Позвонил приятель Толик и говорит: «Пошли на каток кататься, а то я не умею». Я говорю: «Пошли». Тем более с этой странной зимой только на крытом катке можно быть уверенным в наличии льда.
Я уже однажды пытался оседлать стальных коней, точнее — коньки. Но было это на стадионе «Снежинка». Там выдают стайерские коньки, а не хоккейные. Они ступни выворачивают наизнанку. Трудно делать вид, когда таким образом курсируешь, что получаешь колоссальное удовольствие. Улыбку держишь только ради женщин. Сама по себе она не держится...
Взяли еще нашу общую знакомую Олю. Она вся такая жизнерадостная, энергия из нее вырывается гейзерами и фонтанами. И главное — девушка умеет стоять на коньках. В смысле ездить. Стоять- то на них мы с Толяном тоже умеем.
Прибываем на стадион «Красного экскаватора («АТЕК»), покрасневшего в виду временной победы социализма.
Вдалеке зазывно бахала музыка. Кассирша сосредоточенно о чем-то молчала, может медитировала, как сейчас модно. Еле вырвавшись из объятий своего сознания, она обратила внимание на наше. Жаждущее сатисфакции со льдом. Сам-то Толик из Крыма, а там с зимними видами туго.
Конечки выдали то что надо — хоккейные. Мечта детства, такие квадратненькие сапожки, похожие на обувь космонавта или водолаза.
Оля объяснила, что шнуровать их надо очень крепко. Мы с Толиком тоскливо переглянулись и принялись перешнуровывать. Действительно, они теперь не болтались восьмерками, как погнутые колеса велосипеда.
Ото льда струился довольно сильный холод, гораздо больший чем на улице. Разогнавшись, я впервые, более- менее стройно заскользил. И где-то кругу на третьем я, наконец, стал получать кайф, понимать ради чего сюда явилась эта толпа розовощеких мазохистов. Но чтобы совсем расслабиться, как ни парадоксально, нужно набрать гоночную скорость. Как на том же велике!
И чем сильнее я разгонялся, тем больше подвергал риску жизнь остальных. Многих я, практически, спас от верной гибели. Потому как я честно орал, предупреждая о своем приближении. Да так, что временами перекрывал музыку стадионных динамиков.
Увлекшись этим занятием, я не сразу заметил, что Толян пропал. А он, оказывается, не может отойти от забора больше, чем на полшага. Роста парень примерно метр девяносто. И как только он отлипал от бортика, он все свое длинное туловище, пытался раскатать вверх. Но как только Анатоль принимал позу гордеца, тут же начинал заваливаться назад.
Я говорю: «Толян, убавь честолюбие! Опусти ниже центр тяжести. Чтобы разогнаться нужно отрабатывать на полусогнутых. Гордость сохраняй во взгляде. И в личном направлении движения. Понял?»
«Понял», — ответил Толик и его левая нога отправилась влево, а правая — вправо.
Кометой регулярно проносилась Оля, делясь лучезарной улыбкой. Но уж слишком кратковременно. Чтобы рассмотреть ее улыбку поближе, я вцепился в варежку барышни, предложив тем самым заняться парным катанием.
Выяснилось, что вдвоем ездить легче. Мне во всяком случае. Я стал подзуживать партнершу сделать что-то в роде двойного ритбергера или тройного тулупа. Но больше всего меня привлекала поддержка. Это так изящно, когда парочка разгоняется, а затем девушка грациозно ложиться (опасное сочетание слов!) и вертится вокруг партнера, пока телевизионный комментатор меряет на глаз ее расстояние до льда. Чем ниже, тем больше хвалит.
Мы набрали скорость, но внезапно вместо того чтобы закрутить вокруг себя Олю, мои коньки нахально рванули вперед, и я сам завертелся вокруг нее. Расчистив при этом от зевак центр катка. Обошлось, в общем, без жертв, только слегка зашиб одну не слишком квалифицированную пару, которая уже пол часа сосредоточенно ползала в том районе.
«Ничего, — сказал я партнерше, — это даже круче, поскольку до нас никто такого не делал. Новый трюк назовут нашим именем!»
Толик, увидев наши успехи, стал ревновать к Оле. Но все равно ничего не мог с собой поделать. Он стал уклоняться от радости скольжения и перенес свой центр тяжести на скамейку. Там ревновать было удобнее.
А зря, между прочим. Одна симпатичная девица только вдоль забора и передвигалась. Если бы он продолжал следовать тем же маршрутом — их знакомство было бы неминуемым.
Улыбка Оли была уже в непосредственной близости от меня, я наслаждался этим обстоятельством не меньше, чем катком. Иногда, правда, приходилось отвлекаться на повороты.
Я, чтобы помочь Оле повернуть, отпустил ее, поскольку самой ей это сделать было гораздо проще. А сам продолжал путь по прямой, не теряя, конечно, из виду Олину улыбку. Вдруг ближайший бортик распахнулся и из темноты выехала огромная очистительная машина. Не хватало еще, чтобы она очистила и меня от катка! Короче, чуть не попал в пасть этому устрашающему агрегату.
Откуда-то с потолка Ирина Билык отозвалась на эту сцену душераздирающими словами из нового альбома:
«...Разучилась смотреть вдаль,
Разучилась считать до ста,
Разучилась любить февраль,
Он украл тебя навсегда...»
Вдаль разучиться смотреть на катке никак нельзя! Песня эта была о любви и потере бдительности. Руководствуясь предупреждением в последней строчке, я погреб смотреть, чтобы Толян не увел Олю. Без коньков он гораздо опаснее.
