За последние девять лет в село Красноволю из города перебрался всего один человек — местный уроженец Адам Близнюк. Бывший старшина, старший прапорщик советской армии, он 24 года отслужил в «горячих» в прямом и переносном смысле «точках» — в Узбекистане и Туркестане, в Кушке, где во времена Союза была крайняя южная погранзастава. Участвовал в ликвидации последствий землетрясения в Спитаке. Сполна за два с половиной года хлебнул и Афганистана. Завершил службу в Ташкенте, и его, как каждого, по словам Близнюка, «засахаренного интеллигента», «тоска» (т.е. ностальгия) возвратила на родную полесскую землю. Поверив в перспективы, обещанные фермерством, Близнюк 18 (!) раз ездил в райцентр, чтобы получить землю. Заодно и закончил фермерское отделение Горохивского совхоза-техникума. Понятно, что мужчина с таким характером и жизненным опытом не мог долго оставаться в роли среднего хлебопашца — четвертый год Адам Семенович возглавляет крупнейшую по территории в Маневичском районе сельскую раду. Его считают хорошим хозяйственником, а кое-кто — и чудаком, потому что всем говорит правду в глаза... Но, чтобы разобраться, кем является для Красноволи (а также Тельчива, Ничогивки, Матиек и Погулянки) сегодня сельский голова с военно-боевым прошлым, следует его послушать...
— Живем весело, не грустим. Припоминаете, как говорил крокодил Гена: «А в Подмосковье очень хорошо: ягоды, грибы...» — с первой же минуты сельский голова заговорил в свойственном ему колоритном стиле. — Это сегодня спокойный день, ведь утром было только четыре посетителя. А бывает, что и 40, и 50... Особенно когда не праздник, а, как у нас говорят, передпраздник. Человек сомневается, можно ли работать, и проблему выбора решает просто: а не сходить ли мне в сельскую раду?!
Чаще всего в сельраду сельчан зовет проблема, которую до их головы пробовал решить и не решил «еще блаженной памяти Столыпин»: земля и воля.
— Была благая затея — дать мужику землю. Думали — он и возрадуется! Но людей старой закваски мало. Мужики, кто пошустрее, — в Россию, Польшу на заработки, женщины — на Волыни на буряках. И дай Бог им здоровья... Но земля же должна иметь хозяина! В нашей сельской раде раньше землей никто не занимался. Народ делал так, как ему выгодно: поскольку поля малоплодородные, или же чистые торфяники, или песчаные почвы, нужно брать не так умением, как числом: до десяти гектаров позапахивали, позанимали. И это хорошо, потому что земля не должна гулять! Но ведь нам теперь приходится остатки забирать... Я дядьку про закон, а он мне: «Вы все такие!» Я ему про землю, он мне про Лазаренко, я ему о телятах, а он мне о Президенте...
— Селянин на Полесье, говорят, был забитым. А при покойном батьке мы держали четыре коровы, у нас были бычки и волы, своя техника, остатки выращенного продавали, и сами белый хлеб ели. В хате на четыре комнаты вся столярка — дубовая. Вы найдите мне сегодня хозяина, который, имея семеро детей, такое бы осилил. Когда пришла новая, советская, власть, то попросилась в нашу хату в приймы: в одной комнате школу открыли, в другой магазин. Во время войны батька не взял оружия в руки, поскольку это ему запрещала вера, и его от нас забрали. В 46 м «хлопцы из леса» решили нашу хату сжечь, потому что в ней была «советская школа», однако нашелся один добрый человек и предупредил: «Федора, ночью придут, повыноси, спаси что можешь». Пришли, подожгли, погрелись, покурили... А сегодня говорят, чтобы их называли борцами за волю Украины! Мать рассказывала, какими на самом деле были борцы за Украину. В 49-м пришел ночью один, вынул из куфера (сундука. —
Авт. ) полотно себе на портянки — и назавтра за это был расстрелян. Командир, который вынес этот приговор, оставил одинокой женщине с семерыми детьми рюкзак с тушенкой, а мать так была напугана, что еще месяц боялась открыть хотя бы одну банку...
