Именно голосом переводчика, писателя и ученого Андрея Содоморы со страниц переводов с древнегреческого и латинского языков к нам обращается Сенека и Гораций, Вергилий и Софокл, Овидий и Эсхилл. В свою очередь мы стараемся способствовать тому, чтобы со страниц газеты «День» как можно чаще звучал его голос для наших читателей. Во время Форума издателей во Львове Андрей Содомора посетил презентацию книжной новинки газеты «День». И именно о книге «Корона, або Спадщина Королівства Руського», о журналистике и истории Андрей Содомора пообщался с «Днем» во время очередного интервью.
— Читать — это делать шаг вперед, не так ли? Что такое книга в формировании личности?
— «День — это шаг жизни», — сказал главный римский стоик. А жизнь — это, собственно, дорога, по которой идем. Идем куда-то, возвращаемся или просто блуждаем. Сегодня, несмотря на то, что идем в Европу, мы — на важнейшем пути: на пути возвращения к себе, к своей истории, к своим источникам. Чтобы идти к кому-то, нужно быть кем-то. «Не так важно, в каком направлении идешь, важно — каким ты идешь», — опять тот же Сенека, который своим мнением формировал личности, противостоял обезличению. Просто идти в никуда может позволить себе на время отдельный человек, как, скажем, лирический герой в «Осенней песне»: «Йду сам не свій, / у вітровій, / і несе він / вітром мене, / що промайне / в сивім дневі». Другое дело народ: должен быть собой, идти вопреки злым ветрам, не позволять, чтобы эти ветры носили нас туда-сюда или вообще смели со света. Должны познавать себя, не просто читая, а продумывая свою тысячелетнюю историю (сегодняшняя война действительно не за территорию — за место в истории). А думать тяжелее, чем просто читать: в информационных потоках любим «голые факты», смакуем необычные случаи и новости. «Люди, такова уже их природа, всегда чем-то интересуются: какой-то голой известностью купишь даже тех, кто наставляет уши всяким сплетням и побасенкам», — читаем в одном из писем Плиния Младшего. Вот почему так легко зомбировать и так трудно побуждать к вдумчивому чтению, в целом к думанию, хотя именно в нем, вспомним Паскаля, — «все достоинство человека». А еще, относительно «голых фактов», — голос Лукиана («Как писать историю»): «Что касается самих событий, то в их изложении не может быть случайности, а лишь серьезная проработка и тщательным образом продуманное исследование...»
— Итак, журналистика и история: какова, на ваш взгляд, их специфика в нынешних реалиях?
— Вот почему таким ответственным становится в наши дни труд историка, журналиста: нужно не только мужество подавать факты, но и умение думать, осмысливать и привлекать общество к думанию, а не к потреблению; к своему виденью, а не к зрелищам. Одним словом, все мы, а не только избранные, призваны узнавать, кто мы, откуда, а прозрев, — и «за горизонт заглядывать» — куда идем. Вот тогда и не будем «бездольными», как писал об этом Софокл: «Бездольным не будет тот, кто сам / Будущий путь ясно зрит...» («сам» — то есть своими глазами, своим мнением). Вот тогда и не будем отдавать свое — в чужие руки (имею в виду, в частности, языковые проблемы, невосприятие высокого стиля), тогда избавимся и от комплекса неполноценности, тогда и не будем стесняться даже на мировой арене говорить на своем, с глубокими корнями, — украинском языке, не будем торопиться заявлять о своем мировом гражданстве и не будем кичиться знанием еще одного «общепонятного». Нам нужно «разминировать» не только реальное, но и духовное пространство — не впадать в свои исторические ошибки и в то же время — враждебную ложь обезвредить. Таковы первые акценты Ларисы Ившиной в искреннем, эмоциональном и глубоком «Слове к читателям», где так много свежего и неожиданного, в частности, относительно конституционной монархии в ХХІ веке; все это — от панорамного виденья мировой истории и глобального мышления. «Слово» внедряет нас в книгу, что является очередным, очень важным шагом на пути возвращения в наше завтра; книгу под таким и для глаза красивым, и для уха звучным названием: «К орона, або Спадщина Королівства Руського».
— Как, по вашему мнению, вообще нужно читать — такие книги, как та, о которой идет речь, — о «Короне...»?
