Спустя год после получения от Н.Н. темы я представил на ученый совет Львовского университета диссертацию «О методе функционального интегрирования в теории функций Грина». Накануне дня защиты я встречал Н.Н. на вокзале, и он, появившись в дверях вагона, немедленно воскликнул: «Ширков едет на пределе». Д.В. Ширков был моим оппонентом, и этим восклицинием Н.Н. сразу успокаивал меня: оппонент приедет вовремя. К вагону подошел также И.З. Штокало, и Н.Н. сказал ему торжественно: «Это мой ученик товарищ Свидзинский. Прошу любить и жаловать». А через минутку, когда Штокало прошел вперед, попросил меня тихо: «Скажите мне ваше имя и отчество». Я назвал, и впоследствии Н.Н. обращался ко мне только так. Тут проявилась милая черта интеллигента старого воспитания: ученик должен ощущать весомость процедур формальной карьеры.
Как прошла защита и что было после нее, я описал в своей статье, опубликованной в Боголюбовском сборнике в1993 г., поэтому не буду повторяться. Скажу только, что во время экскурсии в курортное село Любинь Великий, когда мы с Д.В. Ширковым развлекались «светскими» беседами, как их любил называть Н.Н., он в уме завершил доказательство основной леммы теории дисперсионных соотношений. При этом реагировал меткими репликами и на то, о чем мы говорили. Такой феноменальной способности я не наблюдал ни у кого из известных мне людей.
После защиты я получил назначение на работу в Харьковский политехнический институт. Мой приезд на место новой работы пришелся на день известной речи Хрущева о «культе личности», однако КГБ еще долго продолжало свою традиционную деятельность, хотя и в слегка смягченном виде. Поэтому, когда я запросил так называемую «форму», чтобы поехать в Дубну, где тогда работал Н.Н., мне отказали. Тем более, что на собеседовании я вел себя в духе бравого солдата Швейка, отбрасывая провокационные предложения. Это привело к тому, что я исчез из поля зрения Н.Н., и он с неудовольствием сказал об этом Парасюку. Мне пришлось разъяснить ситуацию через надежного человека, и Н.Н. сделал хороший ход: пригласил меня на конференцию, участники которой могли проходить в ОИЯИ «по списку», конечно, только на время работы конференции. Так контакт с Н.Н. был возобновлен.
Я приезжал к Н.Н. в Дубну, встречаясь с ним в административном корпусе, куда вход был свободный, а Н.Н. можно было застать в его директорском кабинете. Однажды его секретарь сообщила, что нужно подождать в приемной, так как Н.Н. проводит большое совещание админперсонала и парткома, но, по-видимому, скоро освободится. Через некоторое время двери раскрылись, и из кабинета стал выходить народ. Когда все вышли, я зашел внутрь и сквозь густой табачный дым увидел в глубине кабинета Н.Н., который сидел и что-то быстро писал. Он поднял голову, когда я подошел почти вплотную, и я увидел, что он писал формулы. У меня вырвалось: «Так вы и в такой обстановке занимаетесь теоретической физикой?» Н.Н. ответил: «Теперь надо ловить каждую минуту». «Теперь» относилось к его новому директорскому статусу. Н.Н. взял две статьи, которые я ему привез, быстро просмотрел и предложил к одной из них дописать концовку, которую фактически тут же и продиктовал. Я был рад, что статьи ему понравились, но, выйдя, подумал о том, что нужно срочно найти машинистку, чтобы перепечатать конец статьи. С этим вопросом обратился к секретарю, а она немедленно отвела меня в машбюро. Пока я там объяснял, что мне надо перепечатать страницу, чтобы внести изменения, предложенные Н.Н., а бумаги у меня нет, одна из машинисток уже вставила лист в машинку и начала перепечатывать написанное. Так очень быстро, без бюрократических проволочек, была дополнена последняя страница статьи. И позднее я не раз убеждался, что бюрократических загвоздок в ОИЯИ нет.
