нет. Я снимал людей, мне интересно именно это. Сейчас мои фотографии выставляются в Европе и Северной Америке.
— Газета «День» на Форуме издателей во Львове презентовала книгу своих фотографов о Майдане...
— Я считаю, что это хорошо. Чем больше будет книг, чем больше будет разных взглядов, тем лучше. Работы живут своей жизнью, и если они интересны, то будут жить долго. Книги остаются в истории.
СЛАВЯНСК, ЛЕТО 2014 г. / ФОТО АЛЕКСАНДРА ЧЕКМЕНЕВА
— А не хотелось ли вам снять проект о войне на востоке Украины?
— Я уже был там. С журналом, в котором я работаю, мы делали истории людей. Я тогда привез около 20 фотоисторий. К сожалению, в печати вышло только пять. Для того чтобы создать отдельную книгу, нужен еще материал. К примеру, недавно я снимал в госпитале. Но для себя я снял всего один снимок за весь день. Для журнала или газеты я могу отснять большой материал, но для себя — сделать один снимок. Я хочу попасть после освобождения к себе домой, к своим друзьям, у которых теперь нет машин, чьи дома пострадали. Для меня вот это история — от начала до конца.
«ПУСТЬ Я ДАЖЕ СДЕЛАЛ ОДИН СНИМОК, НО Я УЖЕ ПОЛУЧАЮ СИЛЫ, ЧТОБЫ ЖИТЬ ДАЛЬШЕ»
— Что для вас фотография сейчас: работа, творчество или что-то еще?
— Я ею живу, вот и все. Пусть я даже сделал один снимок, но я уже получаю силы, чтобы жить дальше. Это не публикация в журнале, и не выступление в любом-другом СМИ. Для меня важной будет персональная выставка в галерее в Германии, где я выставлял «Донбасс», которая планируется к концу года. Дальше — выход книги, к которой обещал написать текст Юрий Андрухович.
— Но ведь раньше Юрий Андрухович не единожды выступал с заявлениями отсоединить Донбасс, считая, что таким образом Украина будет развиваться быстрее и лучше...
— Я надеюсь, что после моей книги он изменит свое мнение. (Смеется).
— А что вам лично дал Майдан, кроме снимков?
— Я же познакомился с теми, кто там, на Майдане, находился постоянно. Позже я их встречал часто уже вне Майдана. Я начал узнавать, какими они были, кто они без масок и балаклав. И с этого я сделал проект. Это несколько снимков людей на Майдане в революционное время и людей без масок в обычной жизни. Таких участников Майдана я встретил около десятка. Двое воевали под Луганском. Один человек ушел на войну в конце июля — в начале августа. Еще один — погиб... Но на снимках он есть, в маске. К фотографиям идут тексты. Этот проект оценил журнал «Time» в Нью-Йорке. Выставка фотографий проходила и в Гамбурге.
«ФОТОГРАФИЯ — ЭТО ДОКУМЕНТ ЭПОХИ, ДОКУМЕНТ ПРОИСХОДЯЩЕГО, ЭТО ЛЕТОПИСЬ»
— Мы с вами говорили о гуманитарной, культурной катастрофе. Как, по-вашему, ее стоит решать?
— Людей вначале нужно накормить. Отсечь влияние коммунистов и регионалов от этих регионов, потому что развитие этих регионов тормозят именно они. Тогда уже можно заниматься другими вещами. Это мы сейчас говорим о Донбассе, но ведь разве на западной Украине этой катастрофы нет? Там вообще работы нет. Невозможно же прожить на одну тысячу в месяц. Вот мать моя переживает, что в связи с войной рассада пропала, но я говорю: мам, ну какая рассада, главное, что вы целы. А она: «Знаешь, сынок, как жалко, ведь все своими руками». Потому что каждый считает копейку. Бизнесменам и политикам выгодно держать нищими людей. К примеру, мой отец всю жизнь проработал на заводе, потом ушел на пенсию. Когда при Ющенко собственником завода стал Жвания, мужики плакали от того, что на металлолом отдавали железо. А когда туда пришли «регионалы», распродали уже все. Поэтому, я считаю, что такой круг нужно разрывать, нужно уменьшать разницу между богатыми и бедными. Ведь помните, как на Донбасс ехали на работу со всего Союза? Все знают, что у Донбасса есть деньги, но эти деньги принадлежат нескольким людям. А людей специально ставят в такое положение, чтобы они не смогли поднять голову, а думали только о том, как бы им выжить. Какая там может быть культура в таком состоянии? Я знаю нескольких людей, которые пробовали развивать культуру в Луганске, создав галерейной пространство, но они не смогли и вернулись в Киев, ведь работать с такими людьми, как Ефремов, например, невозможно.
СЛАВЯНСК, ЛЕТО 2014 г. / ФОТО АЛЕКСАНДРА ЧЕКМЕНЕВА
— Очень часто Донбасс как раз и ассоциируют с этим олигархическим кланом...
— Олигархам это выгодно. Они таким образом выбивают для себя самостоятельность, наплевав на других людей. Посмотрите, ведь и мы с вами говорили больше не о фотографии, а о политике.
— А фотография — это не политика?