Читать мы должны прежде всего думая, то есть нужно видеть то, что за словом, в глубине слова. Половина всех ошибок и бед, учил, идя за стоиками, Декарт, — от ошибочного понимания слов: должны уточнять — что такое демократия, элита, независимость, благородство, наследство, мужество, пропаганда, в конце концов — что такое корона. Чтобы не было тех ошибок и бед — нужно, повторюсь, читать и думать, возвращаться к настоящему, гуманитарному образованию, которое формирует человека, а не «всезнайку». Вот что, скажем, Боэций сказал о благородности: «Если в основе / Рода человеческого — Бог, то кто из нас не благородный? / Только тот, кто род свой позорит, готов на недобрые дела» (первое в пределах «плохого» — жажда обогащения за счет других); такие благородные, что работают для блага своего рода и народа, а не для своего собственного, — это элита, которую и уничтожали раз за разом именно за то, что она работала для блага своего народа («врагами народа» называли ее наши враги); именно ей, национальной элите, вполне справедливо, в Предисловии и книге уделено чуть ли не больше всего внимания. Демократия — это власть не населения, которое ожидает лишь материального улучшения жизни, а народа, который вверх идет, хотя был заперт в погреб. Независимость — это высокая ответственность; высокая — потому что перед Богом, который, позвав человека и дав ему свободный выбор, хочет, чтобы он выбрал свет, а не темноту: «только ответственные и культурные народы могут быть свободными», — сжато об этом в «Слове к читателям». Мужество — это совокупность всех добродетелей, а не только храбрость. Наследство из хороших рук должно идти в хорошие руки, чтобы преумножилось, а не пошло на убыль: почитание предков и потомков — важная наука античных. Обязанность (ключевое слово Франко) — не то, которое связывает, а то, которое обязывает, что из человека сделает человека — общественное существо. Созерцание — не бездумность («...народ посадили перед телевизором и обобрали» — горькая правда), не то, которое ведет к скуке, а наивысшее наслаждение от живого, потому что с живой природой беседуем, а не с экраном, образное мышление: «Мышление интереснее знания, и самое ценное — созерцание», — так, кажется, сказал Гете. Инертность, с латинского — это отсутствие творчества: элита времен Владимира и Ярослава, упомянуто в Предисловии, не была инертной: построение Софии Киевской, что было стратегическим заданием тогдашней элиты, — высокий образец творческой духовности. Интеллигентность (та же латынь) — это, среди прочего, умение делать надлежащий выбор, сделать правильный шаг, это — понимание, и именно такую интеллигентность должны в настоящее время развивать и беречь. Приятно, что в «Короне» так часто поднимается эта тема. Запомнился, из воспоминания в книге, Отто фон Габсбург (Василий Вышиваный), племянник последнего императора Австро-Венгерской империи, который был чрезвычайно интеллигентным человеком, с прекрасным образованием, знал шесть языков, хорошо понимал мир. Главное же — был скромным; без этой черты, пусть кто-то и полиглот, — интеллигентом никоим образом не будет. Поэтому: «Уточняем значение слов...». Уточнив — совмещаем их с делами, подтверждаем их делами, как к этому призывали философы-стоики, которых особенно уважали в Украине (вспомним наше казачество), — призывы к стойкости и выносливости, настойчивости и рвению, честности и общительности, достоинству и пренебрежению к роскоши, терпеливости и отваги не склоняться даже перед Фортуной...
ФОТО АРТЕМА СЛИПАЧУКА / «День»
— А относительно короны? Какие ассоциации вызывает у вас это слово, что видите за ним?