— В нашем селе говорят так: кто бы к власти не пришел, а мужику — работай. Нельзя однозначно отрицать то положительное, что было в колхозах. Так же, как нельзя только в черных красках рисовать наше присутствие в Афганистане. Мы уже десять лет как оттуда ушли, а они все воюют. Воюют не простые люди, а политики — между собой... Когда-то показывали по телевидению, как Ахмад-Шах занял город Кундуз. Я там каждую уличку, каждый дом знаю. Он сжег, уничтожил все, что мы понастроили! Сколько больниц, школ афганцам построили, сколько комбайнов с тракторами с Союза шло! Не думайте, что так легко жить под баем... Я служил на Кушке, в пограничной комендатуре. Там и до сих пор есть два села из украинских казаков-переселенцев, Полтавка и Моргунивка. Все мужчины в соломенных шляпах таких же старосветских, как когда-то под Диканькой хаживали... Через реченьку Кушку — уже и Афганистан. В Полтавке и Моргунивке тракторами пашут, а там — сохой...
Да, про колхозы. Я за три месяца работы на тракторе заработал себе на мотоцикл. Миша-комбайнер в Болгарию бесплатно (за труд свой!) ездил, доярки ходили одетые не хуже, чем городские жители, и мебель покупали, и на курортах бывали. На болотах, где корова по уши проваливалась, мы теперь сеем пшеницу. Но наступило время перемен, время передела собственности, и, пока оно не пройдет, покоя в селе не будет. И еще не родился тот голова, который бы всем угодил. Моя мать умерла недавно, ей было 90 лет. Заработала пенсию — 64 гривни, а при разделе бывшего колхозного имущества на ее долю пришлось бы два кирпича с коровника, две гайки от трактора и одна шиферина. Поэтому на вопросы, кто виновен, что так на селе произошло, даже родная мать говорила: «Ты, Адам. Пока тебя в Красноволе не было, этого никто не делал!» Поэтому поставят ли мне памятник после того, как перестану быть сельским головой, как ставят их в каждом узбекском селе — и на въезде, и на выезде — узбекскому президенту Каримову, глубоко в этом сомневаюсь...
— Пока что село выжидает. Охотно идет на выборы, ведь для сельского человека и это праздник. Есть какой-то отдых от тяжелого труда на земле. Красиво одетые, семьями, а еще ж и буфет работает, можно кума или куму увидеть... А еще можно кандидату, если местный, вспомнить, как он, распределяя товар по талонам, платка жене не выдал, и теперь она его вычеркнет... Селянин себя на выборах реализует! Причем если бы разделили выборы в Верховную, даже областную рады, — и местные, то на последние была бы явка процентов двадцать. Простому человеку, о котором вспоминают только перед выборами, местный депутат не так интересен — он его знает как облупленного. Вот Ющенко — это другая вещь... Говорят, хороший был, пенсии и зарплаты выдал. Словно подвиг Атланта совершил!.. И если бы появился сегодня у нас Жириновский, пообещал бы «каждому мужику — по трактору, а каждой бабе — по трактористу»... Конец был бы нашей независимости!
— Если есть сельские рады, в которых насчитывается 160—170 хозяйственных дворов, а у нас их — 824! Пайщиков в КСП бывает 200—300, а у нас — 1500! Пять сел, более 10 тысяч населения... А штат — тот же, только землеустроитель не на полставки, а на целый оклад. Об объеме работ свидетельствует то, что наш главный бухгалтер Валентина Юрьевна Пивторак выдает за год до 3 тысяч справок, имеющих юридическую силу. Сельраду объехать по периметру — 48 километров. Чем? Или своего коня запрягаю, или кого-то прошу подвезти. При этом на нас, двух госслужащих — меня и заместителя Анатолия Владимировича Майстра — обрушивается из Киева, Луцка, района лавина бумаг. Хорошо, что у нас хватает ума их не выполнять! Тех, конечно, которые пишутся, чтобы писаться: нет для их выполнения ни времени, ни средств, ни людей. Вот все говорят: будет административная реформа, будут губернии... При царе-батюшке Волынская губерния включала в себя Ровенщину, часть Тернопольщины, Житомирщину... Губернатор имел право устанавливать и отменять налоги, отменять смертную казнь. А ты сделай власть на местах сильной, а не буфером, который ответственен за все! А то встает на сельском сходе дедок зловредный, немного перед этим выпив, и начинает тебя делать крайним. Я, правда, сразу предлагаю: стань на мое место и поруководи. И прямо с этой минуты! А в ответ, как писал Высоцкий, — тишина...