Хотя я организовал в Харьковской политехнике семинар, где мы основательно изучили книгу Н.Н. Боголюбова и Д.В. Ширкова по квантовой теории поля, мои интересы сместились в сторону физики низких температур в связи с организацией в Харькове научно-исследовательского института такого профиля. Вскоре я перешел в него работать, тем более что работа в ХПИ становилась бесперспективной из-за бессмысленных экспериментов, начавшихся в системе образования в 1957 году. Впрочем главной причиной моего перехода было то, что теория сверхпроводимости в прекрасной форме, развитой Боголюбовым, создавала благодатное поле для новых интересных теоретических исследований в этой области. К тому же в Физико-техническом институте низких температур мне, наконец, оформили допуск. Эта бумажка обеспечила мне необходимые пропуски.
В книге «Н.Н. Боголюбов» (Дубна, 1994), содержащей доклады, прочитанные в Дубне в 1993 г. на международной конференции «Боголюбовские чтения», а также в книге «Боголюбовские чтения» (Дубна, 1994) (первая — более мемуарная, вторая — более научная) собран интересный материал о жизни, деятельности Н.Н., а также о некоторых научных проблемах, связанных с его творчеством. С горечью констатирую, что эти книги вышли уже после смерти Н.Н., случившейся 13 февраля 1992 года.
В первой книге есть и моя статья, в которой наряду с изложением научных вопросов теории сверхпроводимости описаны впечатления от контактов с Н.Н. в годы моих занятий этой теорией. Не буду тут повторять сказанное в ней. Остановлюсь на тех чертах этого великого ученого и человека, которые не сразу бросались в глаза, но определяли самую суть его личности.
Боголюбов был чрезвычайно добрым человеком, но вместе с тем и очень требовательным — прежде всего к себе, но также и к людям, с которыми он работал. Как его доброта не вступала в конфликт с требовательностью, тем более что никто не мог удовлетворить все те нормы, что установил Боголюбов прежде всего для себя, — секрет его удивительной натуры. Решающее значение для формирования характера Боголюбова имело трудовое воспитание в семье. Отец Н.Н., Николай Михайлович Боголюбов, выдающийся христианский теолог, автор значительных трудов по теории религии, передал своим сыновьям (их было трое) прочную христианскую веру, знание древних и современных европейских языков, привычку к упорному труду, широту интересов — и все с очень раннего возраста. Об этом хорошо рассказал брат Н.Н. Алексей Николаевич в своих воспоминаниях.
Меня, естественно, интересовали политические взгляды Н.Н., но на эту тему я никаких его высказываний не слышал, за исключением реплики о гетмане Украины Павле Скоропадском, которого Н.Н. оценил как выдающегося государственного деятеля. Это позволяло построить определенные умозаключения. К сожалению, в свое время я не был готов их сделать, поскольку, к стыду своему, о Скоропадском тогда практически ничего не знал. Этот пробел я восполнил лишь недавно. Хочу обратить внимание на следующее высказывание Скоропадского относительно большевизма и будущего Украины:
«Социализма у нас в народе нет, и поэтому, если он и есть, то среди маленькой кучки интеллигентов, оторванных от народа, без почвы и духовно нездоровых. У меня нет сомнения, как не было его и ранее, что всякие социалистические эксперименты в случае, если бы у нас правительство было социалистическое, привели бы немедленно к тому, что вся страна за шесть недель стала бы добычей всепожирающего молоха большевизма. Большевизм, уничтожив всякую культуру, превратил бы нашу чудесную страну в высохшую равнину, где со временем уселся бы капитализм, но какой! Не тот, слабый, мягкотелый, который тлел у нас до сих пор, а всесильный бог, в ногах которого будет валяться и ползать тот же народ».
Следовательно, коль скоро Боголюбов высоко оценил Скоропадского, он, безусловно, отрицательно относился к большевизму и иным формам тоталитаризма.