— Корона (с лат.), первобытно, — это венок из цветов или листков; это — сплетение, где конец является началом, это гармония цветов, согласие, а также, в нашем значении, — символ крепости, единства, и главное — это преемственности, связь, а задача книги, о которой говорим, как это и в Предисловии отмечено, — «связать» времена, ведь без этой связи все усыхает, распадается. Весьма интересная мысль, которая имеется в «Слове к читателям», — об Украине как о стране-«трансформере» (Киевская Русь, Королевство Русское, Княжество Литовское и др.). Внимательный читатель сразу вспомнит Овидиевы «Метаморфозы» и ведущее мнение автора поэмы: «Міняється все, а не гине ...». Однако, когда речь о народе, — нужны большие, общие, усилия, иначе: «Загинеш, згинеш, Україно...» Нужна просветительская работа, но не на уровне заучивания правил, дат, сюжетов (свет — не от них): определяющей здесь должна быть не просто память, а память эмоциональная, на уровне чувств: она в народной песне, которая, поверим Кобзарю, «не вмре, не загине», в древнейших обычаях, главное же — в нашем сочном, а не только «правильном» («красивом») языке. А ему, именно такому языку, который действительно был душой народа (той душевности все меньше), так мало уделяем внимания, так сами же ее и калечим!.. «Нам всегда было достаточно порыва — преемственности не хватало», — уже в который раз вспоминаю запись в дневнике Михаила Билика, переводчика Вергилиевой «Энеиды». Кстати, язык нашей «Энеиды» или, скажем, «Одиссеи» в интерпретации П. Нищинского (Байды) — образец именно такого, богатого фразеологизмами, напевного, колоритного языка наших предков; чувствовать этот язык, беречь его важнейшие, национальные, предопределенные нашей историей признаки (а мы их теряем — боремся лишь с лексическим суржиком) — это беречь ценнее всего: связь поколений, то, что не должно погибать. И еще одно: римляне, а они знали законы и на строительстве государства, в первую очередь заботились именно о ее исторических фундаментах, об истоках (вспомним эту же поэму Вергилия или исторический труд Ливия «История Рима от основания города»), а также — о возвращении на землю, к «обычаям предков», без чего моральное оздоровление общества останется на уровне деклараций. Судьбу Украины, правда, связывали с Троей, потому что такая уже наша история, как у Богдана Лепкого: «О краю мій, свята руїно / Новітня Троє в попелах!». Но мы обязаны возродиться из того пепла, воскреснуть, как воскресал Феникс: «Ты воскреснешь, моя Украина...» — никогда, по крайней мере в песне, мы не теряли веру.
— В книге «Корона», разумеется, часто звучит такой термин, как «конституционная монархия». Что скажете на эту тему?
— Когда читаю о конституционной монархии, почему-то вспоминаю знаменитого «Лиса Микиту» Ивана Франко, конечно, не в советской интерпретации, как детская сказочка, а некорректированная, аутентичная, адресованная прежде всего сознательным слоям нашего крестьянства поэма (с конгениальными иллюстрациями Эдварда Козака), который в аллегорических образах объясняет совет Маккиавелли: «Не можешь быть львом — будь лисом» (в политике часто нужна не только мудрость, но и хитрость: Лис, как Одиссей, как его последователь Эней, лис-победитель, — замысловатый, «на всеє зле проворний», как наши казаки-характерники: брали верх над злом не только силой, но и смекалкой, проворностью»). Так вот: гривастому Льву, который с короной на голове, меньше всего «перепало» (все шишки — на его непутевое, со всеми человеческими недостатками, прежде всего ненасытностью и тупостью, звериное окружение, которому от Лиса очень сильно досталось). Не похоже на то, что Франко «бичует хищническую сущность самодержавия, беспощадно высмеивает господ» (из аннотации к изданию 1981 г.): корона — это таки корона, еще и когда она на сообразительной и мудрой, достойной этого дорогого украшения, голове государственного мужа.
— Какое у вас общее впечатление от книги? Какие мнения выдвигаются на основе размещенных в ней статей?
