Когда говорят об украинце «национально сознательном», по умолчанию противопоставляют ему личность «национально несознательную», причем наличие или отсутствие национального сознания трактуется как результат свободного выбора взрослой личности. Пусть даже этот выбор и совершается под влиянием обстоятельств, не важно, материального или идеального характера. Мой дядя, родом из Твери (более русского не бывает!), перебравшись после войны в Киев и будучи вынужденным изучить украинский язык, знание которого являлось необходимым условием поступления на работу в аппарат Совета Министров УССР, стал сознательным украинским националистом (и, соответственно, несознательным русским человеком).
Восходящее еще к Аристофану «Ubi bene, ibi patria» обычно «применяется к беспринципным людям, легко меняющим свое отечество на любую страну, которая соблазнит их какими- либо выгодами» (так трактуют этот афоризм авторы книжки «Крылатые слова»). Ключевое слово здесь — «легко»: сегодня гоняю мяч за Украину, завтра за Россию, сегодня получаю пенсию и пайки ко Дню Победы в харьковском собесе, завтра — в тель-авивском или штутгартском. А если «трудно», а если — с переосмыслением принципов? Как «из Савла — в Павла»? Дыша угрозами и убийством на учеников Господа, он терзал церковь, входя в дома, и, влача мужчин и женщин, отдавал их в темницу — так описывает Савлову деятельность книга Деяний апостолов. Можно ли представить, чтобы такому человеку судилось стать величайшим апостолом, распространителем христианства, «избранным сосудом Моим», как сформулировал сам Господь призвание Савла.
С яростным гонителем веры Христовой случилось, как известно, преображение, ибо осиял его свет с неба и услышал он глас Господень, каковые явления суть чудо. Чудесное обретение Украиной независимости могло сходным образом повлиять на вчерашних борцов с «украинским национализмом», превратив их в национально сознательных украинских государственников. Ничего удивительного и лицемерного здесь нет, нужно лишь с пониманием относиться к естественной подозрительности и обиде прошедших через лагеря и тюрьмы украинских патриотов.
Выходит, что разница между «национально сознательным» и «национально несознательным», между принципиальным и беспринципным всего лишь количественная — легко или трудно, быстро или медленно — и отличить их весьма непросто. Еще замечу здесь, что национальная «несознательность и беспринципность» может быть идеальным сознательным принципом (например для киников — первых космополитов и интернационалистов в истории).
Но есть у национального и иное измерение — в области психически бессознательного, и эту «национальную составляющую» поменять очень трудно. В детстве меня оставляли совершенно равнодушным сказки на древнерусские мотивы: былины, богатыри, русалки на ветвях и прочие славянские мифы, но странным образом увлекла «Калевала» (карело-финский народный эпос. — Ред. ). Сейчас я могу сказать почему: казацкая легенда «витісняє всю попередню національну міфологію і досі залишається українським національним міфом» (Мирослав Попович). А потому неосознанных, архаических глубин моего украинского естества русские мифы тронуть не могли.
Я до сих пор могу наизусть декламировать Шевченко из школьной программы, а вот Пушкина (как, впрочем, и других) забыл тотчас же после «прохождения». Хотя школа была, естественно, русская, и мой родной язык — русский. Теперь я понимаю почему: вовсе не из-за учителя или собственных сознательных предпочтений (какие у тринадцатилетнего мальчишки могут быть поэтические предпочтения?), а потому что до неосознанных глубин моей украинской души могли дойти и остаться там навеки только лишь слова украинского пророка.
Да, только шевченковскому слову Богом дано такое: «Я не знаю другого поэта, кому бы так поклонялись — в массе, словно святому, обливаясь слезами, как в церкви, заскорузлые мужики перед иконой-портретом в рушниках на потайном юбилее, в каптерке, хором, как Отче наш: — Батьку! Тарасе!..» Но, с другой стороны, равным образом только украинцу дано так воспринимать Кобзаря. Причем украинцу бессознательному, не сознающему своей национальной принадлежности и не рефлексирующему по этому поводу — как те обливающиеся слезами заскорузлые мужики из «Голоса из хора» Абрама Терца.
У нас в Харькове издается газета «Симон», в которой есть ежедневная рубрика «В этот день родились». Отсюда читатель узнает, например, что в двадцать шестой день августа родились: «Христофор Колумб (1451) — испанский мореплаватель, первооткрыватель Америки; Александр Кальянов (1947) — певец; Земфира Рамазанова (1976) — певица, автор и исполнитель своих песен, Макколей Калкин (1980) — американский актер-киновундеркинд». А 27 августа родились: «Иван Франко (1856) — украинский писатель, поэт; Теодор Драйзер (1871) — американский писатель; Фаина Раневская (1896) — актриса, народная артистка СССР; Богдан Ступка (1941) — украинский актер театра и кино». Подметили примечательную закономерность этих сухих справочных строк? Всех именинников назвали по национальности (понимаемой правильно — не в кровном, а в национально-державном смысле), всех, кроме русских. Для украинского автора рубрики в украинской газете Кальянов, Раневская и Земфира — настолько свои, что ему странным кажется даже указывать, что они — русские. А Франко и Ступка настолько чужие, что подлежат национальной идентификации наряду с испанцем Колумбом и американцем Драйзером. Я далек от мысли приписывать автору этой познавательной рубрики сознательный антиукраинизм. Просто он — бессознательно русский, который никогда не задумывался по этому поводу. А вот сознательные украинцы из вышестоящих могли бы указать бессознательному автору, что негоже так вести рубрику в украинской газете. После незначительных исправлений (Кальянов, Земфира, Раневская — российские певец, исполнительница, актриса; Франко, Ступка — поэт, актер), которые наверняка останутся незамеченными читающей публикой, возобладал бы не только здравый смысл. Исправления правильно воздействовали бы на подсознание — по принципу 25 кадра.
Силу бессознательно обретенного я испытал на себе не далее как неделю назад. Находясь на отдыхе и пребывая в расслабленном сознании после употребления существенного, однако вполне разумного количества, мы с друзьями исполняли под гитару «песни народностей», среди которых ближе к апофеозу востребованным оказался и гимн Советского Союза. Так вот, когда настала очередь припева, трое разменявших пятый десяток мужиков вскочили, как один, вскинули руки в пионерском приветствии (но почему-то со сжатыми кулаками) и заревели во все горло: «Славься, отечество наше свободное!»…
Сон разума рождает чудовищ. Но лишь в том случае, если в спящий разум этих чудовищ сознательно поселят.