Конечно, уже как глубоко верующий христианин, Н.Н. не мог сочувствовать воинственно-атеистической большевистской власти. Добавлю также, что эта власть арестовала в 1930 г. отца Н.Н. и держала его, тяжело больного, в тюрьме без предъявления ему каких-либо обвинений. Николай Николаевич в этой ситуации совершил мужественный шаг: обратился к самому председателю ГПУ Менжинскому с требованием освободить отца, хотя авторитетные люди предупреждали его, что он сам подвергается смертельной опасности. Но Н.Н. добился своего: отца выпустили, хотя прожил он после освобождения недолго.
Из всего сказанного понятно, почему Н.Н. не был членом партии, хотя, по номенклатурным правилам, такие высокие должности, какие он занимал, требовали членства в компартии. Очевидно, для гения сделали исключение.
Отношение Боголюбова к российской и тем более к советской бюрократии было, конечно, отрицательным. Он очень любил Салтыкова-Щедрина, которого хорошо знал и часто цитировал, например, вот это саркастическое: «Просвещение внедрять с умеренностию, по возможности избегая кровопролития».
Н.Н. был очень сдержан, я только один раз видел его в состоянии глубокой горести. Случилось, что я приехал к нему посоветоваться о возможностях построения уравнений гидродинамики сверхтекучих систем. Он заметил, что, кроме непосредственного вывода гидродинамических уравнений, возможен путь, пролегающий через предварительное установление кинетического уравнения. В связи с этим он раскритиковал работу Галясевича и сказал, что у него над этой проблемой успешно работал ученик из Китая, он назвал его любовно «китайчик Ли». Когда я спросил, где будет опубликовано это исследование, он тяжело вздохнул и сказал: «Пропал китайчик Ли. Отозвали его». «Он вернется?» — спросил я. «Нет, он пропал, совсем пропал, мой китайчик Ли». Я никогда больше не видел такого выражения глубокой скорби на лице Боголюбова. Дело было во время так называемой китайской «культурной революции»...
При всем этом Н.Н. Боголюбов работал и в чистой науке, и в военных проектах как лояльный гражданин СССР. Этот факт иногда вызывает неоднозначные оценки. Думаю, что для правильного понимания нужно принять во внимание следующее.
Работа над научным обеспечением разработки водородной бомбы была полностью оправдана необходимостью достичь паритета двух враждующих мировых систем. Только этот паритет сдерживал обе силы от военного нападения. Это прекрасно понимал Боголюбов, работая, таким образом, во имя мирного будущего всего человечества.
Безусловно, он в полной мере использовал свое сотрудничество с советской системой для создания мощной научной школы в теоретической и математической физике, что было благом не столько для самой системы, которая впоследствии развалилась, сколько для страны и человечества.
Хотел бы отметить различное, фактически диаметрально противоположное, отношение разных ученых Советского Союза к своей деятельности в сфере науки и образования в те годы. Одни ученые и преподаватели исповедовали такой принцип (особенно если речь шла о развале советского образования): «чем хуже, тем лучше». То есть когда снижались требования к студентам, а реальные знания заменяли показухой, люди этой категории считали, что это только ускорит развал всей системы, которая сама рубит сук, на котором сидит. Исходя из того же принципа, они не боролись против преследований нежелательных для власти научных направлений. Вторая же категория ученых, которая тоже не имела симпатий к режиму, придерживалась иной линии поведения: они осуждали безграмотные меры руководства как разрушающие культуру, которая является абсолютной ценностью. Ученые первой категории стремились оставить родину, тогда как ученые второй категории считали необходимым остаться, они понимали свое служение как служение не режиму, а народу, человечеству. Очевидно, что Боголюбов принадлежал именно к этой, второй, категории ученых.