Резонансным стало выступление красновольского сельского головы на одном из районных активов (разве только это одно, впрочем, речь о нем).
— Когда один милиционер на 17 сел, люди начинают понимать демократию как вседозволенность. Вот сельских голов и заставляют ходить по хатам и «трясти» самогон. Возьмем нашу сельраду и отнимем хаты, где живут верующие, которые и не пьют и не гонят... Если я с 600 хат «перетрясу» — какую-то часть хозяев, возможно, придется штрафовать. Участковый милиционер получит за «операцию» звездочку на погоны, а сельский голова — проклятия на свою голову. Хорошо, если я горилку найду. А если не найду, а найдется человек, который напомнит о Конституции и ордере на обыск... Поддержит ли меня прокурор за такую затею?! И давайте не закрывать стыдливо глаза: чего стоит баба Василина без бутылки? Кто ей дров «за так» привезет или огород вспашет? С самогоноварением бороться нужно, но не методом наскоков. Многим сельским головам не нравится, что их посылают хаты «трясти», но они боятся поднять этот вопрос, чтобы не поняли превратно.
— А вы почему не боитесь?
— За должность не держусь, пенсию уже выслужил, а еще каждый человек в селах нашей сельрады знает: Адам Близнюк никогда и ни за какую услугу не взял ни хабара, ни бутылки водки «на могарыч». Если же мне кто-то и помог, потому что я дом строю, или же свиноматку к борову заведу — за все рассчитываюсь!
У бывшего вояки из особого разведывательного батальона особой десантно-штурмовой бригады сегодня — рабочие сельские руки. С рассвета он, как и каждый его избиратель, кормит скот, поит коня, летом собирает сено, а осенью копает картошку... Но в восемь — помывшись, побрившись и при галстуке — как штык на рабочем месте и отстаивает интересы громады.
— Напишите, что сельский голова из Красноволи обращается к торговому дому «Любарт». Если не выплатят денег, которые задолжали людям за молоко, забранное еще в позапрошлом году, приеду и брошу гранату! Уже шесть раз ездил... (О гранате, конечно, шутит, но относительно долгов настроен серьезно).
«При Адаме» людям выделили сенокосы для домашних коровок, почти сотне человек недавно (впервые в районе!) вручили государственные акты на право владения землей. На территории сельрады работает дом культуры и три клуба, а четвертый, в Матейках, где старое помещение, будут строить заново. С тех пор, как начали стабильно платить «детские» деньги, матери предпочитают домашнее воспитание, и сам по себе распался детсад. Чтобы не пропало хорошее двухэтажное помещение, голова планирует открыть амбулаторию с дневным стационаром.
Армия, а тем более, боевые будни учат мужчину решать проблемы. Большая сельрада, много сел? Что ж, в каждом из них имеет теперь Близнюк своего «наместника», т.е. заместителя сельского головы по общественной работе. Эти люди, которых селяне называют старостами, являются его помощниками на местах. В Ничогивке — Владимир Арсениевич Лихачов, в Матейках — Илья Петрович Демчук, в Красноволе — Василий Андреевич Васюхник, в Погулянке — Созон Павлович Лихач, в Тельче — Николай Федорович Переходько.
«До Адама» в Красноволе отродясь не было церкви, потому что привыкли ходить на более богатые села. Близнюк убедил крайних скептиков — до Михайла, храмового праздника, православная громада достроила храм. Помогла власть построить и молитвенный дом, ибо, по мнению головы, все это помогает селу развиваться.