— Нет, конечно, это разные вещи. Это документ эпохи, документ происходящего, это летопись. Никто еще не снял фильм о копанках, к примеру, который мог бы стать такой летописью. Ведь этот материал очень актуален. И были времена, когда это было массово. Люди возили домой уголь на тачках, разбирали терриконы. Я смотрел и думал, что скоро все это в таком виде пропадет. Так почти и случилось. Я постоянно думаю об этом, но я не могу снимать в две руки. Я предлагал своим друзьям, но так никто этого не сделал. Поэтому фильмы о Донбассе снимали немцы, французы, австрийцы, кто угодно, но не мы. К примеру фильм Михаэля Главоггера «Смерть рабочего» (Австрия-Германия, 2005 г.) о ручном труде в ХІХ веке. Фильм снят в пяти странах: Украине, Китае, Нигерии, Индонезии и Пакистане. В Украине съемки проходили в Донецке на закрытой шахте. С этого и начинается фильм. О проблеме нелегального ручного труда в Украине уже заявлено на весь мир. Этот фильм получил не одну международную премию.
СЕМЬЯ ЩЕМИЛИНЫХ СОБИРАЕТСЯ НА КЛАДБИЩЕ НАВЕСТИТЬ МОГИЛУ СВОЕГО ДРУГА СТАХАНОВА. ТОРЕЗ, ДОНЕЦКАЯ ОБЛАСТЬ. 2000 г.
Я знаю, что пройдет время, и все эти олигархи канут в лето. Останутся только книги и фильмы. И они будут рассказывать следующему поколению о нас. И чем больше будет таких работ, тем больше останется в памяти. Ведь когда я приезжаю, я не могу отснять все. Я начинаю разговаривать с людьми, но ничего не получается.
Мне часто говорят: «Вот для чего ты снимаешь? Если объяснишь, то мы тебе разрешим снимать». Так было на полигоне в поселке Желтое Луганской области. В этот поселок можно было попасть только на пароме. Поселок жил за счет старых снарядов. Я тогда сказал, что снимаю для истории, что думаю, что скоро все это исчезнет. На что мой собеседник посмеялся, и сказал, что металла хватит на год. Он разрешил мне снимать, но попросил публиковать не сразу, а через год, побоялся, что приедут и заберут этот металл. Такой случай уже был, но люди отстояли этот металл. Потом я сказал, что снимаю для книги, и действительно, этот снимок попал в книгу, которую формировал Павел Гудимов. Этот снимок выбрал именно он. Моему герою на этой фотографии лет 26-27 было, он закручивал гайки. И вот через несколько лет в купе я ехал с незнакомой мне девушкой. У меня была совершенно случайно эта книга, и девушка попросила ее посмотреть. Когда она открыла на странице с этим фото, начала плакать. Спросила меня, что это за снимок, где был сделан. Я ей ответил, что это Желтое Луганской области. Оказалось, что это ее родной брат, который погиб. Она сказала, что из его снимков у нее остались только детские, долгое время она его не видела и не знала, что с ним. Я отпечатал ей все дубли, которые у меня были. В благодарность она написала мне стихи. Это всего лишь одна история. А за каждым снимком — судьба людей. Многого я, конечно, не узнаю.
Помню также, как в 1994 году снимал женщину с тремя маленькими детьми. Ее муж, единственный кормилец, погиб незадолго до момента съемки. Я после этого долго думал, переживал о ее судьбе. Потом тоже в поезде слышу кашель, такой, как у шахтеров-селикозников. Подошел к мужчине, начал разговаривать, Оказалось, что с Луганска, что это земляк моей героини. Я спросил, что с ними случилось, как сложилась жизнь. Сказал, что выросли бандитами.
«Я НЕ ХОЧУ СНИМАТЬ АГРЕССИВНЫХ И НЕГАТИВНЫХ ЛЮДЕЙ. Я НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ ЭТОТ НЕГАТИВ ШЕЛ ЧЕРЕЗ КАДР»
— А как у вас происходит процесс съемки?
— Есть как минимум два варианта. Или когда тебя не видят, и ты сразу, увидев кадр, жмешь на кнопку. Тогда уже все решает герой, я, конечно, пытаюсь его убедить, разговорить. Или когда ты долго общаешься с героем. В Семеновке и Николаеве мне нужно было минимум полчаса, чтобы поговорить с одним человеком. На кого-то уходило час, чтобы сделать один снимок. За все время пребывания там только двое подошли ко мне и пригласили в дом, чтобы показать разрушения. Мне постоянно приходилось оправдываться и говорить, что я честный, и в случае, если они не захотят, то материала не будет. Они боялись, что их реальную жизнь и их проблемы не покажут. А мне не нужны пустые разрушенные дома, мне нужны люди и их реальные истории. Ничего не произойдет, если ты сам не будешь отдавать своему герою свои истории и свою душу. У меня есть фото, где люди позируют на фоне своих разрушенных домов. Но они держались недолго, потом плакали. Это я снимать уже не мог.
ШАХТЕР АЛЕКСАНДР НА НЕЛЕГАЛЬНОЙ КОПАНКЕ. ТОРЕЗ, ДОНЕЦКАЯ ОБЛАСТЬ. 2000 г.
— У вас есть табу на съемку?
— Я не хочу снимать агрессивных и негативных людей. Я не хочу, чтобы через кадр шел этот негатив. Понимаете, у нас фотографию не ценят. Никому не нужны хорошие кадры, нужно просто уметь нажимать на кнопку. Что в таком случае можно говорить о Донбассе, где для фотографа самым престижным была публикация в газете «Луганская правда»? Я приехал в Киев в 1990-х. Моим первым местом работы была газета «День». Я понимаю, как нужно снимать для журналов и газет, но на моих фотографиях люди позируют. Я такие кадры с детства люблю. Помню, когда газета только вышла, они выпустили большую рекламу в метро. И тогда я только переехал в Киев, захожу в метро «Вокзальная», сажусь в вагон и вижу свой снимок на этой рекламе. Помню, на этом снимке был человек нищий, без зубов, но он смеется и радуется. Больше этой рекламы я не видел. Но для меня это стало символичным.