Неоднозначные оценки вызвало сообщение в советской прессе о присоединении Н.Н. к осуждению А.Д. Сахарова. В этой связи заслуживает внимания не известный ранее материал, представленный Г. Гореликом (статья «Сила знания и импульс веры», опубликованная в журнале «Заметки по еврейской истории» в 2002 г., № 22).
Этот автор разыскал в США бывшего гражданина СССР Маттеса Агреста, талантливого самоучку, который стал выдающимся ученым-математиком и был привлечен к проведению секретных разработок в Арзамасе. Агрест был правоверным евреем и интересовался также теоретическими аспектами религии. На этой основе у него сложились дружеские отношения с Боголюбовым, который глубоко интересовался философией религии (не только христианской), и они даже вели секретный семинар по богословским проблемам, касающимся иудаизма и христианства (при этом Агрест узнал, что Боголюбов знает иврит). Однако случилось так (скорее всего, из-за того, что Агрест сделал своему новорожденному сыну обрезание, и это обнаружилось при медосмотре ребенка), что органы КГБ обвинили его в том, что у него якобы есть родственники в Израиле, и потребовали покинуть «объект» в 24 часа. В защиту Агреста выступили только Н.Н. Боголюбов и И.Е. Тамм. Они добились отсрочки изгнания — до семи дней. Что ж касается А.Д. Сахарова, то он не решился заступиться за Агреста, но все же помог ему, предоставив ключи от своей пустующей московской квартиры. Из рассказа Агреста Горелик узнал, что они с Н.Н. утаивали свои теологические занятия как от Сахарова, так и от Тамма, считая — и небезосновательно — обоих атеистами и просоветски настроенными. О Боголюбове Агрест отзывался с большой теплотой.
Горелик считает, что Боголюбов имел основания для осуждения Сахарова, исходя из существующих расхождений с ним. Думаю, что с этим выводом нельзя согласиться. Боголюбов мог осуждать взгляды Сахарова, так сказать, «справа», но разве логично по этой причине присоседиться к его осуждению «слева»? Близкие к Н.Н. люди (в частности, его сын Николай Николаевич-младший) утверждают, что Боголюбов вообще не ставил своей подписи под осуждением Сахарова, это сделали против его воли люди из аппарата Президиума АН СССР. Есть и другие версии. Я не могу судить о событиях, мне неизвестных. Вместо этого хотел бы подчеркнуть другое. Каждый ученый, даже из самых выдающихся, не мог не быть в какой-то степени лояльным к режиму, если хотел функционировать в науке, творить, а тем более — организовывать научные школы. И это обстоятельство совсем не связано с недостатком мужества. Например, П.Л. Капица был чрезвычайно мужественным человеком, он вырвал из лап НКВД Ландау и Фока, спас им жизнь, решительно и настойчиво обращаясь по этому вопросу как к Сталину, так и к Берии. Научная и техническая деятельность Капицы объективно была направлена на укрепление и защиту тогдашнего социалистического государства. Точно так же и Боголюбов, человек большого мужества и силы воли, должен был найти для реализации своей жизненной задачи определенную линию лояльности к режиму, в котором ему было суждено жить, и только так он мог исполнить наиболее приоритетные обязанности перед своей научной школой, многочисленными учениками, наконец, перед всем народом, наукой и культурой. По моему мнению, эта жизненная линия была найдена им безупречно.
Возвращаясь снова к научной деятельности Н.Н. Боголюбова, должен отметить, что лишь перечень его основных результатов трудно сделать из-за их огромного количества. Говоря выше о первых его работах в области теоретической физики (1940 — 1950 гг.), я не упомянул о монографии «О некоторых статистических методах в математической физике» (1945 г., Киев), о теореме (совместно с Б.И.Хацетом) об условии существования в термодинамическом пределе свободной энергии на единицу объема. Обе работы значительно опередили свое время. Когда поставленная и решенная в названной статье проблема через двадцать с лишним лет начала осознаваться научной общественностью, Н.Н. вместе с Б.И.Хацетом и Д.Я.Петриной дал ее обновленное изложение.