— «Корону...» нужно перечитывать и продумывать; здесь — уважаемые авторы, почтенные темы, требующие знания и компетентности в этих сферах, поэтому не могу теперь ни до конца осмыслить, ни должным образом оценить все, что в книге. Одно лишь позволю себе повторить: именно такой венок — плетение интересных, неординарных мыслей, которые помогают нам оглянуться на свое прошлое, следовательно, и будущее увидеть, — крайне необходим нынешнему читателю, чтобы тем, кто до сих пор стесняется своего, в конце концов, спала пелена с глаз, иначе, при всей компьютеризации, — и света Божьего не увидим. Кстати, о свете. Приятно, что в материалах «Короны...» чуть ли не на каждом шагу наталкиваемся на что-то такое, которое сразу погружает в античность, которая (хоть и христианской еще не была), лелеяла, собственно, Боже свет — золото души. Скажем, «Философ на троне» (о нашем князе) сразу же ведет к идее образованного властителя, к императору и философу Марку Аврелию. Раскроем наугад его «Размышления» («Наедине с собой») — и натолкнемся на наше самое болезненное: «Природа установила пределы также для еды и питья, а ты нарушаешь эти пределы и выходишь за достаточное», — обращается он к своему (конечно, не из «избранных») мнимому собеседнику. Переступить — это грех, в самых разнообразных сферах, — чуть ли не самая показательная черта в портрете потребительской эпохи, которая, запуская духовное, крикливо пропагандирует материальное («рекламировать» — значит выкрикивать), потому что достаточно тихое. Остановился, читая Предисловие, на слове «каллиграфия» (о письмах Орлика). Вспомнил детство и строку из такой любимой у нас песни: «...Під гаєм в’ється річенька...»; почерк Природы — и каналы во времена «мелиорации», которые перечеркнули этот почерк, — должны возобновлять его, а с ним и свой характер — прекращать взлелеянные в тоталитарную эпоху дерзость, развязность. При упоминании о корабле, у которого не будет попутного ветра, если не будет знать, куда плыть, всалыли в памяти слова И. Франко: «Та ніде той не дійде, / Хто не має цілі. / Човне, як пливеш, то знай же, де!» — и его прототипы: «государственный корабль», который стал игрушкой ветров, — у Алкея, Горация. Приятно, а в то же время важно и то, что на просторах европейской истории, из часового расстояния, видим «световые точки» — ячейки нашей культуры и знаковые фигуры, которые говорят самими именами: Ярослав Мудрый, Владимир Мономах и его «Поучение детям», Ярослав Осмомысл, король Данило, князь Константин Острожский, гетман Петр Сагайдачный, который защитил европейскую культуру, сам ее лелея, от восточного нашествия, военный гений с европейским образованием Богдан Хмельницкий, гетман Мазепа, которым была очарована Европа. В конечном итоге, вспоминая предков, возвращаем свое, родное — себе. Еще для античных наибольшим позором было либо «профукать» родительское наследство, или, что хуже, — передать его в чужие руки.
— Что сразу же запомнилось? Возможно, чтение книги вызвало какие-то воспоминания?
— Проживаю во Львове по ул. Линкольна (бывшая Димитрова); соседние параллельные улицы — Гетмана Мазепы (бывшая — улица имени города Печ) и Вячеслава Липинского (бывшая Ульяновская). Разница — очевидна. Но стремятся ли все жители этих улиц знать как можно больше о Мазепе, о Липинском?.. Привлекли внимание и вот такие, очень точные, слова из Предисловия: «Сегодня преодолеть культурное разрушение можем, лишь ставя перед собой сверхзадание. Без этого постколониальное мышление по инерции будет сохраняться, и новые названия улиц этому никак не помогут». Как-то, помню, обратился ко мне прохожий: «Где здесь улица Русская?» Я еще и глазом не моргнул, как он: «Но ее уже, наверно, переименовали» — и пошел. В день референдума мне посчастливилось побывать в Вашингтоне на обзорной площадке монумента Вашингтона (рядом — мемориал Линкольна). Наш гид, узнав, что в группе есть украинец, пожал мне руку и поздравил с независимостью; помню пожатие его руки, и даже имя держится памяти: Джон Лаквуд. Мы — в европейском, мировом контексте.
— Что бы вы пожелали читателям газеты «День», читателям «Короны...», в целом, нашим современникам?
— Одно из значений латинского существительного «corona» — круг слушателей, зрителей, собеседников, в целом людей, которые собрались в круг. Хочется пожелать, чтобы расширялся круг читателей и журнала «День», и новой книги «Корона», чтобы все мы действительно стремились и способны были осмыслить свою тысячелетнюю историю; чтобы каждый наш день, «шаг жизни» был направлен и к нам самим, и к людям — хорошим, благожелательным. А еще, так как идет война, хочется напомнить слова Горация, обращенные к Риму, который, как будто тот могучий дуб, «черпает мощь и силу духа / даже от острия, в него вбитого».