Говоря о теории сверхтекучести, следует упомянуть, кроме статьи о слабо-неидеальном бозе-газе, также о первом микроскопическом выводе уравнений двухжидкостной гидродинамики; примененная при этом техника использовалась позже во многих работах. Что касается теории сверхпроводимости, то Н.Н. неутомимо исследовал математическую структуру теории, пока в знаменитом препринте о квазисредних (1963 г.) не довел ее до такой степени идейного совершенства, которая удовлетворяла высшим требованиям, поставленным им перед собой. В этой обширной работе были установлены важные неравенства для фурье-образов двухвременных функций Грина (введенных в 1959 г. Н.Н. Боголюбовым и С.В. Тябликовим), что позволило разным авторам строго доказать невозможность дальнего порядка в широком классе низкоразмерных систем с фазовым переходом. Идеология квазисредних и ломки симметрии использовалась не только в теории фазовых переходов, но и в квантовой теории поля.
Нельзя также не упомянуть о важной работе, выполненной вместе с Д.Н. Зубаревым, о волновой функции низшего состояния системы взаимодействующих бозе-частиц (1955 г.), из которой в руках И.Р. Юхновского вырос мощный метод коллективных переменных, позволивший впоследствии дать удовлетворительное решение трехмерной модели Изинга — объекта безуспешных усилий огромного количества исследователей. Школа Юхновского во Львове успешно применила этот метод для описания многих систем с фазовым переходом второго рода.
Если кратко просуммировать достижения Н.Н. в области статистической теории конденсированных систем, можно утверждать, что его деятельность кардинально изменила весь облик этой теории, чрезвычайно расширила всю ее проблематику, развила принципиально новые методы решения задач, к которым раньше не могли даже подступиться.
Уже в 1950-е годы Н.Н. обращается к проблематике теории квантованных полей. Он начинает с ревизии основных положений этой теории, формулирует ее аксиоматику. Параллельно создается (вместе с Д.В.Ширковым) капитальная монография: первое издание — 1957 года, далее появлялись новые, дополненные, издания и переводы на разные языки цивилизованного мира.
На основе разработанной аксиоматики и чрезвычайно мощных математических методов (при этом Н.Н. основал целые новые области теории функций многих комплексных переменных и обобщенных функций) были строго доказаны дисперсионные соотношения — задача, оказавшаяся непосильной для других исследователей. В это же время вместе с Ширковым разрабатывается метод ренормализационной группы, с помощью которого были решены известные парадоксы квантовой электродинамики и найдены асимптотики функций Грина электрона и фотона при больших и малых импульсах. Заметим, что методы ренормгрупы были применены позднее во многих задачах теоретической физики, в частности, и в теории фазовых переходов. В 1957 г. вместе с Парасюком формулируется и доказывается знаменитая R-операция. Ее теория была основана на определении произведений обобщенных функций типа причинных; эта работа и поныне принадлежит к наиболее цитируемым в квантовой теории поля. В 1966 г. в работе, выполненной вместе с А.Тавхелидзе и Б.В.Струминским, вводится новое квантовое число для кварков, чем снимается парадокс с невыполнением принципа Паули для кварков и открывается путь к построению квантовой хромодинамики.
Еще раз подчеркну, что приведенный перечень работ Н.Н. далеко не полон. Упомяну лишь, что совсем недавно (в 2008 г.) были опубликованы фундаментальные исследования Н.Н. по теории плазмы, которые долгое время были закрыты для публикации.
Подводя итог, отмечу, что ХХ столетие было исключительно богатым на великих исследователей в области теоретической физики, но Н.Н. Боголюбов выделяется среди них чрезвычайным богатством результатов фундаментального значения. После его высоконаучной деятельности теоретическая физика приобрела совершенно иной вид.
